Охота за наследством Роузвудов - Рид Маккензи
– Это лучше, – говорит Лео, взяв ломтик домашнего хлеба на закваске с расплавленным оранжевым сыром на корочке. – Это деконструированные начос. Я приготовил их вместе с Нонной на прошлой неделе. Отведай его.
Куинн берет один ломтик. Она всегда с готовностью пробует блюда, приготовленные по причудливым рецептам Лео.
– Неплохо, – заключает она, жуя.
– Ты говоришь это без особого энтузиазма, – замечает Майлз, тоже взяв ломтик хлеба с расплавленным сыром.
Я продолжаю стоять, прочищая горло.
– Я хочу поговорить с вами всеми кое о чем.
– Мы хотим, – поправляет меня стоящая рядом Дэйзи.
– Вы хотите порвать с нами? – шутит Майлз.
– Вы разозлились из-за лопнувшего матраса в виде фламинго? – спрашивает Лео. – Это сделал не я, а Куинн.
Она тычет его локтем в бок, и он охает.
– Не я придумала покататься на нем, как на серфе, да еще в бассейне.
– Это не из-за фламинго, – говорю я, хотя, черт возьми, мне очень нравилась эта надувная игрушка. – Речь идет о деньгах, которые бабушка оставила для вас.
Моя прямолинейность заставляет их замолчать и округлить глаза.
– Понятно, – говорит Лео. – Но ты же знаешь, мы твои друзья. Мы тут не за этим.
– Мы знаем, – соглашается Дэйзи. – Но вы все равно получите свои доли. И ты тоже, Майлз, поскольку мы не смогли бы завершить поиски без тебя. Простите, что на это ушло столько времени. Сначала надо было проделать кучу скучной банковской работы.
Я знаю, что они мои друзья. Знаю. Но глубоко во мне все равно сидит крупица страха, что они бросят меня, как другие друзья, после того как умер отец. Я делаю глубокий вдох.
– Мы создали неотменяемые трасты для каждого из вас. Это значит, что я не могу изменить их условия или забрать эти деньги назад. Вы получите к ним полный доступ, когда вам исполнится восемнадцать лет, а до тех пор я могу просто давать вам столько денег, сколько нужно, поскольку я являюсь доверителем этих трастов. Каждый из них содержит тридцать пять миллионов долларов. Это немного меньше, чем пятнадцать процентов, о которых мы договаривались первоначально, поскольку теперь причитающиеся вам деньги разделены не на три части, а на четыре. Надеюсь, вы не против.
У них отваливаются челюсти.
– Думаю, все путем, – говорит Калеб, тяжело дыша. – Это куча денег.
– Да, это звучит чертовски приятно, – соглашается Лео.
– Это еще не все. – Дэйзи кивает мне, чтобы я продолжила.
Я заставляю себя говорить бесстрастно, деловито, как будто это всего лишь еще одно заседание:
– Немалая часть этих денег в настоящее время вложена в акции «Роузвуд инкорпорейтед». Ясное дело, что вы не обязаны оставлять все как есть. Но если вы сделаете это, то станете акционерами компании, как Дэйзи и я. Вы будете расти вместе с компанией, и мы с удовольствием подыщем вам такие роли в «Роузвуд инкорпорейтед», которые соответствуют вашим интересам. Так что, если вы захотите, то сможете когда-нибудь работать в ней, что рассчитываем сделать и мы. Особенно если эта новая линия платьев будет иметь успех. В этом случае в следующие четыре или пять лет нам понадобится гораздо больше сотрудников, чем сейчас. Нам нужны люди, которым мы можем доверять. Вы, разумеется, поступите в университеты, закончите их, получите степени, и при этом ваша учеба и расходы будут оплачены.
– Серьезно? – спрашивает Майлз.
– Вам необязательно решать эти вопросы сейчас, – добавляет Дэйзи.
Лео смотрит на меня своим особым взглядом, как будто видит меня насквозь. Я не могу эгоистично не желать, чтобы он выбрал второй вариант, своего рода привязь, дабы удержать его рядом с собой. Мы все еще пробираемся сквозь туманное пространство, где остаемся друзьями, которые время от времени целуются и обнимаются, пробираемся к чему-то большему. Но он уже стал в моей жизни постоянной величиной, человеком, на которого я могу положиться.
Теперь я научилась это делать.
В конце концов он пожимает плечами.
