Лучший исторический детектив (СИ) - Цветкова Ирина
— Что моя госпожа делает здесь в первом часу ночи? — с улыбкой спросил он.
Лиля не сразу ответила. Она раздумывала, нужно ли посвящать дворецкого в тайну, в существовании которой вовсе не была уверена. В общем-то она ему доверяла, их и не такие секреты связывали, но в данный момент Лиля и сама не знала, надо ли о чём-то говорить ему, пока она сама не убедится в том, что всё то, что и заставило её приехать в Херсон именно сейчас — не выдумка. А вдруг и выдумка? Было ли это на самом деле: маленькая девочка в длинной белой кружевной ночной рубашке вскакивает ночью от страшного сна, она плачет и хочет к родителям. И она открывает дверь своей комнаты и идёт туда, откуда был виден свет. Девочка шла на свет, а он горел в кабинете Мещерякова. В слезах она бросилась к тому, кого считала отцом, а он взял её на руки, гладил по белокурым волосам и успокаивал. Положив головку ему на плечо, она вздрагивала от судорожных рыданий. Но не только эта картина стояла у Лили перед глазами. В кабинете была открыта толстая металлическая дверь, которая вела в какой-то тёмный ход. Мещеряков на руках убаюкал девочку и унёс её в детскую кроватку. Что это было: сон или явь? Было это или не было? Двери той никогда Лиля больше не видела. И эта детская картинка никогда не возвращалась к ней, лишь недавно забытое воспоминание детства вдруг почему-то встало перед глазами. Но именно это обстоятельство — то, что никогда она об этом не вспоминала и оно совершенно непонятно почему и откуда пришло, — и настораживало её. Может быть, это буйство фантазии или какой-то забытый детский сон? И ради этого не стоит стены крушить?
А ведь Лиля ради того и приехала, чтобы найти потайную дверь. Даже если её нет. Надо убедиться в том, что она есть или же её нет. Перед дворецким неловко будет: разворотить стену и ничего не найти. Посчитает её умалишённой: что-то показалось, померещилось в бреду — и ради этого стену ломать… И тут даже не срабатывало прежнее: он — холоп, я — госпожа, мне ли смущаться перед слугой своим. Нет, ей по-женски не хотелось перед мужчиной упасть в грязь лицом. Но она всё равно прикажет ломать стену, даже если там ничего и нет. А если есть, то эту тайну никому нельзя доверить. Выходит, в любом случае надо говорить дворецкому о своих намерениях — кто же будет стену долбить, как не он?
И тогда она рассказала ему всё о том, как бежала, заплаканная, из своей спаленки по коридору на спасительный свет, как бросилась отцу на шею и как он, успокаивая её, одновременно пытался прикрыть металлическую дверь.
— Я никогда не видела больше этой двери. И я даже не уверена, что она существует. Может, это мне приснилось или это игра воображения… Но я должна проверить в собственном доме эту пусть даже малейшую вероятность.
— А куда эта стена ведёт? Что с обратной стороны? — дворецкий уже деловито ощупывал стену.
— Там сарай пристроенный, конюшня твоя. Вспомни, что там, в конюшне, я ведь там никогда не была.
— Лошадей давно нет, ещё с тех пор, как мы отсюда уехали. А потайные ходы… Не помню.
— Значит так. Сегодня мы уже ничего не будем делать. Надо отправить челядь к родственникам, чтоб в доме никого не было. Думаю, что придётся самим разбирать стену — нанимать никого не будем, чтоб не было лишних глаз.
— А что ты ожидаешь там найти? — спросил дворецкий.
— Вот этого я и сама не знаю. Но я должна проверить любую версию. А ещё — ты ведь знаешь мои планы, я хочу восстановить свои права по линии Романовых. Но я ведь и у Мещеряковых была единственным ребёнком, они меня приняли, назвали дочерью, и я имею такие же права на их наследство, как и на наследство Романовых. Поэтому я выжму всё отсюда, а потом возьмусь за главное своё дело.
Помолчав, Лиля добавила:
— Я ведь знала Мещеряковых уже в преклонном возрасте, а кем они были в молодости, чем занимались — совсем не знаю. Мне надо всё расследовать.
— Чем же тут можно разбить стену? — словно не слыша её, проговорил дворецкий.
