Джулио Леони - Закон тени
Сначала у него закружилась голова. Невидимая рука перенесла его из полутемного зала к сияющему небу. Внизу под собой он видел большой город, окруженный массивными стенами. На холмах и в долинах возвышались прекрасные здания. Ящик вмиг исчез, и то, что находилось внутри, выросло, как по волшебству превратившись в красочный мир. Глаз мог перемещаться по этому миру, не встречая препятствий.
Сквозь город неспешно текла река, над ней выгнулись мраморные мосты. По просторным длинным дорогам ехали повозки, на каждом углу виднелись огромные статуи. Толпы людей оживляли собой улицы и площади, окруженные изумительно гармоничными портиками. Некоторые подставляли руки под серебристые струи фонтанов, и вода сверкающими брызгами летела вниз, в каменные чаши.
Отдельные здания были знакомы юноше. Он узнал отреставрированный Большой цирк, ротонду Пантеона, свободную от нагромождений домишек и окруженную портиком из ста колонн, форумы, возрожденные из руин и снова ставшие местом, откуда правили миром. Перед его глазами простирался Рим времен цезарей. Но контуры некоторых строений он не узнавал. На мостовую падали длинные тени обелисков, высокие здания, в основании представлявшие собой пирамиды, завершались башнями. Они, словно знаки присутствия богов, разделяли город на кварталы. Широкая улица с портиками по сторонам сбегала к реке с плавного изгиба холма, разделяя город надвое. Она заканчивалась мостом, украшенным статуями, а за мостом открывалась широкая площадь. Здесь возвышался огромный собор с гигантским куполом, который был виден со всех границ города.
Головокружение усилилось. Пико с трудом оторвал взгляд от отверстия и на миг полностью ослеп. Потом глаза постепенно привыкли к полутьме комнаты.
— Как это возможно… — пробормотал он, отдавая себе отчет, что все увиденное — лишь иллюзия.
Перед ним стоял все тот же ящик со светящимся отверстием. Но как мог в тесном ящике уместиться целый город?
Архитектор наблюдал за его реакцией, храня все тот же загадочный вид.
— Это магия… — прошептал Пико.
— Нет… Это еще одно достижение гения Леона Баттисты. Это умение не поднялось из глубин ада, а спустилось с сияющих высот познания. Того самого познания, что впервые открылось человеку в завете первоначального Бога. Его воспринял Гермес Триждывеличайший и сохранил в своих текстах, написанных на языке людей, еще не изведавших проклятия вавилонского смешения. Это знание Леон Баттиста хотел воплотить в камне, для чего и задумал свой сон.
— Рукопись? — спросил юноша, но архитектор покачал головой.
— Сон, воплощенный в камне и мраморе, в бронзе и золоте. Вы видели, как он собирался поднять Рим из теперешнего праха запустения. Взгляните еще раз на храм за рекой. Он призван увенчать возрождение.
Абенцио указал на ящик.
Пико снова припал к отверстию и в сияющей фантасмагории нашел глазами храм за мостом с ангелами.
— Новый Сан-Пьетро!.. Реконструкция старой базилики.
— Нет. Это книга. Книга, каждую страницу которой Леон Баттиста запечатлел в своем мозгу. Там, на изображении, лишь слабая тень былого великолепия. Он оставил нам осязаемую память об этом великолепии, и мы будем учиться и оттачивать мастерство ровно столько времени, сколько потребуется на строительство храма. Хотите его увидеть?
— Увидеть? Разве храм существует на самом деле?
Архитектор вытащил из-под одежды ключ и двинулся в сторону железной двери, остановившись на пороге. С минуту он стоял неподвижно, склонив голову, словно собираясь с силами или погрузившись в безмолвную молитву. Потом резко поднял голову.
— Переступив порог этой двери, вы соединитесь с нашим делом и приобщитесь к нашей тайне. Нас связывает клятва смерти. Вы готовы дать ее?
— Готов, — не колеблясь, ответил юноша.
Абенцио воспринял его слова с одобрительным кивком.
— Ваш голос звучит правдиво. Да будет так, — произнес он торжественно, вставляя ключ в скважину и поворачивая его.
Раздался глухой щелчок, и дверь со скрипом повернулась на петлях.
И все, что Пико видел до этого момента, все волновавшие его образы померкли перед колоссом из светлого дерева. Посередине зала, почти доставая до сводчатого потолка, высилась огромная, локтей в десять в вышину, архитектурная модель.
Он сделал несколько шагов к призывно распахнутой трехстворчатой двери.
