Охота за наследством Роузвудов - Рид Маккензи

– Наверное, мне надо…

– Я хотела…

Мы оба замолкаем.

– Начинай первым, – выдавливаю я.

Он колеблется.

– Я просто хотел сказать, что, наверное, мне надо отыскать родителей и смыться отсюда. В данный момент вечеринки не для меня. Предписание врача и все такое.

– Да, конечно.

У меня падает сердце. Хотя его слова явно подтверждаются тем, как он одет – в растянутую футболку и спортивные шорты. Этот прикид однозначно не предназначен для вечеринки.

Он толкает дверь гостиной, но я хватаю его за здоровую руку и быстро выпаливаю то, что тренировала перед зеркалом всю неделю:

– Я просто хотела поблагодарить тебя. За то, что ты защищал меня на фабрике.

Он смотрит в пол.

– Это пустяки. Я лгал тебе, и это было паршиво. Сразиться с этим охотником – это самое малое из того, что я мог сделать.

– Ты мог погибнуть. – От этих слов у меня снова сжимается горло.

Его губы трогает едва заметная улыбка:

– Я в порядке. Да, моя рука выведена из строя, и я еще не скоро смогу снова играть в хоккей, но все путем. И сотрясение мозга – это, конечно, паршиво, но такие сотрясения бывали у меня и прежде. – Он делает паузу. – Я рад, что ты в порядке. Когда я пришел в себя, мне сказали, что фабрика сгорела. Я испугался, что ты пострадала.

– Нет, со мной все хорошо.

Он глядит на меня:

– Я же ходячий детектор лжи по этому вопросу, и, говоря «Со мной все хорошо», меня не обманешь, ты не забыла?

Я не могу удержаться от тихого смеха.

– Со мной все будет хорошо, – поправляюсь я. – Но спасибо тебе. Прости за то, что я сказала на фабрике. Я вовсе не ненавижу тебя. И, кстати сказать, я тоже по тебе скучала.

Он улыбается, взглянув на дорогой ковер под нашими ногами, прежде чем посмотреть мне в глаза.

– Я понимаю, что это, возможно, случится не скоро, но как думаешь, ты когда-нибудь сможешь меня простить? Потому что там, на фабрике, я говорил серьезно. Я… – Он замолкает, и в его глазах я вижу искреннее чувство. – Ты очень нравишься мне, Лили Роуз.

– Я прощаю тебя. – Я поняла это еще тогда, когда на фабрике он толкнул меня на пол и защитил от града осколков. – И…

Я делаю вдох, сама не своя. Несмотря на то что на этой неделе мне надо было думать о тысяче вещей, главное место в мыслях все равно занимал он. Если я скажу это вслух, это будет жесть, потому что это сделает меня уязвимой и беззащитной, но он достоин знать, что я чувствую к нему на самом деле.

– Я думаю, ты тоже редкий человек. И полагаю, я всегда это знала, поэтому мне и было так больно потерять тебя в первый раз. Я не хочу, чтобы это случилось снова.

Его глаза загораются.

– Я не допущу, чтобы это случилось снова, клянусь.

– И никаких больше поисков сокровищ. – Я смеюсь. – Я еще очень, очень долго не захочу видеть никаких карт.

Он улыбается широкой улыбкой, озаряющей все его лицо, такой искренней и неподдельной, что я не могу поверить, что смогла целых четыре года прожить без нее.

– Заметано. А каким будет следующий уровень?

– Думаю, следующий уровень – я стану твоей девушкой.

По коридору к нам идут Дэйзи и Куинн. Мы с Лео в панике переглядываемся, и мне приходится отвести взгляд первой, потому что щеки пылают. А он смотрит на ковер, найдя его вдруг очень интересным.

Дэйзи мило улыбается, как будто она только что не вызвала в нашем мире секундный подземный толчок. Их разговор оказался короче, чем я ожидала, но по тому, как широко улыбается Куинн, можно предположить, что он прошел успешно.

В руке Куинн блестит что-то золотое. Она замечает мой удивленный взгляд и объясняет:

– Дэйзи сказала, что я могу взять эту штуку вместо старого ножа. Клево, правда?

Она поднимает любимый бабушкин нож для вскрытия конвертов, позолоченный, с острым лезвием и изображением розового бутона на конце рукоятки. Мне хочется сказать «нет», хочется хранить и беречь любой предмет, оставшийся от бабушки. Но в моем распоряжении есть целый особняк, полный ее вещей.

