Антонио Ларрета - Кто убил герцогиню Альба или Волаверунт
В. — Не следует ли понимать ваши слова в том смысле, что другой врач их лишен?
О. — Боже упаси! Я этого не говорил. Наверное, доктор Дуран имел весьма веские причины к тому, чтобы не броситься немедленно на помощь, поскольку он, повторяю, в полной мере заслуживает моего профессионального уважения.
В. — Какое у вас сложилось мнение относительно болезни, мучившей герцогиню?
О. — Вы сыплете мне соль на раны, сеньор шеф полиции. Учитывая, что я четыре года не лечил свою пациентку, это был не самый подходящий случай, чтобы сделать заключения о ее состоянии. Сначала я решил было, что у нее отравление, одно из тех, что вызывается летними миазмами; но потом выяснил, что сеньора герцогиня, противу всех рекомендаций, в том числе и моих, настояла на своем путешествии в Андалусию; узнав от сеньориты Каталины, что сеньора герцогиня позволяла себе вступать в контакт с больными, я склонился к мысли, что она заразилась одной из тех ужасных лихорадок, которые в течение нескольких дней протекают скрытно, а затем вдруг проявляются в острой форме. Что и случилось на самом деле.
В. — Думаете ли вы, как и другие, что организм герцогини был угнетен и ослаблен и, соответственно, предрасположен к тому, чтобы воспринять любую болезнь?
О. — Герцогиня была крепкой женщиной, ей не исполнилось еще и сорока лет. Ну а если она страдала от старых болезней, которые лечили неправильно или небрежно, об этом я ничего не могу сказать. Доктор Дуран, который пользовал ее в течение последних четырех лет, может рассказать об этом лучше, чем я. Я же ограничил себя тем, что было мне доступно, и должен сказать, что по воле Бога потерпел поражение, и, как только узнал, что Франсиско собирается приехать, решил отправиться домой, чтобы не вмешиваться в лечение доктора Дурана и не высказывать сомнений, ибо к таким вещам я питаю самое глубокое отвращение.
В. — Не мелькнула ли у вас в какой-то момент мысль, что герцогиня могла быть отравлена?
О. — О чем вы говорите? Ни в какой момент. Да и кем? Боже правый! В доме де Альба такого не может быть. Мы живем в Испании, сеньор шеф полиции, и хотя нас одолевают демоны, ничто так не чуждо испанской душе, как яд — самое коварное и предательское оружие. Нет, я полностью отвергаю такое подозрение.
В. — Следовательно, вы отрицаете, что кто-либо мог быть заинтересован в том, чтобы физически устранить герцогиню?
О. — А зачем бы ему это делать? Ведь это была герцогиня де Альба! Она имела свои слабости — а кто их не имеет? Была, может быть, немного непостоянной, выдумщицей, и поэтому была иногда склонна к капризам и к фантазиям, я имею в виду некоторые формы знахарства, но ведь за это никого еще не отравляли, сеньор! А кроме того, врач с таким большим опытом, как у меня, сразу обнаружил бы признаки отравления и принял бы необходимые меры, а в случае неудачи потребовал бы вскрытия. Но ничего такого не произошло, и это лучший ответ на ваш вопрос.
Мы отпустили сеньора Бонелльса, немного разволновавшегося во время последних своих показаний, и пригласили войти дона Франсиско Дурана. Встретившись, лекари приветствовали друг друга весьма холодно, но вежливо. Молодой врач уселся и стал задавать нам вопросы, поэтому мы были вынуждены заметить ему, что он здесь для того, чтобы отвечать. Ниже мы приводим содержание опроса.
Вопрос. — Ваше имя?
Ответ. — Франсиско Дуран-и-Конде.
В. — Кем вы приходитесь покойной?
О. — Я домашний врач, с 1798 года.
В. — Вы сменили дона Хайме Бонелльса?
О. — Бонелльс уже успел сказать? Бедный старик. Для него это было нелегко, и он не может забыть об этом. Он говорил обо мне очень плохо?
В. — Пожалуйста, доктор Дуран. Мы вам повторяем: спрашивать — наше дело. И наш допрос совершенно конфиденциален.
О. — Хорошо-хорошо. Я понимаю. Так лучше. Не будем терять времени напрасно. Спрашивайте.
В. — По какой причине вы стали врачом сеньоры герцогини?
О. — Да по самой обыкновенной. Меня рекомендовали. Я вылечил детей в семье Бенавенто-Осуна. Герцогиню же мучили головные боли, которые никак не поддавались лечению… Ну, короче говоря, старик Бонелльс не мог попасть с ними в точку. А я смог. Большой заслуги здесь нет. Вся медицина — наполовину возможность, наполовину слепой случай. Искусство, еще не вышедшее из пеленок. И лучше знать об этом.
