Йен Пирс - Перст указующий
Прежде чем навести справки о сэре Сэмюэле Морленде, мне, решил я, следовало отдохнуть и приготовиться к предстоящему разговору. А потому я взял свою сумку, перешел широкий тракт, который соединяет Лондон с Вестминстером (хотя там возводится столько всяких построек, что вскоре уже невозможно будет различить, где кончается один город и начинается другой), и направился на север в поисках заведения, где можно было бы купить чего-нибудь поесть и выпить. Вскоре я вышел на пьяццу (так ее назвали, хотя для любого англичанина сгодилась бы и простая площадь), которая, мне сказали, не уступит ни одной площади в Европе. Мне она такой уж величественной не показалась из-за убогости вокруг – торговки овощами, и грязь, и растоптанные отбросы. Там имелись харчевни, но цены запрашивались такие, что я удалился, ужасаясь дерзости их хозяев.
За углом начинался переулок, который выглядел более пристойно, но я вновь ошибся, так как «Друри-Лейн» слывет одним из самых гнусных и опасных мест в городе, кишащем шлюхами и головорезами. Я увидел только театр, которому вскоре предстояло открыться, да актеров в костюмах, которые обеспечивали им защиту от закона, но до чего же потешными они в них выглядели!
От Ковент-Гардена я пошел в Лондон, задержавшись только в замусоренном переулке за собором Святого Павла, чтобы оставить свои вещи в жалкой гостиничке, которую мне аттестовали как и дешевую, и честную. Такой она и оказалась, но, к несчастью, эти достоинства не дополнялись тишиной и чистотой. По одеялам ползали вши, и, судя по некоторым признакам, те, с кем мне предстояло делить общее ложе, к благородному сословию не принадлежали. Но у меня в волосах уже были вши, и тратить деньги на что-нибудь чище не имело смысла. Тут я начал расспрашивать про сэра Сэмюэля Морленда и вскоре узнал, где он проживает.
Старый дом стоял на еще более старой улице вблизи Боу-Черч, и не сомневаюсь, что через несколько лет он сгорел дотла в большом пожаре, так как был старинной постройки из дерева и крыт соломой. Он мог бы выглядеть красиво, если бы за ним хорошо присматривали. Это, разумеется, еще одна беда жизни в городе: если владельцы сами там не живут, то о домах никто не заботится, они ветшают и гниют, обезображивая улицу и превращаясь в рассадники всяких вредных тварей. Сама улица, узкая и темная из-за выступающих верхних этажей, полнилась криками лавочников, расхваливавших свои товары по всей ее длине. Я выглядывал вывеску с быком, как мне было сказано, но она до того обветшала, что я дважды прошел улицу из конца в конец, прежде чем разглядел, что растрескавшаяся почернелая доска над одной из дверей когда-то изображала быка.
Когда дверь отворилась, меня без всяких церемоний сразу впустили, даже не осведомившись, зачем я пришел.
– Твой хозяин дома? – спросил я у открывшего дверь человека. Никогда еще я не видел слуги столь непотребного вида, заросшего грязью и в мерзейшем рубище.
– У меня нет хозяина, – сказала эта образина с удивлением.
– Прошу прощения, видимо, я ошибся дверью. Я ищу сэра Сэмюэля Морленда.
– Это я, – ответил он, и настал мой черед изумляться. – А кто вы?
– Мое имя… э… Гров, – сказал я.
– Рад познакомиться с вами, мистер Гров.
– А я с вами, сударь. Меня послал мой батюшка. У нас в Дорсете есть заболоченные земли, и, прослышав про ваши успехи в осушке…
Я даже не успел докончить свою ложь, так как Морленд ухватил мою руку и долго ее тряс.
– Превосходно! – вскричал он. – Поистине превосходно. И вы желаете посмотреть мои машины, не так ли? Воспользоваться ими для осушения своих земель?
– Ну…
– Проверить, работают ли они, э? Я читаю ваши мысли, молодой человек. А что, если этот изобретатель – шарлатан? Лучше произвести, так сказать, разведку, прежде чем вкладывать деньги. Вы в искушении, ибо знаете, сколь хитроумны голландцы и как они сторицей увеличили плодородие своей земли и преобразили болота в сочные пастбища, но вам все равно не верится. Вы слышали об осушении заболоченных низин с применением насосов, но не знаете, подойдут ли они вам. Ведь так, не правда ли? Не трудитесь отрицать. На ваше счастье, я человек неподозрительный и охотно показываю мои творения всем, кто желает на них посмотреть. Так идемте же, – весело заключил он, вновь завладев моей рукой, и потащил меня к двери. – Вот сюда.
