Борис Акунин - Сокол и Ласточка
Что отвечать на этот вопрос, мичман знал.
— Приходи завтра. Сегодня плохой день. Понедельник.
Она кивнула, удовлетворившись объяснением. От кого-то из моряков со шхуны королева знала, что есть нехорошие дни, которые называются “понедельниками”. Про это Логану рассказал капитан Пратт.
— Муа ожурдуи бон жур, демэн бон жур. Апредемэн па бон. Санг-фамм. Пупурата вьен демэн?[14]
Я-то ее понял: она хотела сказать, что послезавтра ожидает прихода месячных и волнуется, успеет ли Пратт до той поры порадовать ее любовным свиданием.
Проныра захлопал глазами.
— Скажи “да”, – процедил Гарри.
— Да!
Шаша впервые улыбнулась и хлопнула в мясистые ладоши.
— Хорошо! Сегодня маленький марьяж. Завтра большой марьяж. Две жены сегодня. Остальные завтра.
Ее подданные взволнованно зашептались. Я догадался: каждому хотелось оказаться в числе сегодняшних, а не завтрашних женихов.
Летиция с ужасом покосилась на черных кавалеров. Поежился и штурман.
— А вот “волшебная вода”, – сказал он тоненьким голосом, хотя по плану угощать дикарей ромом предполагалось несколько позже.
Королева плавно поднялась, отложила младенцев и приблизилась к нам с величественностью трехпалубного корабля. Кажется, она намеревалась рассмотреть “невест” как следует.
— Надеюсь, ей не взбредет в голову нас раздевать, – пролепетал Гарри. Даже при сумрачном освещении было видно, как он побледнел. – Проныра, угощай!
— Ром, ром!
Мичман стал совать свою бутыль, но Шаша слегка тронула его пальцем в грудь, и Проныра отлетел в сторону.
— Тут темно, – сказала королева. – Ходи верх.
Она первой поднялась по лесенке. Мы обреченно следовали за ней. Последним плелся Проныра, его нетерпеливо подталкивали сопящие воины.
Тут-то нам и конец, подумалось мне. Во всяком случае, Логану.
На наше спасение, начала королева экзамен с Летиции. Поставила ее перед собой, скептически оглядела, пощупала сверху, снизу, с боков. Моя девочка стояла ни жива ни мертва. Ее дрожащие пальцы возились с шнурком, привязанным к моей лапе. Я понял: Летиция не хочет, чтоб я погиб вместе с ней. Истинно благородная душа даже в минуту опасности заботится не о себе!
— Совсем плохой, – резюмировала Черная Королева. – Много-много корми, тогда лучше.
И повернулась к штурману, который, судя по виду, приготовился к смерти. Но его Шаша щупать не стала. Как завороженная, она уставилась вниз, на завитые пряди (Гарри был на добрых полтора фута ниже). По-моему, она никогда прежде не видала рыжих волос. Потянула за локон – парик остался у нее в руках, но собственные волосы ирландца были того же красноватого оттенка. Это привело королеву в восторг. Она провела пальцем по веснушчатым щекам Логана.
— Бон фам! Тре бон![15] — в восхищении воскликнула Шаша, даже не проверив стати красотки.
Окружавшие нас воины зацокали языками, загалдели. Я не понимал их языка, но догадывался: каждый просил, чтобы невеста с красными волосами и золотыми пятнышками досталась именно ему.
Пользуясь свободой, я переместился на вант грот-мачты, откуда обзор был гораздо лучше.
Откуда ни возьмись, прилетели две разноцветные птицы неизвестного мне вида. Сели рядом и с любопытством начали меня о чем-то расспрашивать.
“Фю-фить, фю-фитъ?” – трещали они.
Я знаю несколько человеческих языков, но по-птичьи, увы, не понимаю.
“Отстаньте, пернатые! Не до вас!”
Вид у меня солидный, пропорции впечатляющие, клюв того паче. Местные жители шарахнулись от меня, обругали по-своему и упорхнули. Ничто больше не мешало мне наблюдать за развитием событий.
Черная Королева показала на одного из своих молодцев, самого плечистого и рослого. Что-то сказала, кивнув на Летицию. Детина просиял тол-стогубой улыбкой и облизнулся. Подошел к моей питомице, съежившейся от страха, выплюнул в ладонь жвачку и пальцами запихал ей в рот. Очевидно, таков был ритуал ухаживания. Когда у девочки от ужаса и отвращения свело челюсть, жених ласково потянул ее за нос и, взяв другой лапищей за низ лица, помог жевать – подвигал подбородок туда-сюда.
Остальные воины смотрели с завистью и нетерпением. Они желали знать, кому достанется вторая женщина.
