По понятиям Лютого - Корецкий Данил Аркадьевич
Когда последний воин из дружины Модуса испустил дух, начался дележ трофеев. Доспехи, шлемы, мечи, украшения, серебро из кошелей. Раздетые донага изуродованные тела вслед за Али полетели из окон во двор, а в зале началась драка между победителями. Кто-то дрался, кто-то, пользуясь моментом, наливался вином и медом. А кто-то вспомнил о лошадях гостей, и вскоре со стороны конюшни послышались крики и испуганное ржание. Остальные мигом ринулись туда…
В зале тем временем показались перепачканные известкой Локус и Тодд. Скамьи перевернуты, кровь всюду – на столе, на полу, на стенах. Среди остатков трапезы лежала чья-то отрубленная рука. Локус прошел к окну, глянул вниз, сплюнул.
– Дело сделано. С приездом, дорогой братец, – хрипло проговорил он.
– Может, пришла пора посмотреть, что в том сундуке, господин Локус? – Толстый Тодд хитро подмигнул. – Ну, в том самом, в котором репу не хранят?
Возведенный на месте старого замка дворец из белого мрамора ослепительно блестел под солнцем. Нигде во всем мире – ни в Иудее, ни в Сирии, ни в самом Риме – еще не было таких прекрасных строений. Толпа празднично одетых людей заполнила огромную площадь перед дворцом и прилегающие к ней улицы города, раскинувшегося на некогда унылой равнине. Модус, облаченный в пурпурную королевскую мантию, стоял на балконе, взирая сверху на толпу. Сегодня день его коронации. Солнечный, яркий день под голубым небом. Рядом, склонив головы, на коленях стоят вожди завоеванных им земель Британии, поверженные римские легаты в окровавленных, искореженных доспехах, а также бывший римский наместник в черной, как знак позора и покорности, тоге.
Трубят трубы – на балкон входит процессия друидов с золотой короной на хрустальном блюде.
– Коронуется Модус Виллем Британский, первый король свободной Британии и прилежащих островов!
Старший друид под восторженный рев толпы водружает корону на его голову. Свершилось. Исполнилось. Все получилось, как он хотел. Острое, безграничное чувство счастья настигает его, словно приступ, перехватывая дыхание. Модус поднял руку, чтобы поприветствовать толпу, а заодно полюбоваться красными отблесками в камне на своем перстне, благодаря которому он…
И вдруг обнаружил, что руки нет. Из плеча хлещет кровь и торчит осколок кости, а самой руки как не бывало. Ни руки, ни перстня. Кто-то подкрался и отрубил ее… Но кто посмел?! Модус обернулся – и нос к носу столкнулся со своим братом Локусом. Тот скалился окровавленным ртом, держа в зубах его перстень.
– Ах ты, сволочь! А ну, отдай!
Модус схватился левой рукой за меч, собираясь снести ему голову. Но левой руки у него тоже нет, только короткий, исходящий кровью обрубок. И вместо ног – обрубки. Он обнаружил, что лежит в кровавой луже, бьется там, как пойманный карась…
…Открыл глаза. Темнота. Холод. В первую минуту он подумал, что и в самом деле остался без рук и ног. Он их не чувствовал. Попробовал подняться, но у него ничего не получилось. Кое-как перекатился на один бок, на второй. Понял, что связан по рукам и ногам. Руки сведены за спиной, он не может понять, на месте ли перстень. Крутился, извивался, кое-как встал на колени и тут же, не удержавшись, упал лицом в пол.
Что случилось? Где он?
Сырой и холодный пол, вокруг непроглядная темень и липкая ледяная духота, которая мешает до конца наполнить легкие. Он помнил все, вплоть до того, как появилась Ева. Звуки музыки, крики, какое-то кружение… Кажется, его собирались куда-то проводить… К ней. Почему же тогда он здесь?
Послышался тонкий крысиный писк. Перестук маленьких лапок. Он в подвале. Связанный. Локус бросил его сюда, его дорогой младший братец, больше некому. Улыбался, трепетал, заискивал… Ах он, гаденыш!!! В приступе бешенства Модус снова принялся ерзать по полу, пытаясь подняться. Несколько раз больно ударился о камень и скоро понял, что находится в очень ограниченном пространстве. Он может вытянуть ноги, не более того. Кругом, со всех сторон, холодный камень. Он в каменном мешке.
