Борис Акунин - Планета Вода (сборник)
– Дэньги будут, – ответил тот, хитро прищурившись. – Обэщаю.
После этой реплики, вызвавшей заинтересованную паузу, основным кандидатом на роль Кобачевского у Эраста Петровича стал усатый. Он говорил меньше остальных, всем приязненно улыбался и время от времени начинал перешептываться с лысым соседом, который, кажется, был в компании главной персоной.
Без четверти двенадцать молодую даму, требовавшую не забывать о новом годе, наконец услышали.
– Пусть Ильич подведет итоги года! – сказал кудрявый. Остальные его поддержали – с разной степенью энтузиазма, из чего можно было заключить, что отношения между собравшимися непростые.
– Может быть, лучше кто-нибудь из товагищей депутатов нашей поганой Думы? – стал отнекиваться картавый «Ильич». – Огатог из меня, как вам известно, неважнецкий.
Ого, у них тут и депутаты Думы есть, удивился Фандорин. И, приглядевшись, определил, что таковых здесь, пожалуй, аж трое. У народных избранников от привычки к долгим заседаниям вырабатывается совершенно особенная посадка – расслабленно-значительная, с равномерным распределением массы тела на спину и обе ягодицы.
Картавого все-таки упросили. Оратором он и в самом деле оказался так себе. Сначала говорил про разбитое корыто пролетарских надежд и выбор единственно верного пути, про тернистый путь консолидации всех здоровых сил и безжалостную ампутацию гниющих членов. Дальше понес вовсе невнятное – про каких-то «ликвидаторов», «отзовистов», «впередовцев», «августовцев». Всё, как обычно: у эмигрантов на трех революционеров – четыре партии и шесть фракций.
Фандорин перестал слушать чушь и сконцентировал внимание на мостике. Пора бы Цукерчеку уже объявиться.
Стало нервно. Что если вованзухен все-таки подвел?
– Товарищи! Без пяти! – жалобно пискнула молодая женщина. – Давайте все-таки проводим старый год.
– В самом деле, товарищи. Выпьем, – поддержал ее солидный господин в хорошем галстуке, один из тех, кого Фандорин зачислил в депутаты. – А потом, после двенадцати еще раз – за новый. Ну, прощай девятьсот двенадцатый!
Лысый, кажется, был недоволен, что его перебили.
– Ну его к чегту, ваш двенадцатый. Год был говёный, на гадость бугжуáзии. Лично я символически пойду пговожу его в отхожем месте.
– Володя! – укоризненно воскликнула одутловатая дама, но остальные расхохотались, а Володя, он же Ильич (Владимир Ильич?) с шутовской раскачкой направился в сторону коридора.
Ошибся я с Кобачевским, подумал Фандорин и тоже поднялся – бесшумно. Сразу же отступил в тень. И плавно, но быстро двинулся вдоль темной стены.
Время было без четырех минут двенадцать.
Мостик по-прежнему пустовал, но сейчас появится и Цукерчек.
Очень возможно, что он успел обзавестись оружием, а значит брать его в зале, где много людей, не следует.
Ресторанная латрина – место уединенное. Лучше не придумаешь.
Ватер-клозет был под стать заведению – темноватый и не слишком чистый. Эраст Петрович увидел две ноги, торчащие из-под дверцы кабинки (прочие были пусты), и отошел в угол, чтобы оказаться прикрытым дверью, когда она распахнется. Привстав на цыпочки, открутил лампочку.
– Чегт! – донеслось из кабинки.
В туалете стало почти совсем темно, лишь над умывальником горел слабый свет.
– Урррааа!!! – закричали в ресторане. Там грохотали стулья, хлопали пробки. Треск донесся и снаружи – должно быть, начался новогодний фейерверк.
«Поздравляю, сударь, – кисло подумал Фандорин, – вы встречаете новый год в хорошем месте. Стало быть, весь девятьсот тринадцатый будет соответствующим».
Однако Цукерчек опаздывал. На маньяка аккуратности и чистоплотности непохоже.
Человек в кабинке кряхтел и шепотом ругался. Раздался звук слива – Эраст Петрович поморщился.
Наконец-то!
Лысый вышел, остановился у умывальника. Долго мыл руки, разглядывая в зеркале свою малопримечательную физиономию.
А потом Кобачевский (да полно, Кобачевский ли?) как ни в чем не бывало вышел в коридор, обдав Фандорина запахом дешевого одеколона.
Еще не веря в ошибку своей дедукции, Эраст Петрович выскользнул следом.
Проклятье! Лысый шел прямо к столу, по сторонам не смотрел.
Фандорин кинулся к официанту:
– Кто-нибудь сейчас входил? В последние пять-десять минут?
– С новым годом, герр Бальтазар! Никто.
