Брэд Гигли - Год гиен
Контраст между ними никогда еще не был так очевиден, как в этот миг. Худой и тучный, надменный и простой, высокий, как тростник — и крепко сбитый, как борец. Однако их связывало нечто более важное: чистая и неизбывная ненависть друг к другу.
Пасер протянул руку, чтобы Паверо на нее оперся. Вместе они поднялись по длинному скату, который вел в Храм Правосудия Маат. Каждый сжимал одинаковый официальный жезл. Всем, кто видел их издалека, градоправители могли показаться самыми сердечными друзьями. Но Ненри втайне вспоминал напыщенный и осторожный танец ухаживания, который выполняли некоторые пауки в пустыне. Вслед за этой грациозной работой ног часто следовала смерть, а не спаривание.
Министр принял двух чиновников в обычной храмовой передней, предназначенной для таких встреч. Снаружи ждала длинная очередь просителей и тяжущихся. Криками и мольбами они всеми силами пытались привлечь внимание начальника, ведь Тох в последнее время нечасто бывал в Фивах. Вместо этого он оставался в Пер-Рамзесе — северной столице, где жил фараон. Если просителям не удавалось донести свои мольбы до ушей министра или его подкупить, могли пройти недели или месяцы, прежде чем Тох снова появится на юге.
Министр был сморщенным стариком лет семидесяти, даже старше своего друга фараона. Он медленно подковылял к креслу, махнув рукой в сторону тяжущихся, и обменялся приветствиями с градоправителями. Потом слабым голосом Тох приказал рабу подать чашу с вялеными финиками и другими лакомствами. После было подано пиво, смешанное с пальмовым вином — самым крепким напитком.
Старик сделал щедрый глоток, чтобы укрепить свою печень. Приказав всем тяжущимся ждать снаружи, он вытер рукой беззубый рот и приготовился заняться делами.
Когда комната опустела, в ней остались только градоправители и их свита. Тох прокричал слабым, дрожащим, старческим голосом:
— Ради маленьких медных яиц Гора, я хочу знать, что происходит!
Он со стуком опустил бокал на подлокотник кресла и уставился на двух чиновников.
— Жрица убита. Такого бесчестья в Фивах не бывало с тех пор, как ушли захватчики-гиксосы Я хочу получить ответы на вопросы. И быстро!
— Умоляю не забывать, великий господин, — с широкой улыбкой начал Пасер, — что мы никоим образом не можем знать, было ли это убийством. И я прошу ответить, почему это происшествие требует присутствия двух градоправителей Фив?
Тох сплюнул в чашу, стоящую у его ног.
— Потому что преступление подпадает в ведение обоих градоправителей.
Стоя в дальнем конце комнаты, Ненри старался ничего не упустить.
Министр поднял связку восковых табличек.
— Мы выяснили из донесения начальника меджаев Ментмоса, что погибшую женщину опознали. Она пришла из твоей, Паверо, деревни строителей гробниц — из Места Правды.
Он протянул таблички рабу, который отнес их Пасеру.
— Но ее тело найдено на той стороне города, что подчиняется Пасеру. Вы понимаете, в чем дело?
Пасер, быстро просматривая рапорт, совершил тактическую ошибку.
— Конечно, господин Тох, это достойное сожаления, но незначительное происшествие. Здесь говорится, что Хетефра заботилась только о маленьких святилищах в пустынных холмах.
— Значит, мои жрицы имеют меньшую цену, чем твои? — вскипел Паверо.
Он собирался продолжить в том же духе, но его остановил яростный рев министра Тоха.
— Так ты считаешь это незначительным происшествием, Пасер?! Я тебе вот что скажу — люди поднимутся в гневе и потребуют правосудия, когда услышат о случившемся. Ведь убийство жрицы вызовет ужасный гнев богов. Ты молод, ты никогда не видел толпы в ярости или восставшего города. Я помню, как во время голода, который поразил эту местность пятьдесят лет назад, фиванцы поднялись, как одно живое существо, и обвиняли нас, их правителей, в этой беде. Нам пришлось бежать в холмы, спасая свои жизни. Я не испытываю желания столь же беспечно отмахнуться от этого «незначительного происшествия», как ты. В подобные времена чиновникам трудно бывает удержать свое место.
Он помолчал. Старческие глаза яростно сверкали.
— А как, по-твоему, я получил свой чин?
Старик снова сплюнул в чашу.
— Итак, что мы собираемся предпринять, снова спрашиваю я, чтобы мирно спать в своих постелях?
