Дэвид Дикинсон - Спи, милый принц
— Ну, я просто подумал…
— Да говори же, старый интриган. Я ведь вижу, ты задумал какую-то интригу. Говори.
— Дело в том…
Пауэрскорт, бывший этим утром в Мальборо-Хаусе таким прямым и отважным, оказавшись к полудню в Челси, утратил изрядную долю храбрости, чему одной из причин стал сверлящий его взгляд умных синих глаз. Возможно, ему не помешала бы капелька медицинского бренди лорда Фицджеральда.
— Понимаешь, если бы кое-что произошло, оно могло бы все изменить…
— Ты говоришь загадками, совершенно как какой-нибудь фокусник-заклинатель. Роберт на днях видел такого на ярмарке. Кролики в цилиндре и прочее. У тебя тоже припрятан кролик, Фрэнсис?
И вдруг леди Люси поняла. Ей ни за что не удалось бы объяснить, как, однако она поняла.
— Давай-ка я попробую вытащить его, Фрэнсис. Думаю, то, что ты намереваешься сказать, выглядит примерно так. Может так выглядеть.
Леди Люси помолчала. Она вовсе не собиралась облегчать ему жизнь. Нет уж, после всех его проволочек.
— Предположим, мы с тобой поженимся. Просто предположим. Сам понимаешь, это всего лишь отвлеченная идея. Однако предположим, что мы обвенчаемся в церкви — с колоколами, кольцами, викариями и всем остальным. Тогда мы сможем вместе уехать на наш медовый месяц. И тебе не придется оставлять меня здесь. Как насчет этого? — леди Люси откинулась на спинку кресла и улыбнулась улыбкой порочной женщины.
Пауэрскорт рассмеялся.
— Ты права. Об этом-то я и думал, именно об этом. Но потом мне пришло в голову, что пожениться всего через десять дней — значит проявить некоторую поспешность. Нужно же еще столько всего приготовить
— Чушь, — сказала леди Люси Гамильтон, испытывавшая неодолимое желание обратиться в леди Люси Пауэрскорт. — Если бы ты захотел, Фрэнсис, я вышла бы за тебя хоть завтра. Так что десять дней никакой сложности не составляют.
Церковные часы Роуксли показывали без пяти два. Пауэрскорт стоял, волнуясь, у алтаря, бок о бок с бледным Фицджеральдом. Скамьи за их спинами заполняли Гамильтоны и Пауэрскорты, собранные сюда срочным порядком. Здесь были и три сестры Пауэрскорта с мужьями и сыновьями в матросских костюмчиках. Несколько дней назад сыновья сестер — Уильям, Патрик и Александр — встретились с Робертом на поле битвы при Ватерлоо, расположенном на верхнем этаже дома Пембриджей, что на Сент-Джеймсской площади.
— Если хочешь, можешь быть маршалом Неем, который возглавил последнюю большую атаку императорской гвардии, — предложил щедрый Уильям. — Или Наполеоном.
Становиться Наполеоном Роберту как-то не улыбалось. Мысль о ссылке на остров посреди океана не представлялась ему привлекательной. Название острова он запамятовал.
— Если вы не возражаете, я бы лучше стал одним из британских генералов линии обороны, — сказал он, с восхищением озирая раскинувшееся перед ним обилие самых разных мундиров.
— Тебя, скорее всего, убьют, — весело сообщил Патрик. — Их почти всех поубивали.
По представлениям Роберта лучше было умереть британцем, чем стать ссыльным французом.
Орган играл Баха. Хористы вглядывались в стоявшие перед ними на пюпитрах ноты. На лице викария застыла счастливая улыбка из тех, какие викарии надевают на венчания. Пауэрскорт надеялся, что леди Люси не запоздает.
— Фрэнсис, Фрэнсис. Ради всего святого.
— Что такое, Джонни?
— Знаешь, я сказал тебе, что на венчание мне сил хватит. Ну так нет, не хватит. Мне что-то совсем худо.
Шорохи и шелест донеслись к ним с другого конца церкви. По центральному проходу приближалась леди Люси, сопровождаемая братом и трепещущей подружкой невесты.
— Ухватись покрепче за спинку скамьи, Джонни. Если не поможет, держись за меня.
Пауэрскорту явилась вдруг картина — он поддерживает под руку стоящую слева от него невесту, отчаянно стараясь удержать на ногах стоящего справа шафера.
Леди Люси миновала отданных под суровую опеку Уильяма Берка мальчиков в матросках, улыбнувшись им улыбкой тетушки. Роберт, выглядящий в новом костюме очень торжественным, поджидал ее на скамье невесты.
Фицджеральд уже немного покачивался.
— Держись, Джонни. Держись. Пастор вот-вот произнесет все что положено.
— Хочешь ли ты взять этого мужчину в венчанные мужья, дабы жить с ним согласно закону Божию, соединясь священными узами брака? Хочешь ли повиноваться ему и служить ему, чтить любовь его и пребывать с ним в болезни и здравии?