В. — Считаете ли вы, что организм вашей пациентки, сеньоры герцогини, был ослаблен и подвержен…
О. — Это слишком общие утверждения, они простительны для профана, но не для человека науки. На герцогиню благоприятно действовало мое лечение, и плохо — лечение других Ей было, как я полагаю, около сорока лет. Возраст, когда организм уже отступает на несколько пядей перед смертью.
В. — Имеется ли у вас достаточно ясная идея о том, что вызвало эту смерть, такую неожиданную и… скажем, насильственную?
О. — Дело в том, что, когда я приехал, она уже умирала. Вы знаете, что ее близкие искали меня в течение всего дня, но я, как вышел из дома, все еще не возвращался*. Обстоятельство, достойное глубокого сожаления. Может быть, мне и удалось бы сделать что-то. А в том состоянии, в каком я ее нашел, лучше всего было оставить ее умирать спокойно.
В. — Так вы допускаете, что она могла умереть по какой-то посторонней, внешней по отношению к ее организму причине?
О. — Что вы хотите сказать? Поясните.
В. — Яд…
О. — О боже! Я так. и думал. Как ужасно! Яд? Хотя почему бы и нет? Но с другой стороны: почему да? Нет никаких строго научных доводов, что заставляли бы нас прийти к такому заключению. Это просто гипотеза., из пьесы или из романа! Хотя у меня нет строго научных доводов и для того, чтобы отбросить ее. Хотите, скажу вам правду? Для меня версия насчет яда правдоподобна не больше, чем гипотеза относительно мадридских миазмов или андалусийской заразы… Одно стоит другого. Все это умозрительные рассуждения, не опирающиеся на факты… Но мы ведь не собираемся подвергнуть из-за них тело бедной герцогини вскрытию, не так ли? Тогда удовольствуемся медицинским заключением, которое я согласовал с Бонелльсом:
«Сим удостоверяется, что смерть тра-та-та тра-та-та доньи Марии Тересы тра-та-та тра-та-та по причине кишечной лихорадки, вызвавшей тра-та-та тра-та-та…»
В. — Спасибо, сеньор доктор, можете быть свободны.
О. — Да, кстати. Добрая душа Каталина только что сообщила нам, что сегодня к вечеру все мы приглашаемся в контору нотариуса, где будет зачитано завещание герцогини. Очевидно, нам оставлено какое-то наследство. Бонелльсу тоже. Надеюсь, его доля будет не меньше моей. Этого он бы не перенес. У него очень высокое кровяное давление. Если вы придете завтра, сеньор полицейский, возможно, всем нам уже будет что праздновать. Ведь герцогиня была на редкость щедрой. Хотя каждый, я уверен, предпочел бы вместо этого видеть герцогиню живой, видеть, как она поет, как порхает по своему дворцу. Яд? Слишком мелодраматично, сеньоры.
В. — Вы можете быть свободны, доктор Дуран.
Второго дня месяца августа мы получили заключение об анализе хереса — результат оказался отрицательным. Судя по всему, это было вино наилучшего сорта, исключавшее всякую мысль о подделке. Поскольку анализу подвергалось все содержимое бутылки на туалетном столе, она в конце концов совсем опустела. Прибыв во дворец в то же время, что и в предыдущие дни, мы застали там сеньора Карлоса Пиньятелли и с ним еще шесть лиц: сеньориту Барахас; врачей дона Хайме Бонелльса и дона Франсиско Дурана, об опросе которых мы уже составили необходимые документы; а также дона Рамона Кабреру, капеллана; дона Томаса де Бергансу, секретаря; и дона Антонио Баргаса, управляющего и казначея герцогини. Все семеро хотели официально поставить нас в известность, что они стали наследниками состояния герцогини, разделенного поровну между ними, хотели выразить нам свою готовность оказать всяческое содействие в проведении расследования и вместе с тем выразить пожелание, чтобы оно осуществлялось в такой форме, которая не давала бы новой пищи слухам, циркулирующим по городу (и лишенным, по их мнению, каких-либо оснований, но питаемым нашим расследованием), и чтобы ненужным скандалом не была потревожена память их прекрасной и любимой благодетельницы. Надо сказать, что сеньор Пиньятелли, взявший слово от имени всех остальных, проявил гораздо большую готовность к сотрудничеству, чем во время предыдущей встречи, а сеньоры Бонелльс и Дуран многократно заявили, что они совместно обсудили случай и полностью согласны друг с другом в том, что предположение о яде должно быть отвергнуто и нет никакой нужды в проведении вскрытия. Поскольку трое из присутствующих еще не были подвергнуты опросу, мы оставили их во дворце. Первым мы пригласили к себе сеньора капеллана.
Вопрос. — Ваше имя?
Ответ. — Рамон Кабрера Перес.
В. — Кем вы являетесь покойной?