За столами кричали, звенели бокалами, русские хором запели «Вставай, проклятьем заклейменный!». Эраст Петрович оглянулся на них, и вдруг увидел, что стул слева от вернувшегося «Ильича» пуст.
– А где тот господин? – Фандорин схватил полового за плечо.
– Вышел на палубу. Там видно фейерверк.
Обернувшись, Эраст Петрович увидел приоткрытую дверь, в которой чернела приземистая фигура, по-мефистофельски подсвеченная сполохами салюта. Кавказец делал рукой знаки – кого-то подзывал.
Оказывается, лысого. Тот отодвинулся от стола, тихо поднялся.
Оба они никакого интереса не представляли, и скорее всего Фандорин вообще зря тратил время в этом плавучем кабаке, но торчать в зале не было никакого смысла.
Эраст Петрович пересек зал, вышел на холодную палубу.
Сноп разноцветных ракет взметнулся с замковой горы, по водной глади прокатилось эхо.
Куда подевалась эта парочка?
Ветер донес с кормы обрывок негромкого, сердитого разговора – там кто-то выругался. По-русски.
Неслышно ступая, Фандорин приблизился, осторожно выглянул.
У перил стояли двое – кавказец и картавый. Первый разжигал трубку. Огонек спички осветил хмурое скуластое лицо со сдвинутыми бровями.
– Что значит «согвалось»? – раздраженно выговаривал ему «Ильич». – А вы говогили: надежный человек. Откуда вы его взяли?
– В Нарыме, на пэрэсылке. – Кавказец задул спичку и плавным, восточным движением прижал руку к груди. – Вы меня знаэте. Я люблю полэзных людей коллекционыровать. А этот вэсьма полэзный – эсли правилно его исползовать. Он – как известный вам Камо. Даже лучше. Камо – добэрман, а этот – булдог. Ну, не повэзло чэловеку.
– Я, батенька, в собачьих погодах не газбигаюсь, – проворчал второй. – Мне нужна гагантия, что деньги будут и незамедлительно. А ваш Сахагок или как там его – кгетин!
Вот теперь Фандорин услышал достаточно.
Больше не таясь, он шагнул на корму. Беседующие вздрогнули – невесть откуда взявшийся человек в черной маске напугал их.
– Вот что, г-господа революционеры, – грозно объявил Эраст Петрович. – Если вы мне немедленно не скажете, где Цукерчек, я возьму вас за шиворот и оттащу в полицию как соучастников ограбления с человеческими жертвами.
– Этот человек сидел за соседним столом, – сказал кавказец «Ильичу». – Я еще подумал, не шпык ли.
Фандорин взял одной рукой за локоть левого, другой правого – и сдавил так, что оба вскрикнули: один тонко, второй глухо.
– Мне п-плевать на ваши заговоры, но Болеслав Ружевич убил четырнадцать человек, и от возмездия он не уйдет. Где он? – перешел Эраст Петрович на свистящий шепот.
– Если скажем, вы оставите нас в покое? – спросил лысый, не делая попытки высвободиться.
– Да. Болтуны – не по моей части. Я истребляю жестоких убийц.
– Скажите ему, – пожал плечами картавый. – Газ ему так нужно. Вы же видите: это господин сегьёзный.
Кавказец показал трубкой на реку.
– Толко что был здэс. На лодке приплыл, на лодке уплыл. Вон он.
По небу снова рассыпались красные, синие, желтые и зеленые огни. Фандорин рассмотрел посередине реки лодку. Она медленно двигалась против течения к ажурному силуэту железнодорожного моста.
Перегнувшись через борт, Эраст Петрович увидел пришвартованный ялик.
Не теряя ни секунды, спрыгнул вниз. Удержал равновесие. Поднял со дна весла. Вставил в уключины. Оттолкнулся от дебаркадера, мощными гребками погнал лодку вперед.
– Хорошо грэбет, Владымир Илич, – сказал кавказский человек. – Пожалуй, догонит.
– Очень возможно. – В узких глазах картавого блеснула ироническая искорка. – Воспользуемся случаем потолковать наедине и начистоту. А идиоты пускай себе плавают, чегт с ними… Нуте-с, батенька Иосиф Виссагионович, скажите: куда ж нам плыть?
Сноски
1
Держитесь поближе, Финч. Он что-то задумал. (англ.)
2
Маса, молчать! (яп.)
3
Чтобы наверняка (нем.)
4
Волкодавов (нем.)
5
Большая ошибка (нем.)
6
Майор (яп.)
7
Маньяк (яп.)
8
Босс (яп.)
9
Иуда! (польск.)
10
Немножко терпения, мое маленькое сокровище. Твой муженек уже не так молод. (нем.)
11
Позвольте мы поможем, господин. (нем.)
