Планета Вода (сборник с иллюстрациями) - Акунин Борис "Чхартишвили Григорий Шалвович"

Не глядя на объект, посредством одного лишь периферийного зрения (этот способ наблюдения требовал специальной тренировки), Фандорин изучал того, кто несколько часов назад хладнокровно убил восемь человек.

Ничего «гадючьего» во взгляде Болеслава Ружевича с такого расстояния не усматривалось. Безобидный франтик, с изящными умеренными движениями и приятной улыбкой. Сделал умильную гримасу очаровательной златокудрой малышке, которая сидела за соседним столиком между папой и мамой. Девочка – ей было года три – засмотрелась на красивого дядю. Он подмигнул. Маленькая кокетка закрыла личико ладошкой. Подглядела между пальцев. Цукерчек высунул язык. Девочка захихикала. Симпатичнейшая сценка, прямо прелесть.

– Зуев, – тихо сказал подполковник, задание которого было наблюдать за входом – не подаст ли знак поручик. – Зовет. Объект не заметил?

– Нет. Он в ту сторону не смотрит. – Фандорин поднялся, сдернув салфетку. – Эй, любезный, где тут у вас клозет?

Прошел за официантом к выходу.

Зуев стоял в коридоре. С ним еще трое: двое крепких мужчин в одинаковых коричневых пальто и переминающийся с ноги на ногу субъект в кепи с наушниками.

– Мои ребята, – кивнул поручик на коричневых. – А это Косятко.

– По-ихнему, по-польски, значит «котенок», – хмыкнул один из агентов, мордатый. – Кис-кис, Котятка.

Маклер нервно улыбнулся, а поручик цыкнул на весельчака:

– Роток на замок, Шипенко! Это господин Фандорин. Тот самый.

Агент уставился на Эраста Петровича, будто на коронованную особу. Второй шумно сглотнул.

– Цо мне делать, пан начальник? – спросил маклер, мешая русские и польские слова.

– Подхóдите, даёте пропуск и к-картонку. Берете деньги. Уходите. Вот и всё, – объяснил Фандорин. – Вы, поручик, с агентами спрячьтесь куда-нибудь. Понадобитесь потом, когда я его уже возьму.

Снова заговорил Косятко – теперь по-польски, сильно волнуясь. Эраст Петрович разобрал только два слова: «złodziej» и «pociąg» («поезд»).

– Спрашивает, не один ли это из грабителей, перебивших охрану почтового вагона, – перевел поручик. – У маклеров свой «телеграф». Знают уже.

– Нет, – сказал Фандорин поляку. – Это просто австрийский шпион. Ничего опасного.

– Так, – кивнул тот, но, кажется, не поверил. Рука, дотронувшаяся до ворота, дрожала.

– Вот что, поручик. Я возвращаюсь в зал, а вы дайте ему успокоиться и запускайте.

Сел на место, не глядя на Цукерчека. Объяснил Павлову, что маклер нехорош, что нужно подождать.

– Пусть объект выйдет в коридор. Возьму, как м-миленького. Вы только проследите, чтобы кто-нибудь случайно под пулю не сунулся.

– Я помню, как вы тогда, в Твери на вокзале, брали японского агента, – с восхищением шепнул подполковник. – Я даже не разглядел, что именно вы сделали, а он, голубчик, уже лежит и только глазами хлопает… Как же мне повезло, что вы проезжали через Кельцы! Признаться, я уж думал – всё, моей службе конец. Так и вышло бы. Стал бы трясти этого несчастного Коркина, а он ни сном ни духом. Теперь же получится, что преступление раскрыто в тот же день и грабитель задержан. Я, конечно, доложу генералу и в министерство, что это стало возможно лишь благодаря вам, Эраст Петрович.

– Ну и г-глупо, – покривился Фандорин, одновременно наблюдая за Цукерчеком и – по отражению в лезвии столового ножа – за дверью. – Мне это совершенно ни к чему, а вам карьеру делать.

Почему бы не помочь приличному человеку и неплохому офицеру в продвижении по службе? В будущем может оказаться полезно.

– Что вы такое говорите! Мне чужие заслуги приписывать… – горячо начал возражать подполковник, но Эраст Петрович двинул бровями: внимание!

В ресторан вошел Косятко, и вид его Фандорину совсем не понравился.

Маклер уже не трясся, как давеча, но вжимал голову в плечи и чаще нужного моргал.