«Но если перстень со мной, я обязательно выберусь, – подумал он. – Веревки лопнут, камни рухнут, враги упадут замертво. Как было с триерой, преследовавшей «Звезду Востока», как было всегда. И тогда Локус узнает, каждой своей поганой косточкой почувствует, каждой пядью своей кожи, каждым фунтом своего мяса, каково это – предать родного брата, и какая страшная расплата за этим следует! Вытащи меня отсюда! – мысленно попросил он. – Не бросай. Помоги. Освободи мои руки и ноги… Выведи меня на свет… Не денег прошу, не богатства – дай исполнить месть! Он должен поплатиться за всё!!!»
По ногам что-то пробежало. Модуса передернуло от гадливости и страха. Он приподнял голову, снова уронил.
Надо успокоиться. Дышать ровно и коротко, иначе он задохнется, потеряет сознание. Думать, соображать… Так. Первым делом попытаться освободить руки. Расслабить веревки, найти острый выступ, перетереть их, что ли…
На какое-то время он затих. Обнаружил, что за это время к рукам постепенно вернулась какая-то часть чувствительности. Нащупал большим пальцем перстень. На месте, это уже хорошо. Принялся осторожно вращать запястьями, продолжая мысленно взывать к перстню, к его хозяину: «Вытащи. Помоги. Освободи!» Он уже видел, как обваливаются наружу камни, слышал их грохот и предсмертные вопли Локуса…
По ноге опять пробежало. Остановилось. Начало взбираться вверх по бедру. Модус с криком дернул ногами, перевернулся. Привалился спиной к стене, сделал еще одну лихорадочную попытку встать. Уже почти выпрямил колени, вот, вот… Не удержался на одеревеневших ногах и на сей раз грохнулся с высоты своего роста.
Какое-то время он, видимо, пролежал без сознания. Увидел сидящую перед самым лицом крысу. Точнее, два глаза – красных, светящихся, как угольки, и смутно обрисовывающих в темноте усатую морду.
– Слышу жалобные призывы, – произнесла крыса низким скрипучим голосом. – Кто это, думаю, зовет? Ах, это Модус, наш счастливчик, любимец фортуны! И что тебе надо на этот раз?
Зубастая пасть двигалась, будто что-то пережевывала, и смрадное дыхание касалось его лица. Модус, пораженный, смотрел на говорящую крысу, но сам, похоже, утратил дар речи.
– Вытащи меня отсюда, – с трудом проговорил он.
– Это не проблема. Я привел тебе на помощь целую армию. Крысы вытащат тебя отсюда, правда, по очень маленьким кусочкам.
Только сейчас он понял, что пространство вокруг наполнилось звуками мелкой возни и писком.
– Я не хочу… по кусочкам, – испуганно проговорил он.
– Что могу, извини. – Крыса широко зевнула. – Честно говоря, ты мне не интересен. Ты когда-то предал Квентина, сейчас твой родной брат предал тебя, получается баш на баш. По-моему, всё справедливо!
– Нет! Где здесь справедливость? Наоборот!
– Вот так всегда! То, что для одного благо, другому – зло! Римлянин считает правильным и справедливым убить бритта, забрать его имущество и обратить в рабство его жену и детей. Но мысль о том, что бритт может проделать то же самое с ним, представляется ему величайшей несправедливостью! Вам не угодишь…
– Но ты же всегда защищал и помогал мне! Помоги в последний раз!
– Я?! Какая ерунда! Ты перепутал меня с Квентином или Али. Я не служу ни тебе, ни кому бы то ни было! Я никому не помогаю и никого не защищаю, запомни это!
Глаза-угольки тускнели, гасли. По ногам, по туловищу уже деловито сновали маленькие лапки, что-то мокрое ткнулось в шею… И вдруг резкая боль, словно железными щипцами прихватили кожу.
– А-а-ааа!!!
Крыс было много, они были всюду. Модус с криком отпрянул, перевернулся. Послышался сердитый писк, под ним что-то затрепыхалось, живое…
– Сейчас там, наверху, делят твое богатство, – проскрипело возле самого уха. И тут же последовал болезненный укус, от которого Модус снова заорал.
– Только ничего хорошего из этого не выйдет. Ни для Локуса, ни для кого-то другого. Опять будет драка, резня, пожар… Одно и то же, одно и то же. Никто не спасется. Если это тебя хоть немного успокоит… Ну, ладно, пойду посмотрю этот спектакль.