Кэролайн Роу - Успокоительное для грешника
Глава пятая
Пока Ракель выслушивала грудь сеньоры Дольсы, внимательно осматривала ее горло и давала капли, которые должны были снять опухоль, ее муж, Эфраим, заботливо топтался поблизости. Даниель, их племянник, остался в лавке один.
День выдался спокойный, перед полуднем зашли всего несколько покупателей. Даниель склонился над парой превосходных лайковых перчаток, которые только что сшил, по-разному раскладывая на них бисеринки разных цветов, стараясь создать узор, который пока что существовал лишь у него в голове. Это увлекательное занятие прервал звук шагов; он положил бисеринки на стол и поднял глаза. В дверь вошли две женщины в дорогой одежде, мать и дочь, за ними следовали их слуги.
Даниель отложил работу и улыбнулся.
— Доброе утро, сеньора Алисия, — обратился он к старшей, поднимаясь с табурета. — Надеюсь, вы здоровы.
— Совершенно здорова, Даниель, спасибо, — ответила та с вялым, но добродушным видом.
Даниель скрыл легкое раздражение под маской вежливости.
— А сеньор Висенс? — дядя не раз журил его за то, что он не задает исчерпывающих вопросов о здоровье и благополучии покупателей — тратили ли те большие деньги на изящные лайковые перчатки или покупали грубые за гроши.
— Муж тоже здоров, — ответила она.
— Показать вам что-нибудь, сеньора Алисия? — спросил Даниель. — Или вам, сеньора Лаура?
В ответ сеньора Алисия улыбнулась и стала рассматривать выложенные на прилавок образцы.
Дочь нарушила ее задумчивость.
— Мама, — сказала она, — взгляни на эти. Красивые, правда? Я хочу такие. Только с вот таким узором, — предположила она, указывая на другую пару, — притом из зеленых бисеринок.
— Лаура, они, должно быть, очень дорогие, — предположила ее мать. Потом внимательно оглядела их. — Сколько они стоят, Даниель? Перчатки, которые хотелось бы иметь моей Лауре?
Даниель подался вперед и назвал сумму сеньоре Алисии на ухо.
— Я могла бы купить платье за такие деньги, — сказала пораженная женщина. — Может, и простое, но тем не менее… Это слишком дорого за пару перчаток.
— Но, мама, — сказала Лаура с жалобными нотками в голосе, — перчатки всегда дорогие.
— Они бы замечательно выглядели на сеньоре Лауре, — сказал Даниель. — Но у нас есть и другие фасоны, более дешевые, которые тоже будут превосходно смотреться на ее изящных руках.
— Мама, мне нравится узор на этих, — упрямо заявила Лаура. — И потом сейчас уже неважно, сколько они стоят, так ведь?
— Лаура, что ты говоришь?
— Мама, папа сказал, что мы разбогатеем. Значит, можно позволить себе их.
— Шшш, милочка, — сказала ее мать, беспокойно озираясь. — Не говори таких вещей. А если и так, подождем, когда это произойдет, а потом уж станем заказывать самые дорогие перчатки в лавке.
И она вытолкала дочь наружу, не дав никому сказать ни слова.
— Хорошенькая толстушка, — сказал подмастерье, он стоял, привалясь к косяку ведущих в мастерскую дверей, и молча слушал разговор. — Везет же тебе, а?
— Кто? — спросил Даниель, снова принимаясь раскладывать узор.
— Сеньора Лаура, — ответил подмастерье. — Правда, я не отказался бы и от ее матери.
— Да, конечно, — рассеянно сказал Даниель.
В то время когда сеньора Алисия и ее дочь думали о дорогих перчатках, их муж и отец узнал о смерти Гвалтера Гутьерреса. Он сидел в глубине лавки, предоставив ученику заниматься покупателями. За годы расчетливого, упорного труда и ловких сделок он постепенно превратил скромную лавку, где покупали материю сообразительные и прижимистые хозяйки Жироны, в большое предприятие, все шире ведя дела с купцами, портными и другими лавочниками. За его маленькой конторой находилась комната, до того забитая товарами, что ее называли складом.
Затишье в работе дало ему время строить смелые планы, которые он обдумывал уже две-три недели.
Услышав изумленный возглас ученика, Висенс встал и вошел в лавку.
— Дорогой сеньор Николау, — задушевно сказал он. — Как я рад видеть вас. Это просто визит — поверьте, очень приятный — или показать вам что-нибудь? Отрез красивой ткани для летнего платья вашей доброй жене?
— Сеньор Николау рассказывал мне об убийстве сеньора Гвалтера, — сказал ученик. — И об этом жутком похищении. А потом ваш друг Пере заглянул на минутку спросить, есть ли у нас новый шелк, его жена хочет взглянуть на него, и сказал нам, что у сеньора Гвалтера был священный Грааль, настоящий, он нес его в собор и его сразила Рука Господня. Он так сказал, правда, сеньор Николау?