– Черт, глазки бегают, – пробормотал Эраст Петрович. – Будем надеяться, что сойдет за естественную для противозаконной сделки нервозность…

На всякий случай отодвинулся подальше от стола, чтобы, оттолкнув стул, сразу кинуться на преступника.

Ружевич, однако, глядел на приближающегося маклера безо всякой тревоги и улыбался, хотя левая рука снова сползла в карман.

Косятко наклонился, о чем-то пошептались. Произошел обмен – конверт на конверт.

– Загляни. Пересчитай деньги, – беззвучно подсказал Фандорин.

Но чертов маклер сунул конверт за пазуху, не раскрыв, и быстро, слишком быстро зашагал к выходу. Еще и вытер рукавом лоб.

– Нехорошо, – шепнул Эраст Петрович приподнимаясь.

А Цукерчек уже был на ногах. Правой рукой подхватил ранец. Точеное лицо исказилось бешеной гримасой, в левой руке будто сам собою появился «кольт».

– Judasz! [9] – крикнул убийца тонким голосом вслед маклеру.

Грохот выстрела. Плевок пламени. Дым.

Косятко дернулся вперед, словно кто-то со всей силы ударил его по затылку, и повалился лицом в пол.

Фандорин уже бежал к кухонной двери, чтобы отсечь преступнику путь отхода. Если кинется в коридор – там его примут поручик с агентами.

Но Ружевич метнулся к соседнему столу, где застыло от ужаса идиллическое семейство.

Сдернул со стула золотоволосую девчушку, перебросил через плечо и попятился к кухне, быстро двигая стволом револьвера вправо-влево. В зале многие повскакивали со стульев, и разобрать, кто тут жандарм, преступник не мог – лишь поэтому и не стрелял. Малышка пищала, сучила ножками.

– Не двигаться! – крикнул Фандорин подполковнику и сунувшемуся в дверь Зуеву. – Пусть уходит!

Цукерчек толкнул спиной створку, исчез на кухне. С той стороны грянул выстрел.

Эраст Петрович был уже у двери. Толкнул – подалась, но плохо. Что-то мешало ей открыться. Навалились Зуев и один из агентов, отворили.

Под ногами, на полу, лежал кто-то грузный, в белой куртке и поварском колпаке.

– Не будет больше фляков! – охнул поручик. – Ну, гадина…

И побежал через пар и чад кухонного отсека, опередив Фандорина.

Тот на миг склонился над лежащим.

Мертв. Выстрел в упор. Между глаз.

Ай да Цукерчек. Прикрылся ребенком. Убил человека, просто чтобы подпереть им дверь.

Стиснув зубы, Фандорин бросился вдогонку за остальными.

На перроне, слава богу, пассажиров не было – попрятались. Однако, ситуация выглядела паршиво.

Преступник не успел далеко оторваться и бежал не особенно быстро, но оба офицера и агенты не решались к нему приблизиться. Девочка уже не кричала и не двигалась, должно быть, лишившись чувств, однако стрелять было рискованно – не дай бог, заденешь. Если б иметь при себе оружие, можно было бы прострелить убийце ногу, но вооружиться Эраст Петрович не позаботился, уверенный, что легко возьмет субтильного Цукерчека.

– Не соваться! Я сам! – крикнул Фандорин, быстро догнав жандармов.

Перрон

Ружевич вскинул руку с револьвером, быстро выстрелив четыре раза: в Эраста Петровича, в поручика, в одного агента, во второго. Запыхавшийся подполковник отстал и под пулю не попал.

Фандорин-то от выстрела увернулся; горячая волна лишь щекотнула висок и ухо, но трое остальных полетели с ног, будто кегли в кегельбане.

Теперь барабан «кольта» был пуст, и Эраст Петрович уже безо всяких зигзагов рванулся вперед.

Но меткий стрелок отшвырнул бесполезный револьвер, выдернул из-за пояса другой – семизарядный «наган», и пришлось перейти в партер. На этот раз пуля шевельнула Фандорину волосы на макушке.

Пришлось немного отстать, чтобы был люфт для маневра.

Следующие несколько секунд напоминали странный танец под аккомпанемент ударных. Цукерчек, семеня, отступал вдоль кромки перрона, оборачивался, стрелял. Эраст Петрович прыгал из стороны в сторону, приседал, раз даже перекатился по бетонному настилу. И считал выстрелы.