Дмитрий Лехович - Генерал Деникин
«Цель приезда (генерала Хольмана), - писал Черчилль, - всяческим образом помочь Вам в Вашей задаче сломить большевистскую тиранию… Я надеюсь, что Вы отнесетесь к нему как к другу и товарищу с полным доверием и не преминете посылать сведения через него мне или же начальнику имперского Генерального Штаба. В согласии с политикой правительства Его Величества мы сделаем все возможное, чтобы помочь Вам во всех отношениях».
То, что говорил Черчилль, не было пустой фразой. Находясь в непосредственном подчинении, генерал Хольман точно следовал его указаниям. По словам генерала Деникина, политика британской военной миссии на Юге России всегда была «прямой, открытой я доброжелательной».
«Генерал Хольман и его многочисленный штаб, - писал Антон Иванович, - не отделяли совершенно русских интересов от английских. В одном интервью генерал Хольман заявил; «Находясь здесь, я считаю себя прежде всего офицером штаба генерала Деникина, в котором я должен также работать на пользу России, как я работал во время войны во Франции в штабе генерала Раулинсона…»Он работал с большой энергией, увлечением и пользой для нашего дела. В узких пределах, не могших вызвать особенного внимания и тревоги парламента и в особенности рабочей партии, английское командование допускало участие англичан и в боевых действиях. Так, Черноморская британская эскадра оказывала нашим войскам серьезную поддержку в операциях на побережье Азовского и Черного морей, английские авиационные отряды вели самоотверженно разведку и бои в рядах наших армий, а сам генерал Хольман лично участвовал в воздушных атаках…»
Таким образом, к осени 1919 года отношения Вооруженных Сил Юга России с внешним миром (за исключением Польши) приняли более или менее удовлетворительные формы. Понятие «внешнего мира» было, конечно, относительным. Оно вращалось главным образом вокруг двух больших союзных держав, Англии и Франции, и исключало бывших противников мировой войны.
Зато отношения с центрами России, которые провозгласили свою от нее независимость, не давали белому командованию повода для радости. Когда Добровольческая армия вступила в пределы Украины, возник украинский национальный вопрос. По мнению генерала Деникина, этот вопрос был инспирирован немцами, стремившимися к расчленению России, и разработан ничтожной группой украинских интеллигентов-шовинистов, не отражавших народных настроений.
У Антона Ивановича к тому времени сложился твердый и неизменный взгляд на национальное, религиозное и культурное единство русского народа в лице трех ветвей его - великорусской, малорусской и белорусской. «Эти ветви,- говорил он, - отличаясь местными особенностями, творили купно свою историю, представляющую, по выражению профессора Ключевского, «широкий общерусский поток событий, образующийся из слияния крупных и мелких местных ручьев»,
В подходе к русской истории Антон Иванович был последователем Ключевского и отметал всякую иную интерпретацию этого вопроса. Украину он принципиально называл Малороссией. Это не было капризом самоуверенного человека, которому случайный успех вскружил голову. Деникин хорошо знал русскую историю и быт Малороссии-Украины. Он знал, что в старой России не было национального притеснения украинского населения, не говоря уже о каком-то якобы порабощении. И что если время от времени и чувствовалось бюрократическое давление, шедшее из Петербурга, то оно в одинаковой мере ощущалось как в Малороссии, так и в Великороссии. Он знал, что крестьяне Украины были зажиточнее и богаче своих великорусских соседей и что никто никогда не мешал им говорить на родном языке.
В своем первоначальном движении на Украину Добровольческие войска имели лишь одного противника - Красную армию. Однако, подойдя к Киеву, они встретились с украинскими частями, во главе которых стоял Симон Петлюра.
Ранней зимой 1919 года, после захвата Украины большевиками, Петлюра с группой единомышленников скрылся в Галиции. Там он нашел поддержку среди местных украинцев из бывших австрийских офицеров и солдат, образовавших Галицийскую армию.
Петлюре удалось объединить под своим началом хорошо организованных галичан со слабыми воинскими частями, бежавшими с ним из русской Украины. Образовав две армии, Галицийскую (во главе с бывшим австрийским офицером Тарнавским) и Украинскую (во главе с атаманом Тютюнником, служившим одно время начальником штаба недоброй памяти атамана Григорьева), Петлюра провозгласил себя «генералиссимусом». К середине лета войска его достигли численности в 35 тысяч человек, из которых свыше 20 тысяч были галичанами. У каждой из двух сторон имелось свое правительство, и они враждовали друг с другом. Украинская директория Петлюры старалась навязать свою волю галицийскому правительству во главе с Петрашеви-чем. Причина, толкнувшая их к столь непрочному единению, была простая. Выброшенный большевиками за пределы русской Украины, Петлюра искал убежище в родственной ему по крови и языку Галиции. Галичане же, ненавидевшие поляков и боявшиеся, что новое польское государство попытается присвоить себе их территорию, надеялись усилить свои войска отрядами, пришедшими с Петлюрой. Надежды не оправдались. Взаимное недоверие дошло до полного разлада, когда галичане (которых, наконец, Польша в июле 1919 года вытеснила из Галиции) узнали, что за их спиной Петлюра вел тайные переговоры с польским правительством.
