К. Сэнсом - Горбун лорда Кромвеля
– Узнаете? – осведомился я, указав на серебряную цепочку, которую положил на стол вслед за первым вещественным доказательством.
– Нет, – поглядев на нее, ответил он. – Первый раз вижу. Вы нашли это на…
– Да, на теле девушки. А что вы можете сказать о мече?
Он снова отрицательно покачал головой.
– Мы здесь вообще никакого оружия не держим.
– Пожалуй, мне не следует спрашивать вас о том, узнаете ли вы тело Орфан Стоунгарден. Ибо узнать его воистину невозможно. Придется осведомиться насчет подвески у госпожи Стамп.
Он с ужасом посмотрел на меня.
– У смотрительницы приюта? Неужели без этого никак нельзя обойтись? Мне бы не хотелось, чтобы вы вовлекали ее в это дело. Она всегда нас недолюбливала.
Я пожал плечами.
– И будет любить еще меньше, – сказал я, – когда узнает, что ее подопечная была убита в стенах вашего монастыря и сброшена в пруд. Госпожа Стамп говорила, что девушка чувствовала себя очень несчастной, когда работала у вас. Что вы можете на это сказать?
Вместо ответа он спрятал лицо в ладони. Я думал, что он расплачется, но спустя мгновение аббат вновь посмотрел на меня.
– Нехорошо заставлять молодую девушку работать в монастыре. В этом я вполне согласен с лордом Кромвелем. Но в те времена делами в лазарете заправлял брат Александр. Он стал немощным и нуждался в помощи. Поэтому, когда прислали эту молодую особу, он изъявил желание взять ее к себе.
– Возможно, потому что она ему приглянулась. Говорят, она была прехорошенькой.
Прежде чем продолжить, аббат слегка прокашлялся.
– Нет, дело в том, что вы не знали брата Александра. Он был не такой, как все. Я в самом деле считал, что для него будет лучше, если ему будет прислуживать девушка, а не молодой человек. Это все происходило как раз накануне того, как к нам прибыла комиссия, когда…
– Ясно. Когда юноше, возможно, пришлось бы беречь от него свой зад. Однако как объяснить то обстоятельство, что во время исчезновения девушки в лазарете уже служил брат Гай?
– Дело в том, что брат Александр был упомянут в отчете комиссии. Это окончательно подорвало его здоровье. С ним случился удар, и он вскоре отошел к Господу. После его смерти на это место заступил брат Гай.
– Так кто же из монахов все-таки приставал к девушке? Я уверен, что это обстоятельство имело место.
Аббат покачал головой.
– Видите ли, сэр, иметь в монастыре хорошенькую девушку – слишком большое искушение. Женщины самим своим существованием соблазняют мужчин. Подобно Еве, сбившей Адама с пути истинного. Как бы там ни было, но монахи такие же люди, как все.
– Насколько мне известно, девушка никого не соблазняла. Тем не менее она неоднократно подвергалась домогательствам. Еще раз спрашиваю вас, господин аббат. Что вам известно?
Плечи Фабиана поникли.
– Ко мне поступали жалобы со стороны брата Александра. Он говорил, будто к девушке приставал молодой монах по имени Люк – тот, что служит в прачечной.
– Хотите сказать, что он ее изнасиловал?
– Нет-нет. До этого не дошло. Я лично поговорил с братом Люком и строго-настрого запретил ему с ней видеться. Однако он не угомонился и продолжал ей досаждать. Тогда я ему сказал, что если это не прекратится, то ему придется покинуть стены монастыря.
– А как насчет других? К примеру, старших монахов?
Он бросил на меня перепуганный взгляд.
– Были жалобы на брата Эдвига и приора Мортимуса. Они делали девушке непристойные предложения. В особенности брат Эдвиг, который наиболее усердствовал в этом деле. И я снова, как и в первом случае, был вынужден сделать им строгое предупреждение.
– Вы говорите, брат Эдвиг?
– Да.
– И ваше предупреждение возымело действие?
Как-никак я аббат, сэр, – с налетом былого высокомерия произнес он и, слегка поколебавшись, добавил' – А не могло ли случиться так, что она сама утопилась от отчаяния?
– В народе ходили толки, будто она украла золотые чаши и сбежала.
– А что еще мы могли подумать, когда после ее исчезновения не досчитались в церкви этих чаш? Послушайте, а не могла ли она раскаяться в содеянном и выбросить их в пруд, а вслед затем утопиться сама?
– Придется осушить пруд. Но даже если на дне его будут найдены чаши, из этого еще ничего не следует. Убийца мог бросить их в пруд вслед за телом. Например, чтобы повести нас по ложному следу. Нужно все тщательно расследовать, господин аббат. Возможно, придется привлечь к этому делу местную власть. Судью Копингера.
