Гонсало Гинер - Тайна масонской ложи
А тем временем, стоя на другом пришвартованном к пристани судне, офицер морской пехоты Хуан Карраско, являвшийся секретарем адмирала Гонсалеса де Мендосы, внимательно наблюдал за разгрузкой. Прибыла очередная крупная партия дуба, ореха и черного тополя, привозимых ежемесячно из порта Бильбао для обеспечения нужд развернутого на этой верфи интенсивного строительства.
Едва только Карраско заметил прибытие нового корабля, как его настроение, и без того уже испорченное из-за проблем, связанных с разгрузкой судна, ухудшилось еще больше, особенно когда он понял, какой именно груз доставил этот корабль.
Увидев, что уже начались работы по швартовке корабля, Карраско подозвал к себе своего помощника, которому поручил следить за разгрузкой, а сам незамедлительно направился в сторону центрального комплекса зданий судоверфи, чтобы сообщить своему начальнику о прибытии корабля.
Пройдя по крытой галерее вначале мимо жилищ офицеров, а затем мимо рабочих кабинетов, Карраско подошел к адмиралтейству, у главного входа в которое постоянно находились два вооруженных стражника. Стремительно войдя внутрь, он направился на второй этаж, в зал общих собраний, где, как он знал, должен был находиться адмирал. Тихонько постучав в дверь, он дождался разрешения войти.
На громадном овальном столе лежало множество чертежей кораблей и стоял большой макет, который, по-видимому, сейчас был в центре внимания и являлся предметом разговора адмирала Гонсалеса де Мендосы и его двух собеседников. Приход Карраско не вызвал у них никакого интереса: они даже не прервали свой разговор.
— Используя более легкую, но твердую древесину — например черный тополь, — мы сможем усилить вооружение кораблей, вследствие чего увеличится дальность стрельбы, при этом не ухудшится маневренность судов.
Ирландский конструктор Муллан находился здесь уже три месяца — с тех самых пор, как его не совсем обычным способом завербовал моряк и исследователь Хорхе Хуан, тайно пробравшийся по поручению маркиза де ла Энсенады на английские судоверфи, чтобы разведать, что там происходит.
— Извините, что перебиваю вас, господа, — не выдержал Карраско, видя, что присутствующие попросту не обращают на него внимания, — однако я счел своим долгом сообщить вам о прибытии корабля с новой партией цыган, направленных сюда из Картахены.
— В этой стране, похоже, все уже с ума сошли! — Адмирал с яростью швырнул стопку бумаг на пол. — Всего три дня назад сюда привезли восемьсот цыган мужского пола, из них двести детей, которых мы все никак не можем разместить, а теперь нам присылают еще шестьсот! Я хоть и хороший друг министра де Сомодевильи, но тем не менее никак не могу понять, какого черта он организовал массовые аресты цыган. — Адмирал направился к своему рабочему столу, чтобы разыскать последнее письмо маркиза де ла Энсенады, и сразу же увидел его на толстой пачке корреспонденции. — Из двенадцати тысяч цыган, задержанных тридцатого июля, к нам отправят целых две тысячи. Я еще никогда не был свидетелем такой массовой облавы на людей!
— А вы смотрите на них как на дешевую рабочую силу, которую король дарит нам, чтобы мы могли своевременно выполнить порученные нам амбициозные проекты по обновлению флота и увеличению численности боевых кораблей.
Интендант Варас, являвшийся помощником адмирала, этими словами напомнил своему начальнику о пяти новых доках, сооружение которых необходимо было закончить не позднее чем через три года, чтобы затем использовать их для постройки новых боевых кораблей.
— Я с вами согласен, дорогой друг, однако не забывайте, что цыгане — народ нецивилизованный и агрессивный и что тяжелые условия жизни в этих местах отнюдь не способствуют укрощению их буйного нрава. Нам ведь даже пришлось использовать цепи и оковы, чтобы предотвратить побеги цыган и случаи их нападения на наших солдат и на служащих верфи. — Явно намереваясь пойти посмотреть на разгрузку прибывшего судна, он снял с вешалки просторный плащ, позволяющий защититься от дождя. — Я даже и представить себе не могу, чем может обернуться для нас прибытие этой новой партии.
Ирландец, мало что знавший о необычном указе, направленном против цыган, поинтересовался дальнейшей судьбой их жен и дочерей.
— Все они будут отправлены в различные тюрьмы и дома милосердия Севильи, Валенсии и Сарагосы, где их заставят работать, чтобы можно было оплатить расходы по их содержанию, — ответил интендант.
