Джон Сэк - Заговор францисканцев
– Престол его все еще пустует, – сказал Тебальдо купцам. – Возвращайтесь в Венецию, повидайте дом и родных и ожидайте избрания нового папы.
Так они и поступили, и тогда Николо узнал, что жена его, которую он пятнадцать лет назад оставил беременной, родила ему сына. Она назвала его Марко в честь святого покровителя города. Узнал Николо также, что сама она, принеся на свет дитя, умерла. И вот, через два года после первой встречи с Тебальдо, братья вернулись вместе с юным Марко. Больше ждать нельзя, сказали они. Их продолжительное отсутствие Хубилай-хан сочтет за оскорбление, и кто знает, как он отомстит подвластным ему христианам.
Как раз когда они готовы были пуститься в новое путешествие, конклав кардиналов подавил ангевинскую фракцию в своих рядах, выдвигавшую папу-француза, и объявил свое решение. Новым папой станет папский легат в Акре.
Тебальдо поднялся с трона из ливанского кедра, услышав в гулком коридоре эхо голосов и шагов. Во главе семейной делегации в зал вошел Маффео Поло. Преклонив колени, он поцеловал перстень на руке Тебальдо.
– Ваше святейшество, – заговорил он. – Какая чудесная неожиданность. Под каким именем мы будем знать вас впредь?
– Я остановился на Григории – Григорий Десятый.
Он снова сел, а посетители остались стоять перед его троном. Они всегда относились с уважением к его званию легата, но новое благоговение, которое читалось теперь на их лицах, смутило его. В самых честолюбивых мечтах он никогда не воображал себя папой. И теперь, когда его наименовали главой всего христианского мира, он охотнее держал в памяти самое скромное из титулований папы: Servus servorum Dei – раб рабов Божьих.
– Новость пришла как нельзя более своевременно, – сказал он. – Еще день – и вы были бы уже на пути к Малой Армении.
Он сделал знак служителю, ожидавшему за приоткрытой дверью, и в зал вошли два представительных монаха-доминиканца.
– Синьоры, я посылаю с вами брата Гульельмо да Триполи и брата Николо да Виченца. Милостью Божьей весть о моем избрании застала их в Акре. Это не сотня ученых мужей, коих требовал великий хан, но они люди грамотные и знающие.
За столь короткий срок он не мог бы собрать больше посланцев и надеялся только, что численность миссии не окажется решающей в деле обращения язычников татар в христианство. Смерив взглядом пышнотелых проповедников, он задумался, вынесут ли они полный трудностей путь до Катая.
Служка, приблизившись к трону, подал Тебальдо пергамент из телячьей кожи, скрепленный его личной печатью.
– Передайте Хубилай-хану, помимо моих приветствий, сию грамоту, которая уполномочивает братьев посвящать в святой сан, назначать епископов и давать отпущение во всей полноте, как мог бы делать это я сам. Благословляю вас всех, и да будете вы здравы и благополучны. Я знаю, что вам придется одолеть льды, пески, потоки, нападения варваров и множество иных опасностей...
Последние слова он произнес ради предостережения доминиканцам и заметил, как иноки беспокойно переглянулись. Возможно, не самый удачный выбор, но сейчас в Акре нет других ученых духовного звания. Разве что отдать Поло своего секретаря?
Покончив с формальностями, Тебальдо позволил себе откинуться на резную спинку трона и глубоко вздохнуть, потирая виски.
– Признаться, друзья мои, я без сожалений покину Акру. Ваша купеческая братия вкупе с крестоносцами сделала жизнь здесь совершенно невыносимой.
Слушатели неловко заерзали, не зная, принимать его слова как упрек или как шутку и надо ли им отвечать.
– Вы, конечно, понимаете, – продолжал Тебальдо, устало улыбнувшись их замешательству, – Мы отправляем на завоевание Святой Земли наших лучших воинов. Между тем Бейбарс Пундуктар со своими мамелюками продолжают отрывать у нас кусок за куском. Уже в этом году они захватили замок тамплиеров в Сафеде и обезглавили всех рыцарей. Они вырезали все население Антиохии: из восьмидесяти тысяч душ уцелели лишь те, кого солдаты Бейбарса поленились добить, – и те обращены в рабство. Думаю, не пройдет и десяти лет, как он подойдет к стенам самой Акры. И, знаете ли, он их возьмет, потому что мы, христиане, так заняты грызней между собой, что не способны объединиться против него. Ваши собратья венецианцы продают Бейбарсу оружие. Тамплиеры и госпитальеры погрязли в кровавых междоусобицах, но дружно препятствуют нашим попыткам вступить в переговоры с сарацинами, отказываясь отпустить захваченных ими в плен мусульман. «Они искусные ремесленники и нужны нам», – говорят они мне. Каждый заботится о собственной выгоде, а не о Божьем промысле, и даже не об общем благе!
