Сумерки Эдинбурга - Лоуренс Кэрол

— Ты повел себя как самый настоящий болван. Хотя что я говорю, — ты и сам это наверняка понимаешь.

Иэн протер глаза и огляделся. Белые стены и острый запах антисептика красноречиво свидетельствовали, что он в больнице. Молодая медицинская сестра в накрахмаленной форме поправляла одеяло у него в ногах. У девушки было милое круглощекое лицо и белесые ресницы.

— Как я сюда попал?

— Я вас привез, — голос принадлежал Дикерсону, который, как оказалось, стоял с другого бока кровати. Лицо и руки сержанта были измазаны в копоти.

— Сержант Дикерсон тебе жизнь спас, — сказала тетя. — Вынес из огня.

— Я и пара других ребят, — уточнил Дикерсон.

— А что Райт?

— Он не выжил. — Сержант отвел взгляд.

— Проклятье, — только и сказал Иэн. Ему хотелось плакать — и вовсе не потому, что Райт погиб, а потому, что попытка спасти его оказалась тщетной, а еще из-за того, что все закончилось. Нахлынувшее разочарование боролось с облегчением, а все события последних дней вдруг показались Иэну призрачным сном.

— Мне сказали, что вы едва не отдали богу душу, Гамильтон? — раздался громкий голос с порога.

— Белиберда и ахинея, сэр, — сказал Иэн подошедшему к кровати Крауфорду. Лицо главного инспектора было бледным, пол маленькими глазками виднелись красные круги.

— Выглядите хуже некуда, — заметал он.

— Вы тоже не очень, сэр.

— Имейте в виду, мистеру Гамильтону нельзя волноваться, ему нужен отдых, — вступила в разговор медицинская сестра.

— Не мистеру, а инспектору, мисс, — ворчливо поправил Крауфорд, грозно взглянув на сестру из-под кустистых бровей.

— Как бы то ни было, — твердо сказала девушка, — но я несу за него ответственность и…

— Все-все, ухожу, — поспешно сказал Дикерсон, поглядывая на дверь, — мне все равно уже пора.

Иэн удивился, увидев на пороге хорошенькое личико Каролины Тирни. Крауфорд смерил сержанта удивленно-уважительным взглядом:

— А она… вы что, встречаетесь с ней?

— Э-э… вроде того, — замялся Дикерсон, отчаянно краснея.

— Чтоб мне пусто было! — Крауфорд покачал головой.

— Если позволите, я пойду, сэр.

— Вы большой молодец, сержант. Да-да, конечно, идите.

— Да, сэр. Спасибо, сэр.

— Вам спасибо, сержант, — сказал Иэн, — что спасли мне жизнь.

— Ничего особенного, сэр. Каждый так поступил бы.

— Да только спасли меня именно вы.

— Верно… так я пойду… — Отвесив неловкий поклон Лиллиан, сержант спешно вышел из палаты к ожидавшей его девушке, взял ее под руку и повел по больничному коридору к выходу.

— Видали мóлодца? — сказал Крауфорд, глядя им вслед.

— В жизни не заподозрила бы в нем дамского угодника, — сказала Лиллиан.

— «Есть многое на свете, что и не снилось нашим мудрецам» [58], — вставил Иэн.

— Ради всего святого, Гамильтон, ну почему вы упорно не хотите цитировать шотландских поэтов вроде Робби Бёрнса?

— Отныне и вовеки постараюсь держаться только их, сэр.

Крауфорд задумчиво потеребил свои баки:

— Интересно, что она в нем нашла?

— Да то самое, что благоразумная женщина прежде всего и видит в стóящем мужчине, — доброту, — сказала Лиллиан.

— Как он, Гамильтон? — спросил Крауфорд. — Хороший парень?

— Только не ждите беспристрастности, сэр, — не каждый день тебе спасают жизнь.

— Боюсь, я вынуждена просить всех удалиться, — сказала сестра, беспокойно порхая по палате, как большая белая птица. — Мистеру, э-э… инспектору Гамильтону нужен отдых. А вы еще кто такие будете? — вдруг строго спросила она, повернувшись к дверям. На пороге с кепкой в руках переминался Дерек Макнайр, а за спиной у мальчика стоял Дональд Гамильтон. Выглядел он не лучшим образом, но, похоже, был трезв.

— Нам бы инспектора Гамильтона повидать, мисс, — сказал Дерек, выступая вперед.

— Что ж, придется подождать!