— Хочу, — твердо ответила леди Люси и улыбнулась Пауэрскорту.
— Я, Фрэнсис, беру тебя, Люси, в мои венчанные жены, дабы с этого дня и вовеки удерживать и оберегать тебя…
В трех скамьях от них поднялся какой-то шум. Это подрались двое племянников Пауэрскорта. Уильям Берк уже отчитывал их самым страшным образом. Я видел, как он запугивал придворных принца Уэльского, подумал Пауэрскорт, и теперь удивляюсь, что дети осмеливаются просто дышать в его присутствии.
Орган заиграл «Свадебный марш». Двое местных полицейских, благосклонно наблюдавших за происходившим с дороги, отсалютовали тем, кто выходил из церкви. Линия облаченных в матроски племянников, к которым уже присоединился и Роберт, образовала маленький почетный караул. Джонни Фицджеральд, прихрамывая, медленно приблизился к леди Люси и с великим удовольствием поцеловал ее в губы.
— Сто лет дожидался этой возможности, — с лучезарной улыбкой поведал он.
— Надеюсь, вам понравилось, лорд Джонни. Уверена, это поможет вам выздороветь. Разве вам не следует произнести теперь речь или еще что-то?
Речь Фицджеральда оказалась короткой. Он выглядел совсем больным. Он просто зачитал телеграммы — от Роузбери: «Пусть все ваши загадки будут простыми»; из Венеции, от синьора Панноне: «Все в "Даниэли" шлют вам поздравления, в особенности официанты»; от капитана Ферранте: «Мои поздравления. Сегодня я пою арию в честь вас обоих. Возможно, из моцартовской "Женитьбы Фигаро". Или вы предпочли бы "Так поступают все женщины"?»
В один из последующих послеполуденных часов лорд и леди Пауэрскорты уже стояли, облокотясь о поручни лайнера, пришвартованного в Саутгемптонском порту. Они отплывали на медовый месяц в Америку — в Нью-Йорк и Бостон, в Чарльстон и Саванну. Пауэрскорт с волнением предвкушал встречу с архитектурой Саванны, с огромными предвоенными домами, расставленными по городу словно в узлах правильной решетки.
— Ты видел нашу каюту, Фрэнсис? Она огромна. Такие большие, выходящие на море окна или как они называются, множество всяких шкафов и полок для багажа. Я уже навела там некоторый уют.
Муж похлопал ее по ладони. Внизу под ними собралась толпа, провожавшая громадное судно.
В телеграфной один из офицеров столичной полиции составлял рапорт комиссару. «Объекты на борту, — говорилось в нем. — Дорогой никаких осложнений. Следующие рапорты буду посылать по пути в Нью-Йорк. В гавани передам их американским властям. Джонстон».
Еще с возвращения Пауэрскорта в Англию за ним присматривали подчиненные комиссара столичной полиции, озабоченного его безопасностью. Ферранте сам присоветовал это своему другу, комиссару. «Вы просили меня охранять его, — говорилось в телеграмме Ферранте. — Я это сделал. Однако Англия для него небезопасна, я думаю. Эти люди способны на все. Присмотрите за ним, если сможете, комиссар. Перуджа прониклась к лорду Фрэнсису самыми теплыми чувствами».
Огромные тросы, удерживавшие судно у берега, были отпущены. Долгий гудок пронесся над ними. Оставшиеся за кормой, обращавшиеся в точки люди все еще махали ладонями вслед кораблю, махали своим любимым, которых они, быть может, никогда больше не увидят, махали уплывавшим друзьям, махали новому миру, который встретит их под конец плавания. Корабль набирал скорость, и Англия уменьшалась в размерах. На верхней палубе оркестр заиграл увертюру из «Сельской чести» Масканьи, с таким успехом прошедшей в Лондоне в прошлом году.
— Люси, — сказал Пауэрскорт, обнимая жену за плечи. — Как я счастлив, что ты рядом.
Ему хотелось сказать нечто такое, что бы связало Люси с его последним расследованием, соединило бы их в его сознании. Слишком много смертей. Под конец он едва не сбился со счета. Принц Эдди не стоит моих волнений, решил он, с какой стороны ни взгляни. Грешем отправился на встречу с Луизой. «Она была так прекрасна, моя Луиза». Теперь он, должно быть, счастливее, чем был здесь. Пауэрскорт вспомнил лорда Ланкастера, лежащего на холодной земле Сандринхемского леса, отдавшего жизнь ради никем не востребованной чести. Вспомнил Саймона Джона Робинсона, покоящегося на кладбище Дорчестера на Темзе. «Господи, прости им, ибо не ведают, что творят».
— Люси. У меня есть для тебя девиз. Пусть он проведет нас через Атлантику. И через наше будущее. Я так люблю тебя, Люси. Верен навек. Semper Fidelis.