От модели веяло таинственным величием, словно она вобрала в себя эхо той мысли, что ее создала. Пико скользил взглядом по тимпанам портика, по лесу колонн, украшавших фасад, по углублениям в стенах и оконным проемам. Потом глаза его поднялись к гигантскому барабану купола, который обнимал сверху все строение, заключая его в идеальный круг. Он поднес фонарь к ведущей внутрь лестнице. Там, в неверном свете колеблющегося пламени, он увидел на ступеньках маленькие, очень точно вырезанные фигуры мужчин и женщин, поднимавшихся в храм. Когда он сравнил размеры человеческих фигур и размеры здания, ему стало не по себе.
Если этот храм, представленный пока только моделью, когда-нибудь поднимется во всю свою мощь, ему не будет равных, он затмит собой все, что было выстроено от начала времен. Голова кружилась все сильнее, но угнетенное состояние, возникшее поначалу у входа в колонну, совсем исчезло. Его сменило чувство, какое мы испытываем на краю пропасти, когда осознаем свои пропорции в сравнении с необъятностью природы, и в страхе отступаем.
— Вот каким он будет. В сорок раз больше модели, — раздался рядом с ним голос Абенцио.
На тимпане, украшенном барельефами с изображениями античных богов, была вырезана надпись: «Богу первоначальному». Надпись вилась вокруг розетки в форме солнца, похожей на розетку с фасада собора Санта-Мария-Новелла во Флоренции. Абенцио ступил на лестницу, ведущую вверх, к фасаду, приглашая Пико следовать за ним. Юноша чуть наклонил голову под архитравом[77] и вошел.
Луч фонаря осветил прямой, много локтей в длину неф, завершавшийся абсидой, которая повторяла полукруглый изгиб входа. Огромные пилястры, с высеченными на них полуколоннами, поддерживали кессоны свода над головой юноши и разделяли внутреннее пространство на ряд капелл, терявшихся из виду по бокам нефа. Пико посмотрел себе под ноги и был поражен начертанными на полу надписями. Одна из них, врезанная в разноцветные квадраты, гласила: «Малхут». Малхут… Где он слышал это слово? И вдруг в памяти всплыла беседа с евреем. Малхут — первая из Сфир, то есть эманаций, через которые душа устремляется к Богу. «Малхут» означает «Царство». То место, где свет высшей силы вспыхивает во множестве существ и соединяется с их разнообразными сущностями. Это вход, точка, где наше ограниченное сознание только чуть соприкасается с бесконечной мудростью Бога.
Юноша сделал еще несколько шагов, миновав две группы колонн, и прочел: «Йесод», «Основа». Здесь проявляет себя присутствие Бога, краеугольного камня в основании Вселенной. По бокам две расширяющиеся аркады вели еще в две капеллы, «Нецах» и «Ход» — «Вечность» и «Слава». Обе капеллы украшали резные слепые окна и цветные деревянные барельефы на стенах. Пико двинулся дальше и очутился в центре здания. Над его головой поднимался купол с кессонами, как в Пантеоне. Точно по линии его центра свисала лампа, а с пола поднималась римская арка. Под ногами появилась еще одна надпись: «Тиферет», «Красота».
Весь интерьер здания представлял собой ступени восхождения человека к Богу, о чем ему рассказывал Менахем. Но этот Бог не имел ничего общего с Богом Священного Писания, властным, невидимым и неизреченным. Здесь обобщалась не Его загадочная природа, а связи различных ступеней Его эманаций в чистом виде. Коридоры и боковые ответвления поперечного нефа составляли целую сеть проходов, перекрестий и тупичков. Неужели такова была сущность первоначального Бога? Та самая сущность, которой в муках бредил еврей?
Пико огляделся кругом, охватив взглядом всю центральную часть храма. В пилястры, поддерживающие купол, были врезаны ниши, обрамленные колоннами. И в каждой из ниш виднелась статуя. Мужские и женские тела, обнаженные и в тяжело спадающих античных одеждах, боги и богини давно исчезнувшего мира, их жрецы и пророки, символы доверенного человечеству знания, портреты великих, которые получили это знание и приумножили своим гением. Каменный архив человеческой памяти, гордо возвысившейся для того, чтобы увенчать величие Бога.
Старый архитектор шел за ним следом, наблюдая за молчаливым исследованием, слегка касаясь пальцами стен и скульптур интерьера. Юноша услышал, как он тяжело вздохнул.
— Мои глаза уже не в силах воспринять это великолепие. Я вижу только тени. Но все так прочно врезалось мне в память, словно только что вышло из-под рук Леона Баттисты. Я вижу, как все должно быть. Вы прочли рукопись, она не лжет.
