Борис Акунин - Сокол и ласточка
Она сухо молвила:
— Вы не в моем вкусе.
Миновав лаз, ведущий в главную пещеру, я оглянулся. Рудник был освещен еще не догоревшими лампами, над черной дырой шахты стоял подъемник. Всё подготовлено для подъема основной части сокровища.
Потом Гарри нажал ногой на «оселок» и «брусок» — каменная плита встала на место
— Зачем? — спросила Летиция. — Ведь скоро мы вернемся сюда с матросами.
Он подмигнул:
— Для эффектности. В колодце вход в штрек я тоже закрыл. Пусть Дезэссар видит, сколько трудностей мы преодолели.
* * *
На самом выходе из пещеры, перед бурлящей завесой водопада. Гарри остановился.
— Не будем поднимать козырек. Хоть господин Клещ и недолго пробудет с нами, а все же незачем ему знать лишнее. Вы не боитесь промокнуть, доктор?
И они прошли прямо через падающий сверху поток, по-прежнему держа сундук за ручки. Летиция спрятала меня под мышку — иначе я не сумел бы прорваться через это препятствие, но я все равно вымок до последнего перышка. Теперь раньше, чем через два часа, мне было в воздух не подняться.
Зато на писца наше внезапное появление прямо из струй водопада произвело сильнейшее впечатление.
Мэтр Салье, за все время нашего отсутствия так и не сошедший с места, попятился, замахал руками, потом начал креститься.
— Каранда-баранда-дуранда! — грозно выкрикнул Логан, фыркая и отплевываясь. — Вот и всё чародейство. Как видите, дружище, мы возвращаемся с добычей. Хотите взглянуть?
Выбравшись из чаши, в которой пенилась бурая вола, они с Летицией поставили тяжелую ношу на камни.
Клещ весь дрожал.
— Не знаю, как вы, а я душу дьяволу не продавал! — боязливо сказал он. — Я всего лишь получу свою законную долю!
Но когда он заглянул в сундук, вся робость его оставила. Королевский писец рухнул на колени и тихонько завыл от восторга — при том, что б дневном свете драгоценности сияли гораздо скромней, чем при факельном освещении.
— Ну будет, будет. — Штурман поднял Клеща на ноги. — Дорога неближняя, а груз тяжелый. Но своя ноша не тянет, правда? Сейчас я завяжу Эпину глаза, а мы с вами потащим ее дальше.
Украдкой подмигнув, он повязал Летиции черный платок на лицо, но оставил снизу щелку.
— Держите меня сзади за пояс, доктор.
— Нет, пусть идет сбоку, — быстро сказал Клещ. — Я должен быть уверен, что он не подглядывает.
И мы тронулись в обратный путь. Двигались еще медленней, чем по дороге к руднику — сундук весил немало, а сменить руку Логан не мог, поэтому через каждые сто шагов просил сделать передышку. Всякий раз во время остановки Клещ открывал крышку и жадно смотрел на драгоценности; во время ходьбы он тоже был при деле — беззвучно шевелил губами, проверяя счет шагов от угла до угла. Штурман искоса поглядывал на сосредоточенного писца, чуть кривя рот в недоброй усмешке.
Я тоже вел подсчеты. Когда до места, где нас дожидался Проныра, оставался один поворот, во время очередного отдыха, Гарри вдруг сказал:
— Я совсем выбился из сил. Дайте-ка рому, Эпин. По-моему я заслужил эту маленькую награду. Господин Салье обойдется. Он скоро сменится, а мне тащить сундук и дальше.
Расчет был безошибочный: люди склада Клеща не могут допустить, чтобы кто-то покушался на их права.
— Я тоже устал! — возмущенно воскликнул он. — В отличие от вас я не привык к грубому труду. Я член королевской гильдии писцов, а не носильщик!
— Черт с вами. Пейте первым. Но не больше трех глотков.
Отравленный ром с бульканьем полился в глотку «члена королевской гильдии». Не отрываясь, Логан смотрел, как у Клеща дергается острый кадык.
— Хватит, оставьте и другим!
Не знаю, что подмешала Летиция в напиток, но действие состава было быстрым.
Передавая штурману флягу. Клещ покачнулся. Потом сел на сундук и взялся за виски.
— Что-то голова кружится, — промямлил он, после чего сразу же повалился на землю и больше не шевелился.
— Отличная работа, Эпин. — Рука Логана чертила в воздухе быстрые кресты, глаза были устремлены в небо. — Господи, Ты видишь, это не я
Моя девочка сдернула повязку и молча смотрела на недвижное тело.
— Что дальше? — спросила она.
— Беритесь за ручку. До Святого Маврикия рукой подать.
Они понесли сундук, а я сел на землю подле мэтра Салье и убедился, что он живехонек, просто спит крепчайшим сном. Кто бы сомневался?