— Не знаю. Ты мужчина, тебе лучше знать, как это делается. Одним словом, пролом стены остаётся на тебе, а я займусь архивом Мещеряковых. Надеюсь, в его кабинете остались какие-нибудь документы и фотографии.
— Ты хоть скажи, где ломать-то? Где ты запомнила эту дверь?
— Мне кажется, как раз за этим книжным шкафом. Но на сегодня хватит тайн, пора спать. Уже глубокая ночь. Гаси свет, пошли по комнатам.
Стоя у окна в тёмной спальне, Лиля не торопилась ложиться. В её комнату падал свет от уличного фонаря. Она ещё помнила те времена, когда по улицам города жители расхаживали с фонарями в руках. Но прогресс неумолимо идёт вперёд — и теперь город освещался керосиновыми лампами, которые возвышались на десятифутовых [3] столбах. С наступлением темноты специальный ламповщик ходил с лёгкой лестницей и зажигал уличные фонари. Да, человеку, пожившему в Европе, наверное, скучно будет в Херсоне, если только он не родился здесь. Что-то щемящее, родное было в этом доме, в этой улице, в этом фонаре у дома. Лиля не собиралась здесь жить, она вернулась сюда лишь для того, чтобы претворить в жизнь свои планы, в которых её город был лишь стартовой площадкой. Она прекрасно это сознавала и боялась нахлынувших на неё чувств. Только бы не пойти у них на поводу! Только бы не поддаться сентиментальности, не раскиснуть, не остановиться на полпути! Нет, Лиля не остановится, но… Но так хочется вечность стоять у окна, смотреть на мерцание керосинового пламени и никуда не спешить, не строить планов, забыть обо всём… Нет, нет, нет, прочь все мысли, уводящие в сторону, прочь сентиментальность, всё прочь, должно быть только одно, главное — та цель, которая впереди светит неясным светом, которая недостижима и которая обязательно должна быть покорена!
После утреннего чая Лиля просматривала газету. Это была местная херсонская газета «Юг», когда-то её выписывали Мещеряковы, вслух читали, обсуждали статьи, но Лиля тогда не интересовалась прессой. Она помнила, что старики Мещеряковы оживлённо обсуждали новости из газеты, чем-то возмущались, чему-то радовались, но она никогда не участвовала в этих разговорах. В Херсоне выходили и другие газеты: «Копейка», «Родной край» и прочие, но в память о детстве и о родителях она решила выписать «Юг». Чем живёт город сегодня?
«Контора газеты «Юг» вторично доводит до сведения публики, что Александр Павлович Позен лишён ею доверия по приёму подписки и объявлений». — «Это что же надо натворить такое, чтобы о тебе так напечатали в газете?» — подумала Лиля.
«Городской театр в воскресенье 3 ноября труппою русских драматических артистов под дирекцией М.И.Каширина представлено будет в первый раз на здешней сцене:
1. В новой семье. Драма в четыре части, соч. Вл. Александрова.
2. Тайна женщины. Водевиль в одном действии с пением.
Участвуют: г-жа Шуваловская, г.г. Никитин-Фабианский, Орлов и Ратмиров.
Начало ровно в 8 часов вечера.
Касса открыта с 11 часов утра до 2, и с 5 до 8 часов вечера».
«Надо сходить в театр. Конечно, после Ла-Скала и Гранд-Опера это, может быть, не совсем…»
«В Алешках подписка и объявления для газеты «Юг» принимаются у Григория Васильевича Бражникова, служащего в земской управе». — Прекрасное название — Алешки, городок на другой стороне Днепра напротив Херсона. Надо бы там хоть раз побывать. Лиля много слышала об Алешках, у них даже девочка в классе была родом оттуда.
«Нужны мальчики в Главную контору газеты «Юг» на определённое жалованье».
«Нужна кухарка. Адрес в конторе газеты «Юг».
«Девушка из приличной семьи ищет работу гувернантки с проживанием. Адрес в конторе газеты «Юг».
Так, ладно, займёмся делами, сказала себе Лиля, решительно отложив газету.
— Дворецкий, ты должен пойти в Общественную библиотеку на Старообрядовой площади. Возьми газеты того года, тех дней, когда мои родители… те, настоящие, Королевичи, появились вместе со мной в Херсоне. Проследи, может, хроника происшествий, или полицейская, или ещё где-нибудь есть упоминание об этом случае. Тебе же лучше известно, когда и как это происходило.
