Антон Чиж - Холодные сердца
Аполлон Григорьевич изъявил желание осмотреть всю больницу. Отказать такому гостю было нельзя. Барон начал с первой палаты, где у него отлеживались после желудочных заболеваний. Лебедев нашел устройство и порядок более чем достойными, словно не замечая общую убогость и разруху. Экскурсия продолжилась. Его провели по всем палатам, перевязочной и даже операционной. Везде Нольде слышал похвалы своим стараниям сделать больницу лучше. Где эти старания отыскивал Аполлон Григорьевич, было на его совести. Барон приободрился окончательно. Наконец они дошли до конца коридора.
– Здесь у нас душевнобольные, тесно, но чем богаты, – сказал барон, надеясь, что эту скучную палату можно пропустить.
– Любопытно! – сказал Лебедев и поиграл сигаркой в зубах.
Барон гостеприимно распахнул дверь. Больные были на месте. В палате стояла тишина, санитар старательно драил кафельную плитку. Постеснявшись, барон его выгнал и предоставил палату в полное распоряжение Лебедева.
– А, вот и пристав! – сказал Лебедев, подходя к кровати. – Как себя чувствуете?
Глаза пристава были неподвижны и приоткрыты, из уголка рта стекала слюна.
– Он не слышит, я ему морфию дал, – пояснил барон.
– Морфий душевнобольному? Интересный эксперимент, барон. Может, еще статейку напишете. Остальные тоже?
Барон не мог отрицать очевидного. Тем более перед лицом великого криминалиста.
– Кто эти несчастные? – спросил Лебедев, поведя сигаркой.
– Там вот городовой. А эти двое – так, обыватели местные.
– На чем же они свихнулись?
– Как и все, – барон вздохнул. – Семейная жизнь, беды по службе.
Лебедев участливо закивал головой.
– Да, везде одно и то же. Что в столице, что в уезде. Везде проблемы от женщин. Все беды от них. Я в вашем городе недавно и уже такого наслушался… Вот, к примеру, у вас есть некая Катерина Ивановна, да?
Барон подтвердил.
– Ее называют Снежной королевой, – доверительно сообщил он.
– Вот именно! Так что же мне говорят? Оказывается, эта дама обманула двух своих женихов и нынче собирается покинуть город. Но не с пустыми руками. Сорвала у какого-то богатого дуралея неплохой куш, тысяч тридцать, говорят, и теперь с такими деньжищами сбежит в Европу. Только представьте! Видели, как она покупает билеты на утренний поезд. Уже и вещи собрала. А кому за это страдать придется?
– Кому? – спросил барон, заинтригованный развязкой.
– Нам, мужчинам! – провозгласил Лебедев.
Барон был категорически согласен. И предложил окончить экскурсию в его скромном кабинете, где обещал не только чай и свое радушие. Аполлон Григорьевич обнял его за плечо и выразил согласие.
Тишину палаты больше никто не побеспокоил.Ротмистр вел себя в участке, как барин в усадьбе. Потребовал чаю и даже накричал на чиновников, чтобы перьями не скрипели. Это его раздражало. Когда Ванзаров появился, он был раздражен окончательно.
– Сколько вас можно ждать!
– Раскопали что-нибудь? – спросил Ванзаров, усаживаясь за стол пристава.
– Вы же сказали, что будете думать!
– Извините, не мог предположить, что вы так буквально воспримете мои слова.
– Время не ждет! – крикнул фон Котен и вскочил. – Где-то заложена бомба, а вы сидите сложа руки!
Ванзаров действительно сложил руки и попросил не кричать, а то, чего доброго, разбудят предводителя. Фёкл Антонович спал на диванчике. Сон его был тяжел и глубок. После пробуждения головная боль обеспечена.
Фон Котен сел на место, но строгим видом показал, что готов применить власть, какой у Охранного отделения было в избытке. Особенно в отношении полиции.
– Искать бомбу бесполезно, – сказал Ванзаров.
– Это почему же? Как это понимать? Отказываетесь подчиниться моему приказу?
– Михаил, берегите нервы. Никакой бомбы нет и никогда не было.
В лице строгого ротмистра мелькнула растерянность.
– Как так? – спросил он.
– Боевая ячейка «Ядро» существовала только в отчетах вашего доблестного агента. Усольцев попросту морочил вам голову, получая ежемесячный гонорар. Да, он общался и даже вел опасные разговоры со своими приятелями. Так приятно ощущать себя не скучным обывателем, а опасным соперником власти. Оппозицией, как сказали бы в английском парламенте. Правда, только на словах. Дальше болтовни у членов его ячейки дело не шло. Думаю, они не подозревали, что составляют боевую организацию.
– Но бомбу заложили! – возмутился фон Котен.