В некотором ошеломлении от такого приема я позволил увлечь себя из тесной прихожей в большую комнату за ней. Я догадался, что дом прежде принадлежал торговцу шерстью и тут он хранил свои тюки. Бесспорно, помещение это было гораздо обширнее, чем позволял предположить фасад (торговцы всегда прикидываются бедняками и прячут свои богатства от чужих глаз), и воздух здесь был приятным и свежим, так как двери в дальнем конце стояли открытыми и даже в это время года впускали столько света, что я на миг почти ослеп.
– Что скажете? Внушительно, э? – спросил он, приняв мою растерянность за изумление. Однако когда я вновь обрел зрение, то и правда был изумлен, так как в жизни не видел подобного собрания всякой всячины. Многочисленные столы ломились под странными приспособлениями, и бутылками, и бочонками, и разнообразнейшими инструментами. У стен были сложены куски дерева и металлов, а пол усеивали стружки, лужицы масляной жидкости и обрезки кожи. Двое-трое слуг – возможно, ремесленники, способные изготовлять машины по его чертежам, – трудились за верстаками, пилили металл, строгали дерево.
– Поразительно! – сказал я, так как он явно ждал моего восхищения.
– Поглядите-ка, – перебил он в увлечении, вновь освобождая меня от необходимости говорить. – Что вы скажете об этом?
Мы стояли перед прекрасным дубовым столом, совсем пустым, если не считать необычайную маленькую вещицу, не больше мужской ладони, из прекрасно обработанной и гравированной меди. Вверху помещались одиннадцать колесиков с выгравированными цифрами на каждом. Ниже располагалась длинная пластина, видимо, прятавшая другие циферблаты, потому что маленькие прорези в ней являли еще цифры.
– Прекрасно, – сказал я. – Но что это?
Он засмеялся, радуясь моей неосведомленности.
– Счетная машина, – произнес он с гордостью. – Лучшая в мире. Увы, не единственная, так как некий французишка имеет свою. Но, – тут он понизил голос до доверительного шепота, – работает она не очень хорошо. Хуже моей.
– А что она делает?
– Принцип тот же, что у костей Непера, но куда более хитроумный. Два набора колесиков показывают числа от единицы до десяти тысяч или от полупенни и выше, если она требуется вам для денежных расчетов. Ручка поворачивает их с помощью зубцов, обеспечивающих верное соотношение. По часовой стрелке – сложение, против часовой – вычитание. Моя следующая машина, которая еще до совершенства не доведена, сможет вычислять квадратные и кубические корни и даже заниматься тригонометрией.
– Весьма полезно, – сказал я.
– Воистину. Скоро каждая счетная контора в мире обзаведется такой, если я найду способ оповестить их о ней. Я стану богатым человеком, а опытная наука двинется вперед семимильными шагами: ведь тогда заниматься ею смогут не только искушенные в математических исчислениях. Недавно я послал одну доктору Уоллису в Оксфорд, так как он первый здесь в этой сфере.
– Вы знаете доктора Уоллиса? – спросил я. – Я тоже с ним знаком.
– И близко, хотя последнее время не виделся с ним. – Он умолк и улыбнулся какой-то своей мысли. – Можете даже сказать, что когда-то мы занимались общим делом.
– Я передам ему ваши приветы, если желаете.
– Не знаю, обрадуют ли они его. Тем не менее благодарю за любезное намерение. Но вы ведь здесь ради другого. Пойдемте в сад.
Слава Богу, мы оставили арифметические машины, и я последовал за ним во двор, где он остановился перед чем-то вроде большой бочки с торчащей из нее высокой трубой. Он посмотрел на нее с печальным, тоскливым выражением, покачал головой и тяжко вздохнул.
– Вы желали показать мне это?
– Нет, – ответил он с сожалением. – Мне пришлось, увы, отказаться от нее.
– Но почему? Она не работает?
– Напротив. Слишком уж хорошо работает. Она знаменует попытку обратить силу пороха для разрешения трудностей с откачкой воды. Видите ли, это великая помеха для работ в шахтах. Глубина шахт в наши дни – иногда до четырехсот футов – означает, что извлечение воды с их дна требует больших усилий, так как ее необходимо поднимать на ту же высоту. А вы знаете вес водяного столба высотой в четыреста футов? Разумеется, нет. Если бы знали, то поразились бы дерзости человека, хотя бы допустившего подобную мысль. Мой замысел, видите ли, заключался в том, чтобы установить над шахтой закрытое вместилище, наполненное воздухом, каковой достигал бы воды под землей, а вторая, соединенная с ней труба, вела бы наверх.
Я кивнул, хотя уже почти ничего в его объяснениях не понимал.