– Мне легко ответить на этот вопрос. Я смогу тусоваться с моими любимыми девушками? Заметано, я согласен.
Я не могу удержаться от улыбки, и мои щеки заливает краска от огромного облегчения.
– Эй. – Куинн изображает обиду. – Я же тоже твоя любимая девушка.
– Только когда ты не достаешь меня по поводу обеда. – Он широко улыбается.
– По-моему, это здорово, – говорит Майлз с неизменной улыбкой. – Спасибо.
Дэйзи с надеждой смотрит на Куинн.
– Мне надо это обдумать, – отвечает та.
Дэйзи хмурится, и Куинн сдает назад.
– Не то чтобы это не звучало заманчиво. Но мне не хватает путешествий, и я могу захотеть учиться за границей, так что… – Она пожимает плечами. – Но все равно спасибо.
– Конечно, – отвечает Дэйзи.
Ясно, что она рассчитывала на немедленное «да», как в случае с Лео, но Куинн не из тех, кто всем всегда говорит «да». Дэйзи должна понимать это лучше, чем кто-либо, ведь они договорились восстанавливать дружбу медленно, потихоньку, несмотря на то что между ними все еще существует недопонимание. Просто они обе слишком упрямы, чтобы это признать.
– Я вам очень благодарен, но мне тоже надо подумать, – говорит Калеб. – Так что считайте, что потенциально я могу сказать «да».
– Однозначно, – отвечаю я. – Даже если ты не захочешь держать деньги в акциях нашей компании, мы все равно всегда будем готовы поддержать тебя и предоставить пристанище. – Я показываю на особняк.
– У нас тоже есть для вас сюрприз. – Лео встает, доедает свой деконструированный начос с жареным сыром и идет к краю патио. Остальные следуют за ним.
– Что это? – спрашиваю я, и мы с Дэйзи недоуменно переглядываемся.
– Скоро вы все увидите сами.
Мы идем по давно не стриженному газону. Мы еще не наняли нового садовника, который ухаживал бы за садом и патио, но одно место мы с Дэйзи содержим в безупречно порядке – кладбище под ивой. После того как мы целый год не заглядывали туда, Дэйзи и я теперь иногда обедаем там, когда, кроме нас, в особняке никого нет. Я боялась, что на могиле отца не вырастут цветы, но там появились ноготки и циннии, а сбоку, на краю поляны, растет ольха [17], которая, когда его хоронили, наверное, была семенем, упавшим на раскопанную землю, а теперь превратилась в молодое деревце. Со временем цветы вырастут и на могиле бабушки.
Хотя вечером мы устраиваем отвальную вечеринку, чтобы попрощаться с улетающей в Милан Дэйзи, территория особняка, если не считать той ее части, что окружает бассейн, явно слишком запущена, чтобы годиться для приема гостей. Мы мало что можем с этим сделать, потому что и так слишком заняты – нам надо учиться тому, как управлять нашим состоянием, лучше узнавать друг друга и думать над тем, что мы будем делать дальше. Но мы дойдем и до этого.
– О, – бормочу я, когда мы останавливаемся перед калиткой, ведущей в сад, где растет все, кроме роз.
Я не заходила сюда со дня пожара на фабрике. Я просто… не могла. Потому что все там пропитано воспоминаниями о бабушке.
Лео толкает калитку.
– Входите.
Остальные входят по одному, но мои ноги не желают двигаться. В горле стоит ком, и мне ужасно хочется повернуться и сбежать.
– Лили Роуз. – Голос Лео тих, и он переплетает свои пальцы с моими. – Ты доверяешь мне?
Ответ быстро срывается с моих губ, намного быстрее, чем когда он задал мне этот вопрос два месяца назад:
– Да, Лео Джеймс. – И я позволяю ему провести меня через калитку.
Глаза не сразу привыкают к царящему здесь рассеянному свету солнца, стоящего уже достаточно низко. Я моргаю, и наконец зрение обретает ясность. Трава под нашими ногами мягка и ярко-зелена, покрывая потайной рычаг, о котором не знает никто, кроме нас. Цветы, которые мы растоптали, снова расцвели вовсю, магнолиевое дерево тянет ветки к небу, а лилии и маргаритки цветут так роскошно, как редко бывает в конце лета.
Но мой взгляд привлекают другие цветы, посаженные под выбитой на каменной стене картой Роузтауна. У них прелестные лиловые лепестки и насыщенно-зеленые стебли.