Петлюровцы считали своим главным недругом Россию, всякую Россию, как красную, так и белую, В гражданской войне они готовы были поддерживать одну из борющихся сторон лишь для того, чтобы ослабить другую и добиться от обескровленного победителя признания полной независимости Украины. Галичане к России относились благожелательно, видели в ней защиту от колонизации своего края. В принципе они не противились тому, чтобы Украина и Галиция вошли в состав единого русского государства, как объединенная и вполне автономная область. Это резкое расхождение с Петлюрой вело их к следующему этапу разногласий. Галичане не желали воевать с Деникиным. Их правительство и командование верили в порядочность русского генерала, в то время как близкое знакомство с украинским «генералиссимусом» убедило их в его оппортунизме, любви к интриге и моральной нечистоплотности. Примером тому в их глазах служили переговоры, которые еще в начале июля представитель Петлюры вел в Бухаресте одновременно с представителем Деникина и тайно от него с румынским правительством. Предложение петлюровцев деникинскому представителю сводилось к следующему.
Отложить на неопределенный срок разрешение всех спорных вопросов о будущем устройстве русского государства и о положении Украины, чтобы создать единый боевой фронт против большевиков под командованием генерала Деникина. Но тут ставилось щекотливое условие: добровольцы со своим лозунгом «единой, неделимой России» не препятствуют петлюровцам идти под знаменем независимой Украины, ибо отказ от самостийности был для них немыслим.
Предложение Петлюры Деникин не принял, но, по крайней мере, оно обнажало петлюровскую точку зрения. Более макиавеллистичным было предложение, которое Петлюра одновременно делал румынам. В меморандуме к румынскому правительству его представитель старался доказать опасность, одинаково грозившую и румынам, и украинцам как от большевистской, так и от деникинской России. Рано или поздно, говорилось в меморандуме, Россия потребует от Румынии возврата Бессарабии. А потому для совместной защиты и от большевиков, и от Деникина Петлюра предлагал румынам союз, заранее соглашаясь пойти в отношении Румынии на какие угодно «территориальные уступки и даже жертвы».
Если Деникин в то время и не знал деталей сложных изгибов петлюровской политики, он имел о них достаточно определенное представление. Петлюру он считал изменником, проходимцем, авантюристом и не верил ему ни на грош. Даже временное соглашение с таким человеком в глазах Деникина было недопустимо. Но пропастью, разделявшей его с Петлюрой, был принципиальный вопрос: как мог он, генерал Деникин, идти на компромисс с разрушителем единства России?
О своей твердой позиции он известил (3 августа) состоявших при нем союзных военных представителей. К тому времени они сами убедились в бесцельности дальнейших переговоров с Петлюрой. Деникин отдал приказ войскам:
«Самостийной Украины не признаю. Петлюровцы могут быть или нейтральны, тогда они должны немедленно сдать оружие и разойтись по домам; или же примкнуть к нам, признавши лозунги, один из которых широкая автономия окраин. Если петлюровцы не выполнят этих условий, то их надлежит считать таким же противником, как и большевиков».
При таких обстоятельствах деникинские войска под командованием генерала Бредова встретились 17 августа у Киева с галицийскими частями. Пользуясь расстройством Красной армии, отступившей под напором Деникина, Петлюра свободно продвинул свои соединения к Киеву с запада, чтобы первым войти в столицу Украины и удержать ее в своих руках. Бредов и галичане вступили в Киев одновременно. Однако, желая избежать столкновения с добровольцами, галичане согласились на предложение Бредова покинуть город и отойти от него на один переход. На следующий день было опубликовано соглашение между Бредовым и галичанами. Неожиданно для Петлюры галичане заявили, что они действуют независимо от него. Днем позже и на этот раз неожиданно для галичан Петлюра заключил договор с Польшей, уступив ей Галицию и прикарпатскую Русь. С этого момента пути галичан и петлюровцев окончательно разошлись. Галичане признали над собой верховное командование генерала Деникина. Петлюра же превратился в послушное орудие польской политики, целью которой было ослабление и расчленение России.