– Да, конечно, забирай.

Она прячет нож в узле волос, так что остается торчать только розовый бутон.

Дэйзи поворачивается ко мне:

– Уже почти восемь часов. Ты готова?

– Готова к чему? – спрашивает Лео.

– Ты можешь задержаться еще на несколько минут? – спрашиваю я, когда мы с Дэйзи толкаем двери гостиной.

Он кивает, мы входим в зал и оказываемся среди переговаривающихся гостей, разносимых официантами подносов и инструментальной поп-музыки.

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему:

– Я пообещала тебе, что обязательно сообщу, когда в следующий раз буду разрабатывать какой-нибудь тайный план.

Он хмурится, вспомнив тот день в музее.

– Но на этой неделе ты был в нокдауне, так что извини, но мне пришлось нарушить это обещание.

Не дав себе времени передумать, я целую его в щеку, после чего, оставив его с Куинн, подхожу к каминной полке вместе с Дэйзи. Фрэнк уже стоит там и делает оркестру знак перестать играть, прежде чем они перейдут к следующей песне. Я беру бокал с шампанским и крошечную ложечку, предназначенную для миниатюрных чашечек с супом-пюре из омаров, и стучу ею по бокалу.

Никто не замолкает, гости продолжают вести свои беседы. Фрэнк прочищает горло, сумев привлечь внимание людей вокруг, но гул разговоров в остальной части комнаты не умолкает. Как же бабушке удавалось завладевать их вниманием и делать это без труда?

Еще раз постучав ложечкой по бокалу шампанского и снова не добившись ни малейшего результата, я ставлю бокал обратно на стол, прежде чем я либо в панике выпью его, либо разобью, слишком сильно ударив по нему ложкой. Дэйзи касается моего плеча и, выдвинув стул, указывает на стол.

– Ни за что, – говорю я, поняв, что она задумала.

Она пожимает плечами.

– Это работает.

Вздохнув, я расстегиваю туфли на высоких каблуках, понимая, что в них буду стоять на столешнице слишком неустойчиво. И встаю сначала на стул, потом на стол.

А Дэйзи свистит.

– Ты что? – шиплю я.

Это производит желаемый эффект. Подобно отливной волне, гул голосов медленно сходит на нет, и все головы поворачиваются ко мне.

И внезапно на столе рядом со мной оказывается Дэйзи, также босиком. Я разглаживаю юбку платья и заставляю себя улыбнуться, как меня учила бабушка.

– Привет.

Голос звучит слишком пронзительно. Ладони потеют, пока я изучаю знакомые лица. Анджелина Мэрфи, Лиз Чжао, мистер Хейворт, начальник полиции Клэрмон и Элл, миссис Каполли, Стьюи и другие бывшие слуги Роузвуд-Мэнор. Дэйзи настояла даже на том, чтобы мы пригласили Морию, Джордана, Кева и всех остальных учеников нашего класса. Сюда явились все. Ну еще бы. Кто бы пропустил такое?

Я нахожу глазами Лео, и он улыбается. Куинн все еще держится рядом, и к ним присоединились Калеб и Майлз. Майлз показывает мне поднятый вверх большой палец.

– Спасибо вам всем за то, что вы пришли, – говорю я, воодушевившись от ободрения друзей. – Я знаю, что после смерти нашей бабушки обстановка была… не самой лучшей. Произошли кое-какие неприятные вещи, и вы могли счесть странным, что мы решили устроить вечеринку в такое время. Но наша бабушка любила вечеринки и любила собирать людей вместе. И думаю, нам это нужно сейчас. Собраться вместе.

Я вижу, как некоторые из собравшихся улыбаются и кивают. Дэйзи берет меня за руку и сжимает ее. Я отвечаю ей тем же, молясь, чтобы следующая часть моего выступления прошла не хуже.

– Мы также хотели сказать, что ценим все, что вы все делаете для города. Наша бабушка всегда считала, что именно люди – это биение его сердца, нити, которые соединяют его в единое целое. Я знаю, что закрытие фабрики не было идеальным решением, и за последние две недели мы с Дэйзи лучше узнали экономические трудности, которые город испытывал с тех пор.

Когда я произношу эти слова, мой голос слегка дрожит. Я отлично понимаю, что никто не желает слышать экономические советы от восемнадцатилетней девчонки. Особенно учитывая, какие советы давал мой отец.