Откинув назад голову, он глубоко вздохнул.
– Простите меня, синьоры. Вы всего лишь торгуете драгоценными камнями и делаете все, что можете, для нашего дела. Мои упреки относятся не к вам. Да и мой срок службы здесь окончен. Просто я устал и рад вернуться домой.
Он выпрямился и оглядел собравшихся.
– А, и Марко здесь? Помнится, мне не знаком молодой человек, который стоит с ним рядом? Он тоже ваш сын, сиор Поло?
– Нет, ваше святейшество. Позвольте мне представить вам Орфео ди Анжело Бернардоне – он друг моего сына и отправляется с нашим караваном в числе охраны.
– Стало быть, тоже венецианец?
– Он из Ассизи, ваше святейшество. – И, чтобы разрядить неловкость, Николо добавил: – Он племянник благословенного святого Франческо из этого города.
– В самом деле?
Тебальдо присмотрелся к коренастому юноше. Он гордился своим умением разбираться в людях. Молодой человек держался достойно, и Тебальдо понравилось живое любопытство, светившееся в его карих глазах. Энергичный, сообразительный юноша. Жаль, что он не обучен богословию, подумалось ему, и сейчас же в голове мелькнула еще одна мысль.
– Сиор Бернардоне, – заговорил он, – с позволения синьоров Поло я хотел бы, чтобы вы сопровождали меня в плавании в Венецию. Уверен, что с вами на борту нам обеспечено покровительство вашего святого дяди. Думается, он стоит ближе к Божьему престолу, чем всякий другой святой, кроме только благословенной матери Господа Нашего.
Братья Поло поспешили поклонами выразить свое согласие, а вот на лице ассизца Тебальдо приметил отчетливую тень разочарования и смятения. Кажется, ему не слишком польстило личное приглашение нового папы. Марко насупился и шепнул что-то на ухо другу. Тот кивнул и неуклюже выступил вперед. Он преклонил колени, склонил голову так низко, что лбом коснулся белой шелковой туфли Тебальдо, и поцеловал край его легатского облачения.
– Я слуга ваш и Господа, ваше святейшество. Весь я и все, чем владею, в вашем распоряжении.
4
Выбрав разбитый валун среди старой осыпи, Конрад пристроил дорожный мешок и сел, поджидая отставшую Амату. Солнце еще не достигло высшей точки, но камни уже нагрелись и скоро должны были раскалиться: выдался тот редкий октябрьский денек, который упрямо притворяется летним. После часа подъема по лесной тропе всякая тень осталась позади, зато легкий ветерок, скользивший по склонам, слегка разгонял зной.
Отшельник редко выходил за границу леса, спускаясь в селения долины или забираясь на эти голые высоты. Если ему и случалось вскарабкаться на вершину, то лишь в особо чтимые святые праздники, чтобы помолиться Богу в возвышенном уединении. С утесов открывался величественный вид: хребет за хребтом, голубые и лиловые вершины в снежном облачении, головокружительные пропасти, в которые низвергались водопады, – все говорило ему о величии Творца, перед которым сам Конрад казался себе ничтожным и серым, как паучок, поселившийся в щелке стены его хижины. Горожане, застрявшие в тесной паутине их собственного изготовления, могли мнить себя владыками своего мирка, но перед Господними Апеннинами умалялась всякая людская гордыня.
Он отвел взгляд от небосклона и взглянул на оставшуюся позади тропу.
– Ну как, чувствуешь себя родней горным козам? – спросил он запыхавшуюся Амату.
Девушка устало опустилась на соседний камень, жадно втянула в себя горячий воздух. Грудь ее часто вздымалась. Немного отдышавшись, она заговорила:
– Может, я немного преувеличила. Непривычны мне такие высокие горы.
– Но о том, что не боишься высоты, ты сказала правду?
– Вы, главное, ведите. Я уж не отстану. Если ваша короткая тропа сбережет нам неделю пути, скажу спасибо, как бы ни было трудно!
– Скоро мы выйдем на тропу, выбитую козами в отвесной скале, – объяснил Конрад. – Самое узкое место не длиннее двухсот ярдов, но один неверный шаг – и ты окажешься на дне пропасти в шестьсот ярдов глубиной. – Он рассеянно перебирал мелкие камушки под ногами, нарочно избегая взгляда собеседницы. – Я бы сказал, что лишь невинная душа, которая не страшится Божьего суда, решится пройти там. – Это было дело ее совести, и он не хотел видеть, как душа девушки отразится в ее глазах.
![Владлен Бахнов - Иван Васильевич меняет профессию [альбом]](/uploads/posts/books/24676/24676.jpg)