Однако Черной Королеве не хотелось расставаться с красноволосой чаровницей. Шаша положила Логану на плечо свою тяжелую руку (ирландец присел) и спросила Проныру:
— Комбьен фамм демэн?[16]
— Боку, боку! – воскликнул тот. – Всем хватит!
Королева объяснила что-то воинам, вызвав у них взрыв восторга. И лишь после этого подтолкнула Логана к самому старому и, вероятно, самому заслуженному из приближенных. Сразу видно мудрую правительницу: отличив одних, она не забыла пообещать награду и остальным.
— Делать марьяж, пить волшебная вода! – объявила Шаша.
Она повела всех в кают-компанию, посередине которой возвышался вырезанный из сандалового дерева истукан. Его выпученные губы лоснились чем-то красным – уж не кровью ли. Все стены были разукрашены пышными цветочными гирляндами. Королева надела одну на шею Логану, другую, пожиже, на Летицию. Таким же манером украсила она и обоих женихов. После этого минут пять все ритмично хлопали в ладоши и, приплясывая, пели что-то заунывное. Вот и вся брачная церемония.
После этого начался свадебный пир.
Все расселись на палубе: в середине королева, слева и справа новобрачные, остальные широким кругом. Мичману Шаша сказала:
— Туа, пти-ом, ва[17].
Повторять не пришлось. Проныра моментально спрыгнул за борт, подняв фонтан брызг. Не оборачиваясь, побежал туда, где возле лодки торчала долговязая фигура писца.
Дикари по очереди пили из бутыли, крякая от удовольствия. Мне стало жаль этих простодушных детей природы. Они были обречены. Ах, любовь! На какие злодейства подвигаешь ты даже благородную душу вроде моей Летиции!
Опьянение наступило после первого же глотка. Я много раз замечал, что представители народностей, не привычных к спиртным напиткам, сильно хмелеют даже от самой небольшой дозы.
Сразу же начались пляски. Черная Королева танцевала с монументальной неспешностью, гигантские груди покачивались, складки жира ходили волнами. Вокруг, прикладываясь к бутыли, топтались воины. Обе “невесты” сидели неподвижно, вжав головы в плечи, и ждали развязки.
Вот один из танцоров кулем повалился на палубу, захрипел. Прочие не обратили на это внимания. Упал второй, третий, четвертый. Но те, кто еще удерживался на ногах, были только рады: чем меньше оставалось людей, тем короче делались интервалы между глотками.
Наконец, повалились все, кроме Черной Королевы, которая пила уже без остановки, всё еще приплясывая. Вид у нее был одурманенный, но в то же время блаженный. Она напоминала попавшего в рай гиппопотама.
— Вот чертова прорва, – заметил Гарри, отстукивая ритм ладонями по палубе. – Выдула столько яду – на целый полк бы хватило, и всё нипочем.
— Чертова прорва, – повторила Шаша, еле ворочая языком и засмеялась.
Пошатнувшись, она наклонилась над Логаном, погладила его по голове.
— Бон филь. Жоли филь. Туа фэ бон гарсон шво руж. Иль гранди, девенир мон мари[18].
— Само собой, – пропищал Гарри – и с криком откатился в сторону.
Если б он этого не сделал, великанша раздавила бы его своей тушей. Яд наконец свалил Шашу. С великим грохотом она плюхнулась наземь и больше не двигалась.
Штурман вытер пот.
— Уф! Хорошо, что дело не дошло до брачного ложа. Нам с вами, Эпин, грозили бы большие неприятности…
Летиция молча перекрестилась.
— Дело сделано, – сказала она, приподняв королеве веко. – Уходим отсюда. Мне не по себе.
— Мне тоже. Молодцом, доктор. У вас настоящий талант отравителя. Надеюсь, что фляга, приготовленная для наших друзей, окажется не менее эффективной.
Моя бедная девочка, преступница во имя любви, спешила покинуть место убийства.
— Идемте же! – торопила она штурмана. Некогда он первым спустился вниз, Летиция вдруг воскликнула:
— Черт! Я где-то обронил свой стилет! Наверное, внизу. Идите, Логан. Я вас догоню!
С недоумением я наблюдал, как она складывает в подол платья оставшиеся после пира бананы и кокосы. Последние она надрезала стилетом, который, оказывается, вовсе не был потерян.
Потом моя питомица действительно спустилась вниз. Заинтригованный, я следовал за ней.
В трюме копошились осиротевшие малыши. Бедные крошки! О них-то я не подумал, а ведь они погибнут тут без матери.
Летиция положила фрукты и орехи на пол.
— Мама и дяди бай-бай, – сказала она самому старшему из мальчиков, прикладывая сложенные ладони к уху и зажмуриваясь. – Долго бай-бай. До завтра. Ешьте, пейте, ничего не бойтесь. Мама и дяди проснутся.
