Александр Асмолов - Шкатулка императора
Согласно традиции, имена и фамилии в Испании могут быть абсолютно необычны и многословны. Это определяется фантазией родителей. Другое дело – регистрация. Согласно испанского законодательства, в документе может быть только два имени и две фамилии. А если, например, клерк не сможет однозначно определить из имени пол ребенка, он вправе отказать в регистрации. У себя дома называйте свое чадо как угодно, а документ – дело серьезное. Поэтому два первых имени по традиции стандартны. Первое имя мальчику дается по отцу, второе – по деду. У девочек, соответственно, по женской линии. Полное имя мужчины, разглядывающего ночную Барселону, звучало так: Владимир – Анхель – Хосе – Луис – Рамон. В паспорте же значилось, что сорокалетний уроженец Таррагоны Хосе-Луис Мартинес-Мороз еще холост и зарегистрирован в родном городе на улице Сан-Антонио, 23. Вернее, в том старом доме, что стоял неподалеку от кафедрального собора, проживала его мать Пилар-Гомес Диас. Но это было официально. На самом деле последнее время Мартинес-младший жил в Барселоне, а родственники и друзья звали его Влахель, с ударением на последнюю гласную. Только покойный отец частенько очень серьезно обращался к сыну, называя его Владимир Великий. Он верил в мальчика и пророчил ему замечательное будущее.
Дело в том, что в 1936 году, когда франкисты подняли мятеж против законного правительства, дедушка Анхель, как высокопоставленный чиновник министерства финансов, отбыл в Москву, сопровождая золотой запас Испании. На эти деньги СССР в течение трех лет поставляло вооружение и своих военных специалистов в Мадрид. Вплоть до падения республики. Все это время семья товарища Мартинеса жила на столичной улице Горького, где морозным январским утром 1941 года у испанского эмигранта родился мальчик по имени Родригес – Владимир. Второе имя было дано в честь вождя мирового пролетариата, но не было внесено в документы в целях конспирации. Зато уж сыну своему, родившемуся в 1970 году, это имя и память о русских морозах Родригес передал с гордостью. Он очень любил мальчика, выделяя его, как наследника, поскольку остальные трое детей были девочками. Впрочем, если быть честным, Влахель не стал мачо, – над ним тяготело «женское» воспитание. Он унаследовал мужественные черты лица своих предков, но отнюдь не мужской характер. За глаза сослуживцы частенько называли его «Рахель», передразнивая уменьшительное домашнее имя Влахеля на женский манер. А имена, как известно, сильно влияют на наши судьбы.
Влахель всегда прилежно учился, осваивая фамильную профессию финансиста. Отцовские связи и память некоторых столичных функционеров о славном прошлом деда помогали карьере. Однако у него не было такой поддержки в общении с прекрасным полом. Ему не составляло труда завязать знакомство с какой-нибудь красоткой, но через месяц они расставались. Была ли тому причиной его бережливость или чрезмерная мягкость, Влахель не знал. Он умел нравиться, негромко и уверенно говорил, разбирался в цветах и никогда не путал предпочтения своих избранниц, но они все равно покидали несостоявшегося кабальеро.
Подобно средневековым дворянам или рыцарям, которые превыше всего ценили честь фамилии и уважительное отношение к семейным традициям, Мартинес-младший искал даму сердца. Будь рыцарские поединки в наше время, он бы вряд ли преуспел в них, но вот грамотно распорядиться сбережениями, вложить их в надежное дело и получать доход, пусть небольшой, но стабильный, он мог в совершенстве. Очевидно, профессия накладывала свой отпечаток на его взаимоотношения с женщинами. Хосе-Луис признавался себе, что он мог взглянуть иногда на обладательницу стройного шоколадного тела, как на клиентку, чьи средства он собирался выгодно вложить. Но это бывало редко. В остальном же он старался вести себя как настоящий мачо. Подарки, пусть не дорогие, но с намеком; поездки на выходные, пусть не во Францию или Италию, но очень интересные; романтические вечера, пусть не в дорогих ресторанах, но с вполне приличной кухней. Ну, не мог же он тратить бешеные деньги на понравившуюся женщину. Другое дело – жена, тогда, может быть.
Что же касается цветов, то Влахель знал в них толк и мог составить букет по всем правилам флористики, демонстрируя даме свои пылкие чувства. Однако зачастую он со своей очередной пассией говорил на разных языках. Проходила пара месяцев знакомства, и все надежды рушились. Впрочем, были и такие претендентки, что доходили до знакомства с мамой. Тогда они приезжали вдвоем на взятом Влахелем напрокат кабриолете в родную Таррагону, и Пилар-Гомес готовила свою знаменитую паэлью. Дорогая мама, как и вся семья Диас, были родом из Валенсии и считались непревзойденными мастерами этого блюда из риса, морепродуктов и курицы. Особая заправка из оливкового масла, мускатного ореха и шафрана была фамильным секретом всех, живших долгие годы на улице Сан-Антонио, неподалеку от кафедрального собора.