– Усольцев наврал. Вернее, выдал желаемое за действительное. Когда вызвал вас, Жарков был уже мертв, и бомбу ему просто неоткуда было взять. Так что Усольцеву пришлось ночью лезть в комнату Жаркова, чтобы ее найти. Кстати, там мы с ним лично и познакомились. Но и Жаркову до последнего дня было совсем не до игр в революцию. У него заботы были поважнее. Даже если Усольцев его просил, он бы ничего делать не стал.
– Не может быть…
– Вынужден не согласиться. Вся эта игра в заговор с последующим разоблачением была построена только на том, что Усольцев умел убеждать окружающих в собственной значимости. На самом деле у него не было ничего.
В участке начали собираться городовые. За ними вошел Лебедев. Сразу запахло никарагуанским табаком. Мужики, привыкшие к деревенским ароматам, морщили нос, не понимая, откуда так воняет. Криминалист делал совершенно невинное лицо.
Ванзаров встал.
– Вы можете с чистой совестью отправляться в столицу.
– Неужели? – фон Котен был мрачен безнадежно. – А что прикажете делать с донесениями Шмеля? Они же пошли начальству! Все ждут большого разоблачения!
– Тут я бессилен.
Ротмистр оглянулся на толкавшихся городовых
– Что это у вас здесь? – сказал он брезгливо.
– Сегодня вечером берем одного умного преступника, – ответил Ванзаров. – Сейчас будем совещаться с коллегами, как его ловчее поймать. Извините, Михаил, больше мне сказать вам нечего.
Фон Котен злобно фыркнул и выскочил вон.
На диванчике заворочался предводитель. Поднявшись кое-как, он окинул мутным взором толпящийся народ.
– Что здесь происходит? – спросил Фёкл Антонович, облизывая сухой рот. – О! Моя голова… Сколько страданий… Ванзаров, голубчик, прикажите подать стаканчик… Да хоть воды.Под вечер набежали тучи. Стало темно и холодно, будто наступила осень. В домах светились окна. По такой погоде в саду никто не чаевничал, дачники – народ нежный. Улицы опустели, что было большой удачей.
К этому часу дом на Курортной улице был окружен со всех сторон. Макаров приказал городовым надеть темные рубахи, в темноте не выделяться и вести себя тихо. Ванзаров еще раз напомнил, что делать, и попросил двоих из резерва. Макаров шепотом приказал, кому идти. Но к пляжу добирались разными дорогами. Городовые – быстро и по кустам, а Ванзаров – неторопливо прогуливаясь с Лебедевым. Около последних зарослей они пригнулись.
– Дальше по-пластунски, – прошептал Ванзаров. – Я не виноват, сами напросились.
– Ради такого удовольствия пиджака не жалко, – ответил Лебедев. – Ползите вперед, друг мой. Буду следовать за вашими тылами. Наверняка не потеряюсь.
Трава царапала руки. Лебедев двигался тяжеловато, сопел и шуршал саквояжем. Одна надежда, что ветер заглушал звуки. Около пригорка, за которым начинался пляжный песок, Ванзаров замер и огляделся. Тут же подползли двое из засады.
– Ну как? – прошептал он.
– Точно как сказали, – ответил городовой Шемякин. – Уже роет. Минуты две, как появился. Сразу взялся, спешит больно.
– Резерв здесь?
– Здесь мы! – прошуршало сзади из кустов.
– Действуем, как условились. Обходите со всех сторон, мы с господином Лебедевым напрямик. Считаем от двадцати… Ну, начали!
Человек, стоящий на коленях, копал песок саперной лопаткой. Песчинки разлетались с тихим шорохом. Он так был занят, что не заметил, как со стороны залива появилось двое в темных рубашках и еще двое со стороны кустов. Когда услышал скрип сапог, было поздно. Бежать некуда. Он вскочил, не выпуская лопатку.
– Не делайте резких движений! – крикнул Ванзаров. – Городовые будут стрелять на поражение. Бросьте ее от греха подальше.
Лопатка скользнула из рук и воткнулась в песок.
– Обманул! – сказал человек. – Обвел вокруг пальца.
– Просчитал и поставил ловушку. Рад познакомиться, Джек Невидимка!
– Подходите ближе, не бойтесь, – сказал человек.
– Вас я не боюсь, могу в одиночку справиться. Условности обязывают.
– Хо-хо! – сказал Лебедев, разглядывая силуэт. – Ну и ну…
– И как же вы меня просчитали? Не могу в это поверить…
– Мое признание в обмен на ваше, – ответил Ванзаров.
– Высока цена, Родион Георгиевич. Боюсь, не соглашусь.
– Как хотите. У нас еще будет время побеседовать, пока вас в столицу отправят. Здесь даже хорошей камеры не имеется.
– И что же вы хотите мне предъявить? – крикнул черный силуэт.
– Убийство четырех человек. Плюс кухарка и сестра Стаси Зайковского. Но их вы вообще не считаете. Так, мелкие щепки.