Ирландцу такое отношение к цыганам показалось жестоким и варварским, и он подумал, что, наверное, надо обладать редкостным талантом, чтобы суметь извлечь из массовых репрессий какую-то пользу для общества.
— Неужели кто-то всерьез полагает, что в подобных условиях цыгане станут выполнять то, что от них требуется?
— Ваш вопрос содержит в себе логические умозаключения, и мы, кстати, в глубине души с ними согласны, так что он не нуждается в каком-либо ответе.
Гонсалес де Мендоса попросил своих собеседников продолжать дискуссию по поводу строительства новых кораблей и в его отсутствие, а сам направился со своим помощником в сторону порта в сопровождении роты морских пехотинцев.
Линейный корабль «Стойкий» с двумя оружейными палубами, на которых были установлены двадцатичетырехфунтовые пушки, все ближе и ближе придвигался к краю пристани: около сотни матросов тянули его за четыре толстых каната, привязанных к битенгам, и время от времени наматывали высвобождавшуюся часть каждого каната на причальные тумбы. Несмотря на сильный дождь, все члены экипажа так или иначе участвовали в выполнении не очень-то легкой работы по швартовке корабля.
Стоявшие под навесом офицеры выкрикивали команды, следя за тем, чтобы нос и корма корабля придвигались к причалу с одинаковой скоростью и чтобы его борт все время двигался параллельно линии причала. Около сотни солдат выстроились шеренгой вдоль шканцев, готовые при необходимости помочь конвоирам заключенных, а несколько юнг тем временем усиленно сгоняли дождевую воду с палубы, стараясь заодно и помыть ее.
Когда корабль наконец-то пришвартовали, два пронзительных свистка предупредили экипаж, что на палубу поднимется адмирал Гонсалес де Мендоса. У подножия трапа адмирала встретил капитан корабля Альваро Пардо Ордуньес вместе с двадцатью своими офицерами и командой. После надлежащих приветствий капитан корабля пригласил адмирала пройти в кают-компанию, где они могли бы укрыться от непогоды, произвести прием-передачу документов и просто поговорить с глазу на глаз о только что проделанном кораблем переходе.
Шесть иллюминаторов, выходивших на корму, пропускали совсем немного света, поэтому освещалась всего лишь треть помещения, в том числе и красивый дубовый стол, за которым капитан работал, — к нему и направились вошедшие. Оставшись наедине, эти два моряка, которых связывала давнишняя дружба, плюхнулись в удобные кресла и, отбросив церемонии, начали непринужденный разговор.
— Вот уж никак не ожидал увидеть тебя в здешних водах. Думал, ты сейчас плаваешь где-нибудь в Вест-Индии. — Адмирал был искренне рад неожиданной встрече со своим старым другом и однокашником, вместе с которым когда-то учился в военно-морской школе в Сан-Фернандо.
— Да я и в самом деле должен быть сейчас где-нибудь возле Гаваны, а не здесь, однако в Картахене задержали мое путешествие за океан и поручили сначала перевезти сюда, к тебе, целую ораву людей.
— А сколько их всего? — спросил адмирал, стаскивая с себя парик, чтобы вытереть струившийся по лысине пот.
Задав этот вопрос, он понимал: какая бы цифра сейчас ни была названа, она все равно покажется ему чрезмерной.
Капитан Пардо решил морально подготовить адмирала к плохим новостям и предложил ему выпить рюмку анисовой водки, которую сам же ему и налил.
— В об; щей сложности мы взяли на борт девятьсот сорок два человека. — Адмирал сильно побледнел. — Это больше, чем ты ожидал?
— На целых три сотни больше того, что мне обещали. Нам грозит настоящая катастрофа!
Их разговор был прерван появлением лейтенанта, который, спросив разрешения войти, сообщил о завершении приготовлений к открытию и разгрузке трюмов. Когда они, все трое, стали подниматься на палубу, лейтенант на ходу пояснил, что первым делом будет производиться разгрузка самого маленького из трюмов, находящегося рядом с фок-мачтой. После этого начнут разгружать трюмы побольше, причем каждый последующий трюм будет открываться и разгружаться только после того, как все до одного человека из предыдущего трюма будут выведены на причал под конвоем солдат судоверфи. По всей длине палубы корабля выстроились многочисленные пехотинцы и артиллеристы, вооруженные ружьями и готовые пресечь любую попытку побега или разнять дерущихся. Им был дан приказ в случае необходимости стрелять на поражение.