Он кивнул и на некоторое время погрузился в молчание.
– Все кончено, не так ли? – тихо спросил он.
– Что вы имеете в виду?
– Нашу здешнюю жизнь. Монастырскую жизнь в Англии. Я напрасно тешил себя надеждами. Не так ли? Законная власть нас не спасет, даже если убийцей Синглтона окажется кто-нибудь из мирян.
Я ничего ему не ответил.
Когда он брал со стола бумагу, я заметил, что его руки слегка дрожат.
– Недавно я в очередной раз просматривал предлагаемый вариант Акта отречения. Тот, что предоставил мне господин Синглтон. – Аббат начал читать: – «Мы со всей ответственностью заявляем, что образ жизни и деятельности, который мы наряду с прочими членами нашей религиозной организации исповедовали и применяли на протяжении многих лет, по сути своей являет собой бессмысленные церемонии и церковные уложения римских и прочих иностранных властителей». Поначалу я думал, что лорд Кромвель просто хочет прибрать к своим рукам наши земли вместе с имуществом, а этот пункт введен только для того, чтобы реформаторы могли получить дополнительное вознаграждение. – Он поднял на меня глаза. – Но, узнав о том, что произошло в Льюисе, я понял, что это стандартная форма. Не так ли? Значит, они собираются закрыть все монастыри. И рано или поздно подобная участь постигнет и Скарнси.
– Помилуйте, господин аббат. О чем вы говорите? Здесь погибли ужасной смертью три человека, – напомнил ему я. – А вас как будто ничего не заботит, кроме собственного выживания.
У него на лице отразилось недоумение.
– Почему трое? Нет, сэр, только двое. Если вообще не один. Еще вполне может оказаться, что девушка покончила с собой…
– Брат Гай уверен, что Саймона Уэлплея отравили.
Аббат нахмурился.
– А почему он не сказал об этом мне? Ведь я пока еще аббат.
– Я попросил его на некоторое время сохранить заключение в тайне. На всякий случай.
Фабиан посмотрел на меня странным взглядом, а когда вновь заговорил, голос его почти перешел на шепот.
– Если бы вы видели наш монастырь хотя бы пять лет назад, до развода короля! Он являл собой воплощение истинного порядка. Здесь все было чинно и пристойно. Молитвы и обряды сменяли друг друга, как заведено. Бенедиктинцы подарили мне такую жизнь, какой я никогда не имел бы в миру. Представьте, сын мелкого корабельного поставщика дорос до аббата. – губы его чуть тронула горькая улыбка. – Но я оплакиваю не себя, сэр, а утрату традиций, самого уклада монастырской жизни. Последние два года установленный веками порядок начал разрушаться. Мы имели общие убеждения, мыслили одинаковым образом. Но реформы принесли в наши ряды раздоры, посеяли разногласия. А теперь еще это убийство. Конец, – прошептал он. – Конец всему.
Я заметил слезы в уголках его глаз.
– Я подпишу Акт отречения, – тихо добавил он. – У меня нет другого выбора. Не так ли?
Я медленно кивнул.
– Могу я рассчитывать на ежегодное пособие, как обещал мне господин Синглтон?
– Да, разумеется. Я все думал, когда же мы к этому придем.
– Правда, прежде всего я обязан заручиться согласием братства. Ведь я управляю монастырем на правах оказанного мне ими доверия.
– Только прошу вас с этим немного подождать. До тех пор, пока я вам не скажу.
Он снова молча кивнул и, чтобы скрыть слезы, закрыл лицо руками. Я внимательно посмотрел на него. То, о чем с таким вожделением мечтал Синглтон, само шло мне в руки. Случившиеся в монастыре убийства окончательно сломили аббата. И теперь мне казалось, что я точно знаю, кто был преступником. Кто совершил все эти убийства.
Я нашел брата Гая в комнате для приготовления снадобий. Рядом с ним на маленькой табуретке сидел Марк, все еще облаченный в одеяние служки. Лекарь чистил ножи в бадье с водой, которая приобрела коричнево-зеленый цвет. На столе лежал труп. Он по-прежнему был покрыт одеялом, чему я втайне порадовался. Лицо Марка было белым, как снег, и даже темный лик брата Гая казался немного бледным.
– Я обследовал тело, – тихо сообщил брат Гай. – Не могу утверждать с полной уверенностью, но, судя по росту и телосложению, оно принадлежит девушке по имени Орфан. По крайней мере, у нее были такие же роскошные волосы. Однако я могу совершенно точно сказать вам, отчего наступила смерть. У нее была сломана шея.
Приспустив одеяло, он обнажил обезображенную голову и слегка повернул ее в сторону. Голова свободно качнулась, сместив в сторону позвонок. Я с трудом подавил подступающую к горлу тошноту.