Замечательный вечер на прохладной террасе в старом доме, к строительству которого приложили умелые руки все мужчины семейства Диас, всегда проходил в рамках старых традиций. Настроение, окружающая мебель, посуда и приготовленная мамой паэлья всегда вызывали слезы умиления у Хосе-Луиса. Он ощущал себя законным наследником двух старинных испанских фамилий – Диас и Мартинес, и вел себя подобающим образом. Правда, в течение такого вечера в похвалах и комплементах рассыпались только гостьи. Суровый и опытный взгляд Пилар-Гомес всегда быстро разоблачал охотниц за приличными мужьями, особенно потому, как эти дамочки говорили и ели. Ни одна из приезжих штучек не прошла экзамен успешно. Но разве мог любящий сын перечить матери. Святая женщина! Она всегда права. Да и сорок лет для холостяка вполне прилично в наше время. Теперь даже женщины в эти годы стремятся делать карьеру, а не родить к тридцати троих детей, как это было в прежние времена.
Сегодня был четверг, и Влахель должен был зайти в бар на углу улиц Аугусты и Либертат. Именно должен. Эта странная история тянется много лет. Помнится, в 1996 году, когда еще был жив отец, в их старый дом на улице Сан-Антонио приехал давний друг Мартинеса-старшего. Важный гость из Мадрида долго беседовал с отцом за стаканчиком хереса. Поздно вечером, прощаясь со всеми членами семьи Мартинес, гость по-отечески потрепал по щеке тогдашнего менеджера местного отделения столичного банка, пообещав приятные новости. Так и случилось. Через несколько месяцев Влахель переехал работать в Барселону, став директором небольшой посреднической фирмы под названием «Эсмиральда».
Он был так счастлив, что не придал особого значения тому, что в учредительных документах владельцем компании значился неизвестный ему господин Гридман из России, а в конфиденциальном соглашении к договору о найме на работу Хосе-Луис обязался руководствоваться в своих действиях директивами, которые он будет получать от владельца. Первый год прошел абсолютно спокойно. «Эсмиральда» удачно вошла в посреднический бизнес в сфере управления активами не очень богатых сограждан и фирм. Клиентская база постепенно росла, сделки набирали обороты, а полученная прибыль позволила переехать в солидный офис, набрать приличный штат и зарекомендовать себя как надежного партнера. Никаких ограничений или давления со стороны реального хозяина не ощущалось, и Влахель убедил себя в том, что это один из тех богатых русских, коих теперь немало появилось в Испании. Они покупали хорошие квартиры в столице и на курортах, дорогие дома и яхты на побережье, вкладывали немалые средства в транспортные компании, доставлявшие весь год свежие продукты для Европы. Мартинес-младший не удивился, когда среди клиентов «Эсмиральды», словно по чьей-то команде, появилось три десятка хороших клиентов, работающих в одной из новых компаний Ла Пинеды.
Этот маленький городок в сотне километров от Барселоны имел добротные причалы для танкеров и нефтеперерабатывающий комплекс. Иногда по дороге в Салоу, куда Влахель любил прокатиться с очередной знакомой, чтобы покупаться на бескрайних пляжах и подурачиться в аквапарке, он проезжал мимо этого черного монстра с пугающим переплетением труб. Возникший в период нефтяного кризиса шестидесятых, перерабатывающий комплекс получил новый толчок в своем развитии уже в конце девяностых. Тогда в Ла Пинеде неожиданно появилась огромная частная компания «Гефест», получившая в свою собственность десятки новейших танкеров из России и крупнейшие контракты по перевозке нефти из Новороссийска и Туапсе. Поговаривали, что это бывшие хозяева-коммунисты выводили из разваливавшейся страны свои активы. Кто знает. Однако при «Гефесте» появились новые рабочие места, налоги потекли в местную казну, а «Эсмиральда» получила очень хороших клиентов. Правда, все они были похожи друг на друга, как близнецы – русские, купившие недвижимость в Салоу, внесшие большие деньги в развитие «Гефеста» и, главное, переводившие средства на свои счета в «Эсмиральду». Регулярность и размер этих переводов говорили о том, что это не только солидная зарплата, но и огромные бонусы от сделок. Поначалу Влахель чувствовал себя очень неуютно. Он перепроверял все финансовые документы от «Гефеста», но с точки зрения закона нарушений не было. Директор «Эсмиральды» понимал, что кто-то прятал огромные деньги от торговли нефтью в «заграничный» карман, но Испании это было выгодно. Законопослушные иностранцы вкладывали большие средства в экономику чужой страны, чтобы потом стать ее добропорядочными и состоятельными гражданами. Они редко появлялись в купленных ими домах и рабочих кабинетах, где кто-то работал за них, но хозяева издалека зорко следили за своими деньгами. Мартинес-младший частенько видел запросы на выписки по счетам клиентов из «Гефеста», но тут был полный порядок. Хосе-Луис знал свое дело и отрабатывал зарплату на все сто.