Вернувшись на плечо к Летиции, я благодарно коснулся клювом ее щеки. В Японии говорят: «Самурай не выбирает господина, но счастлив тот, кто служит благородному мужу». Добавлю от себя: «или благородной деве».
Мичмана около изваяния не оказалось. Каменный толстяк бесстрастно пучил на нас свои поросшие мхом глаза, журчал ручей, но Проныры нигде не было.
— Куда подевался чертов молокосос?
Гарри озадаченно огляделся. Обошел вокруг валуна — и остановился. В грудь ему уперся ствол пистолета. Там затаился Проныра. Он был похож на готового к отпору зверька, которого загнали в угол: глаза щелками, зубы ощерены.
— Куда вы подевали Клеща? — спросил мичман свистящим шепотом.
Выходит, мальчишка был не так-то глуп.
— Я ведь сказал: огнестрельного оружия с собой не брать. — Логан не обращал внимания на дуло. — Ты спрятал пистолет под одеждой? Но зачем?
— Вам не удастся меня прикончить. Не на того напали!
Проныра отступил еще на шаг и остановился. Дальше пятиться было некуда.
— Успокойся, дурак. На что ты нам сдался? Клещ жив-здоров. Мы оставили его охранять вход в тайник. Если б ты только видел, сколько там золота! — Гарри поманил мичмана за собой. — Взгляни-ка, что у нас тут.
Парень двинулся за ним очень осторожно, а оружие держал наготове. Но Летиция откинула крышку, из сундука выплеснулось волшебное сияние, и Проныра, забыв свои страхи, бросился к сокровищу.
Вновь, уже в третий раз за короткое время, я имел возможность наблюдать, как человек помрачается рассудком от алчности. Ирландец пел и плясал, писец выл, а мичман повел себя еще страннее: он уткнулся в ларь, будто собака в миску, и стал целовать драгоценные камни. Пистолет валялся на земле брошенный и забытый, штурман потихоньку поднял его.
— Ну что, дурачок, теперь ты видишь, что Гарри Логан слов на ветер не бросает? — добродушно молвил он, дав юнцу как следует насладиться чудесным зрелищем.
Проныра кивнул. Он утратил дар речи. На грубой физиономии застыло выражение экстатического оцепенения
— Теперь, Эпин, я вынужден завязать вам глаза, — с важностью объявил штурман и снова подмигнул. — Вы и так видели больше, чем вам положено. Путь с этого места до выхода из лабиринта должен знать только мой друг Проныра.
Он двинулся к мичману, оставив пистолет на камне.
Я увидел, как Летиция, прежде чем повязать платок, быстрым движением сует оружие под платье, и одобрил эту предусмотрительность. Очень хорошо, что девочка настороже. Расслабляться сейчас ни в коем случае нельзя.
До границы горного массива мы добрались без приключений. Как и прежде, Гарри часто останавливался, чтобы дать отдых руке. Он всё болтал, балагурил.
— Отгадайте загадку. Какой предмет весит сотню ливров[38], а тянет на четыре мильона? — не слишком изящно каламбурил ирландец и сам себе с хохотом отвечал. — Вот этот сундучок! А сколько будет четыре мильона разделить на четыре?
Летиция молчала. Проныра тоже будто воды в рот набрал, лишь судорожно сглатывал слюну.
— Какие же вы скучные, ребята! — сокрушался штурман. — Ладно, идем дальше.
Затруднение возникло, когда мы выбрались из ущелья и поставили сундук на тележку. Гарри предложил глотнуть рому за удачное окончание операции, а Проныра, который всегда был не дурак выпить, отказался — замотал головой и отвернулся, когда ирландец сунул ему флягу под нос.
— Ты что? — встревожился Логан. — Не выпить за такое дело — скверная примета!
Но мичман тряс головой.
— Язык ты что ли проглотил? Пей, я тебе говорю! Будешь упрямиться — насильно волью в глотку!
Поняв, что ирландец не отвяжется. Проныра наконец взял флягу, но пил как-то странно, оттопырив щеку и крошечными глоточками. Эффекта это, впрочем, не ослабило. Минуту спустя несчастный болван подался вперед, будто голова у него стала очень тяжелой и тянула его к земле. Покачнулся на ослабевших ногах, упал ничком. Тут-то загадка его молчаливости и внезапной воздержанности разъяснилась. Рот одурманенного мичмана открылся, оттуда выкатился гладкий розовый камень. Очевидно, Проныра спрятал алмаз, когда целовался с сокровищем.
— Вот скотина! — поразился Гарри. — Надувать своих товарищей! Туда ему и дорога. И помни, Господи, эта смерть — тоже не моих рук дело.
Он брезгливо вытер рукавом камень и положил его в сундук.
Само благодушие, произнес с широкой улыбкой:
