Йен Пирс - Перст указующий
– Само собой, Кларендон очень влиятелен, – объявила она, делая вид, будто посвящена во все тайны правительства. – Но всему свету известно, что его важная серьезность выводит короля из себя, тогда как веселость лорда Бристоля развлекает его величество. А этот король всегда приносил жертвы на алтарь развлечений. Вот почему лорд Кларендон уязвим; чтобы столкнуть его, много усилий не потребуется, и тогда я стану второй шлюхой королевства после леди Каслмейн. Жалко, что мой лорд – папист; это ведь большая помеха на его пути, но, может быть, и ее удастся преодолеть.
– И ты думаешь, все это может произойти? – спросил я, против воли завороженный ее россказнями. Странно, как сплетни о власть имущих вызывают особый интерес.
– О да! Я очень надеюсь. И ради самого лорда Кларендона тоже.
– Думаю, он вряд ли поблагодарит тебя за сочувствие.
– А следовало бы, – сказала она, на мгновение став серьезной. – Нет, правда. Потому что я слышу много тревожного. Он наступил на ногу не одному влиятельному человеку, а они не все такие мирные и великодушные, как мой лорд. Если он не лишится власти, как бы ему не лишиться чего-нибудь поважнее.
– Вздор! – сказал я. – Власть он потеряет, однако он старик, так что иначе и быть не может. Но он навсегда останется богатым и могущественным и в фаворе. Такие люди, как он, которые никогда не берут в руку шпагу и не испытывают свою храбрость в деле, всегда выходят сухими из воды и преуспевают, а те, кто несравненно лучше них, падают мертвыми у дороги.
– Ого-го! – воскликнула она. – По-моему, сказано от души, так вот почему ты в Лондоне?
Я совсем забыл, что рассказывал ей о своих розысках, и теперь кивнул.
– Навожу здесь справки о некоем сэре Сэмюэле Морленде. Ты что-нибудь про него слышала?
– Вроде бы да. Он ведь выдумывает всякую механику, верно? И часто искал покровительства придворных вельмож для своих затей.
– И у него есть могущественные покровители? – спросил я. – Всегда полезно знать, с чем ты имеешь дело. Опасно обнаружить, что тот, на кого ты решил напасть, находится под защитой сильных мира сего.
– Нет, насколько я знаю. Кажется, он имеет какое-то отношение к осушению болот, а в таком случае может знать герцога Бедфордского, но больше мне ничего не известно. Хочешь, чтобы я разузнала? Это нетрудно. А услужить тебе приятно.
– Буду глубоко благодарен.
– Ну, мне только это и требуется. Я все сделаю. Ты не против зайти сегодня вечером ко мне? По утрам я в распоряжении леди Каслмейн, а днем – милорда, но вечера – мои, и я могу принимать, кого захочу. Таков наш уговор, и я должна кого-то приглашать, хотя бы для того, чтобы напомнить ему, что уговор есть уговор.
– С большим удовольствием.
– Ну а теперь, надеюсь, ты сыт и отдохнул, так как я должна тебя покинуть.
Я встал, отвесил низкий поклон, благодаря ее за доброту, и даже посмел поцеловать ей руку. Она весело засмеялась.
– Довольно, сударь, – сказала она. – Ваши глаза вас обманули.
– Вовсе нет, – возразил я. – Ты куда больше леди, чем многие дамы, которых я встречал.
Она покраснела и посмеялась надо мной, чтобы скрыть удовольствие от этого комплимента. Затем она выплыла из комнаты в сопровождении маленького подаренного ей арапчонка, который присутствовал при нашем разговоре с начала и до конца. Ее лорд, конечно, покладист и великодушен, сказала она, однако не стоит понапрасну напрашиваться на его неудовольствие.
Уже темнело и похолодало, а потому я скоротал несколько часов в кофейне неподалеку от собора Святого Павла, читая журналы и прислушиваясь к разговорам других посетителей, каковые заново пробудили во мне отвращение к этому городу и его обитателям. Столько глупой дерзости, столько похвальбы, столько времени, зря потраченного на пустое краснобайство ради того лишь, чтобы поразить собеседников и втереться к тем, кто стоит выше. Сплетни в городе – это товар, который продается и покупается; если его нет, его изготовляют, как фальшивомонетчики – золотые из всякой дряни. Но мой покой хотя бы не был нарушен, так как никто моего общества там не искал, чему я был искренне рад; хотя нынче в моде часто посещать такие заведения, унижать свое достоинство в доброй компании, как они выражаются, я чураюсь плебейской вульгарности.
Время шло, хотя и медленно, и в конце концов приблизился назначенный час моего свидания. Я побаивался этой встречи, несмотря на то, что различие наших положений в жизни, казалось, обеспечивало мне надлежащее превосходство. Однако Лондон губителен для истинной почтительности. Кто вы есть, не так важно, как то, чем вы кажетесь; безродный самозванец может заслонить джентльмена древнего рода только потому, что лучше одет и держится с приятной обходительностью. Что до меня, то я бы восстановил правила, на которых настаивала наша великая королева. Ни один купец не должен сметь одеваться, как джентльмен, и обязан расплачиваться за любое бесстыдное подражание, ибо это мошенничество, и его следует карать, как таковое. Точно так же, как для шлюх – мошенничество прятать под личиной свою истинную натуру.
Ну а Китти порок принес великие выгоды, и хотя мне тяжко признавать, что хорошее может воспоследовать из плохого, она обставила свою жизнь с немалым gout[33], как нас теперь научили выражаться. Должен сказать, я рад, что мы, англичане, все еще настолько крепкий народ, что для обозначения подобного вздора вынуждены занимать словечки у французов. Хотя многие подобные ей служительницы Венеры хвастливо выставили бы напоказ плоды своего ремесла, она жила скромно, окружив себя солидной дубовой мебелью, а не раззолоченными иностранными поделками. На стенах для тепла – простые шпалеры, а не какие-нибудь пестрые гобелены. Единственной уступкой возмутительному тщеславию был ее портрет на стене, нагло повешенный напротив портрета ее лорда; будто они были мужем и женой. Это, почувствовал я, было оскорбительным, однако, заметив мое негодование, она заверила меня, что получила портреты в подарок и поступить иначе не могла.
– Джек, – сказала она, когда мы обменялись приветствиями и сели, – я должна поговорить с тобой очень серьезно.
– К твоим услугам.
– С твоего разрешения я должна просить тебя о великой любезности взамен сведений, которые я тебе сообщу.
– Я окажу тебе всякую любезность, – сказал я с легким негодованием, – и нет никакой нужды ее выторговывать.
– Благодарю тебя. Я хочу получить от тебя обещание никогда никому не говорить о том, где мы познакомились.
– Ну разумеется, – сказал я.
– Этого просто не было. Возможно, ты и познакомился с молоденькой шлюхой по дороге в Кент, но это была не я. Теперь я происхожу из почтенной, но бедной семьи в Херфордшире, и в Лондон меня привез милорд как дальнюю родственницу своей супруги. Кем и чем я была, никому не известно и должно оставаться неизвестным.
– Кажется, это тебе ничем не повредило.
– Да. Но повредит, когда он лишит меня своей протекции.
– Ты так его третируешь?
– Конечно. Он, я думаю, не жесток. Он назначит мне пенсию, и я уже скопила немалые деньги. К тому времени, когда я постарею, у меня будут средства для безбедного существования. Но что тогда? Полагаю, мне следует выйти замуж, но если мое прошлое станет известным, хорошего мужа я не найду.
Я нахмурился на ее слова.
– Ты намерена выйти замуж? У тебя есть поклонник?
– Целое множество, – сказала она с милым смехом. – Хотя ни один не осмелился сделать мне предложение. Это было бы слишком уж дерзко. Однако женщина с собственностью, какой я буду, да еще имеющая доступ к одному из самых влиятельных людей в королевстве? Я – дорогой приз, если только кто-нибудь не погубит меня беззаботной болтовней. Однако не могу сказать, что брак выглядит так уж привлекательно.
– И все же это мечта почти всех женщин.
– Отдать мое заработанное тяжким трудом состояние моему муженьку? Не сметь ничего делать без его разрешения? Жить под страхом, что я лишусь своих собственных денег, когда он умрет? О да, чудеснейшая мечта!
– Ты надо мной потешаешься, – сказал я сурово. Она снова засмеялась.
– Пожалуй. Но мое положение в доме моего будущего мужа будет надежнее, если я войду туда как Катерина Ханнай, дочь Джона Ханная, херфордширского эсквайра, а не как бывшая Китти-шлюха.
Наверное, вид у меня сделался расстроенный, так как согласиться было нелегко. А вдруг бы я услышал, что она выходит замуж за джентльмена, пусть даже мне незнакомого? Смогу ли я остаться в стороне, когда человек подвергает опасности свое имя и должен будет жить под постоянной угрозой разоблачения?
– Я не прошу у тебя одобрения. И покровительства тоже. А только твоего молчания, – сказала она кротко.
– Что же, – ответил я, – мы, кажется, живем в веке, когда шлюхи становятся знатными дамами, а знатные дамы – шлюхами. Родовитость ставится ни во что, лишь бы видимость была соблюдена. Не берусь утверждать, что из тебя не выйдет такой же хорошей жены, как из многих достойных невест. А потому я даю вам мое слово, мисс Ханнай из Херфордшира.
![Алексей Рюриков - 10 июня 1941 года [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)