Пасер немедленно заговорил, надеясь загладить ошибку:
— Поскольку тело найдено в восточной части города, преступление — если оно имело место — следует раскрыть мне.
Увидев, что министр начинает благосклоннее слушать Пасера, Паверо тоже заговорил:
— Случай надлежит раскрыть мне. В конце концов, жрица — из числа моих людей.
— И о ней так хорошо позаботились, что, в конце концов, зарезали на твоей стороне, — пробормотал Пасер достаточно громко, чтобы его услышали все.
— Этого мы еще не знаем, — возразил министр. — Преступление вполне могло случиться на празднике Осириса, в месте, находящемся в твоем ведении.
— Но строителям гробниц не разрешено являться в мою часть города, — напомнил Пасер.
— Ты цитируешь мне законы, господин градоправитель? — Тох прищурил глаза. Попав в трудную ситуацию, министр стал безрассудным.
— Но ведь очевидно, что боги высказали свою ясную волю, великий господин.
— О чем ты? — полюбопытствовал Тох.
— Я имею в виду, что если бы у богов была хоть какая-то вера в способности господина Паверо, тело этой Хетефры наверняка нашли бы в его части города. Очевидно, Царственный хотел, чтобы я расследовал этот случай.
— Нелепость! — задохнулся Паверо. — И к тому же — святотатство!
— Вы обвиняете меня в ереси?
Обвинение в ереси было самым серьезным в Египте.
— Я вижу, куда вы клоните. Не думайте, что я не вижу. У вас есть коварная цель, и вы надеетесь замаскировать ее обвинениями в мой адрес.
— Коварная цель?!.
— Вот почему вы хотите сами расследовать этот случай… Чтобы скрыть истину!
Слуги и храмовые рабы громко вздохнули, услышав такие упреки.
— Довольно! — взвыл министр. — Это недостойно — выдвигать такие обвинения! Я знаю, вы друг друга не любите. Но если эти обвинения истинны, куда это приведет меня, назначившего вас обоих? — Старик поджал дряблые губы. — Мы должны распутать дело — и быстро. Кто успешно проведет это расследование? И как мне узнать, будет ли рассказанное вами правдой, а не выдумками, призванными меня ублажить?
В голову Ненри, стоявшего в дальнем конце помещения, пришла дикая мысль, и он слегка кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание.
— Да, что? — жесткие глаза министра Тоха обежали комнату. — Что ты хочешь сказать? Кто ты?
— Я — Ненри, великий господин, старший писец господина Пасера. Если градоправители меня простят, я думаю, у меня есть способ разрешить этот вопрос.
— Ну? — спросил министр.
— Для расследования этого преступления следует назначить того, кто не подчиняется ни одному из градоправителей, — заявил Ненри. — Нужно убедиться, что перу богини Маат будет оказано должное почтение.
— Да, да. Но есть ли во всех Фивах хоть один такой человек? Уж конечно, каждый подчиняется либо одному градоправителю, либо другому. — Министр задумался при словах о «пере правды», которое богиня Маат кладет на весы, дабы выяснить истину.
— Мой брат, Семеркет, как раз и есть такой человек, великий господин.
Это имя было подхвачено шепотом, похожим на шорох перепелиных крыльев, и облетело всю комнату.
— И почему этот Семеркет так подходит для расследования данного преступления?
— Раньше он был чиновником в Канцелярии Расследований и Тайн в этом самом храме, великий господин. Он знает законы, очень умен — и предан истине.
Министр был заинтригован.
— Но ты работаешь на Пасера. Так почему бы твоему брату не отдать предпочтение этому градоправителю из любви к тебе?
— Великий господин, мой брат никого не любит. А добрый друг господина Пасера, господин Накхт, женат на бывшей супруге Семеркета. Я не думаю, что Семеркет станет выказывать благоволение к господину Пасеру.
— Накхт… Хранитель гарема фараона?
— Да, великий господин.
— Дела идут все лучше и лучше, — весело прокаркал Тох. — Но разве не должен Семеркет в таком случае благоволить к Паверо, чтобы отомстить Накхту?
— О нет, великий господин. Он никогда так не поступит.
— Почему же?
Ненри сглотнул.
— Потому что… Потому что он сказал мне, что считает господина Паверо… — Голос писца замер.
— Ну? — Тох начал терять терпение.
— Э-э… Он назвал его старым кляузником с засранными мозгами, великий господин.
Комната взорвалась смехом. Паверо на своем стуле застыл, его смуглое лицо побагровело.
— Молчать! — грубо взревел старый министр. — Еще раз устроите гвалт — и я очищу эту комнату.