— Священный Грааль у Гвалтера? — произнес Висенс слабым голосом.
— Это просто слух, сеньор Висенс, — сказал Николау Мальол. — Мы знаем только, что Гвалтера нашли возле дворца епископа.
— Но врач наверняка…
— Я распрошу тестя, когда увижу его, сеньор Висенс. Вне всякого сомнения, он знает больше.
— Совершенно верно, — сказал Висенс и грузно опустился на стул. — Врач Исаак знает все, что происходит в городе. Парень, — резко обратился он к ученику. — В лавке останусь я. Тебе нужно разнести покупки.
— Хорошо, сеньор Висенс, — сказал ученик, радостно взял два небольших свертка и поспешил к двери. Улица буквально гудела новостями, и ему очень хотелось окунуться в это возбуждение.
— Пожалуй, мне нужно проконсультироваться с вашим тестем, — сказал Висенс.
— Заболели? — спросил Николау. — Вы выглядите довольно бледным.
— Нет, я не болен. Огорчен и встревожен этой новостью, вот и все. У него в самом деле был Грааль?
— Не представляю, как такое могло случиться, — сказал Николау. — Откуда бы он взял его?
— Это я могу вам сказать, — произнес Висенс шепотом. — Один человек — нездешний — принес его в город. Недавно.
— Не верю, — сказал пораженный Николау. — Сюда?
— Почему бы нет? У нас красивый собор…
— Будет красивым, когда его достроят. Но как вы узнали об этом?
— Тот человек предлагал его мне. За большие деньги.
— Господи Боже, — сказал Николау. — Он говорил, что у него есть Грааль?
— Шшш, — прошипел Висенс. — Об этом никто не должен знать.
— Представьте, если б это было правдой, — сказал Николау.
— Вне всяких сомнений, это правда, — заговорил Висенс. — В подтверждение этого у него есть бумаги. Можете представить себе, чем хранение Грааля здесь — в соборе — обернулось бы для города? К нам повалили бы тысячи паломников. Прибывали бы сюда ежедневно, нуждаясь в еде и крове, с золотом в карманах и громадным желанием истратить его на безделушки, отрезы шелка и прочее, чтобы показать дома соседям.
— Тогда стало бы шумно и тревожно, — сказал Николау. — Там, где паломники, там воры, головорезы и всякие другие отвратительные люди. Нет — я думаю, Граалю лучше всего оставаться сокрытым от людских глаз.
Сеньор Висенс удивленно воззрился на него и покачал головой.
Торговец тканями проводил Николау Мальола до площади. Николау остановился и что-то пробормотал под нос.
— Прощу прощенья? — произнес Висенс.
— Извините, сеньор Висенс. Я засмотрелся на ученика моего тестя, увлеченного разговором с кем-то, и подумал о том, как сильно он вырос за год.
— Он разговаривает с Баптистой, — сказал Висенс. — Какие дела могут быть у Баптисты с учеником врача? Что он затевает?
— Юсуф?
— Нет, Баптиста, — ответил Висенс. — Простите меня, сеньор Николау. У меня дела.
И поспешил обратно в лавку.
— Николау, может ли это быть правдой? — спросила его жена Ребекка, когда они сели обедать.
— Нет, — ответил ее муж. — Не думаю. Но мне нужно заглянуть к Марти. Он очень любил отца, хотя Гвалтер сильно раздражал его, и, должно быть, раздавлен горем.
— Я пойду с тобой, засвидетельствую свое почтение сеньоре Сибилле.
— Я тоже хочу пойти, — сказал их сын Карлос.
— Не сейчас, — ответила его мать. — В другой раз. Я возьму с собой служанку, — обратилась она к мужу, — и по пути обратно, пока ты будешь разговаривать с Марти, я сделаю кое-какие покупки.
— Николау, мне невыносимо находиться в этом доме, — сказал Марти. Они сидели во дворе, стараясь поддерживать неловкий обмен вежливыми банальностями. — Давай погуляем вдоль реки.
— Должно быть, дом пробуждает мучительные воспоминания, — негромко произнес Николау.
— Долго это продолжаться не будет, — сказал его друг.
— Почему? — спросил Николау. — Уежаешь?
— Можно сказать так, — ответил Марти, поднимаясь на ноги. — Не то чтобы уезжаю. Скорее… — Он не договорил. — Я расскажу тебе всю эту ужасную историю. Думаю, вскоре ты все равно все узнаешь.
— Если не хочешь… — начал было Николау, выходя следом за Марти со двора. Сжигаемый любопытством, смешанным со смущением, он не закончил фразы.