— Дональд, — сказал Иэн брату, — а ведь я боялся, что ты…

— Что я убийца? — Дональд нахмурился.

— Нет… что он тебя убил, — слова давались Иэну непросто.

— Ну все, хватит, — воскликнула сестра, — все на выход, все до единого!

— Идем-идем, — засуетилась Лиллиан, подталкивая остальных к выходу, — выпьем чайку в буфете, тут рядом, я покажу. А вы как, господин главный инспектор? Присоединитесь?

— Благодарю вас, мэм, но мне пора домой. — Крауфорд нахлобучил шляпу. — И да, если не возражаете, позвольте от имени Эдинбургской городской полиции попросить як о разрешении внести ваше имя в реестр полицейских художников города.

— Сочту за честь, но только при одном условии.

— Мэм?

— Прекратите называть меня «мэм». Я не намного старше вас.

— Ах да, конечно. Прошу прошения, — сконфуженно проворчал Крауфорд.

— Вы еще привыкнете к моей тетушке, — сказал Дональд. — Со временем.

Иэн улыбнулся. Ему нечасто приходилось видеть, чтобы кто-то ставил главного инспектора на место — тем более женщина.

— Вы уж позаботьтесь о нем хорошенько, — сказал Крауфорд, кивнув на Иэна, — он нам здоровым нужен.

— Не сомневайтесь, — сказала сестра, — а теперь выходите.

Покидая палату последним, Дональд повернулся к брату:

— Сладких снов тебе, прекрасный принц.

Уже в следующее мгновение веки Иэна стали тяжелеть, и к тому времени, как сестра вернулась с запасом свежих полотенец, он уже крепко спал. Ему снился простор высокогорных лугов, усыпанных багрянцем цветущего вереска, и стоящий рядом брат. Зашедшая ближе к вечеру сестра увидела на губах спящего слабую улыбку. Когда она поправила одеяло, подтянув его к подбородку Иэна, то услышала, как тот еле слышно пробормотал что-то несвязное — кажется, это было слово «прости».

— Не знаю, у кого вы там прощения просите, — тихонько сказала девушка, нежно глядя на спящего, — да только надеюсь, что ждет вас где-то подруга верная.

ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ

— А я все равно считаю, что ты поступил как сущий дурень, — сказала Иэну Лиллиан, когда неделю спустя они вместе с Дональдом сидели у камина. В их стаканах было шерри, а Дональд прихлебывал из бутылки имбирное пиво.

— Не слишком-то ласково с твоей стороны говорить такое, — заметил Дональд.

— Он только чудом не погиб, понимаешь?

— Было ради чего, — сказал Иэн.

— Идиотское поведение можно простить либо глубоким старикам, либо несмышленым детям, Иэн, ты же, к сожалению, не относишься ни к тем ни к другим.

— Ты тоже, тетушка, — сказал Дональд, — в старики тебя точно не запишешь.

Лиллиан выпрямилась в кресле:

— Лесть — удел глупцов, причем это и льстецов касается, и тех, кто лесть принимает.

— А я буду считаться льстецом, если я скажу, что возраст не властен над твоей вечно юной душой? — спросил Иэн.

— Да хватит уже, — сказала тетя, как можно непринужденнее поднимаясь из кресла. Иэн едва удержался от того, чтобы не попытаться ей помочь, — он по-прежнему был уверен, что Лиллиан старательно скрывает боль в пораженных подагрой суставах.

Она взяла кочергу и поворошила угли в камине, а потом повернулась к Дональду:

— Когда ты ждешь ответа касательно восстановления в университете?

— К концу месяца. Надеюсь, к тому времени уже подыщу себе квартиру.

— Не понимаю, зачем тебе лишние хлопоты, — сказал Иэн, глядя на брата. Тот отвел глаза:

— Я уже и так немало крови тебе попортил.

— А по-моему, как раз наоборот.

— Не думаю, что ты всерьез этого хочешь.

— Я ничуть не против, — если, конечно, ты…

— Я весьма решительно настроен соблюдать трезвость.

— Тогда не вижу никаких проблем.

Лиллиан налила себе шерри и снова села.

— Неужели ты всерьез думал, что Дональд может оказаться душителем?

— Я тогда вообще не знал, что думать… Да нет, наверное…

— Еще как да, — сказал Дональд, — эти проклятые карты навели на тебя страху.

— Я даже Крыса одно время подозревал, — признался Иэн, — с его-то ловкостью карточной.