Джойн Бойн - Криппен
— Неряшливая работа, — сказал ему доктор Льюис, главный патологоанатом, когда инспектор сам пришел взглянуть на это ужасное зрелище. — Если бы он действительно был дипломированным врачом, то лучше бы разбирался в жизнедеятельности человеческого организма. Некоторые конечности оторваны в самых трудных местах. Напоминает новичка, разделывающего курицу. Миссис Криппен наверняка умерла еще до начала процедуры, и это само по себе счастье. Нелегко было снова сложить все фрагменты воедино, хотя, сказать по правде, это доставило мне большое удовольствие. Словно вернулся на много лет назад — в медицинское училище. Господи, чего мы там только не вытворяли. Как-то раз с моим другом Энгусом…
— Этим вряд ли можно наслаждаться, доктор, — перебил его Дью, не расположенный слушать россказни о дурацких студенческих выходках.
— Разумеется, разумеется. Однако должен признаться, я привел с собой нескольких студентов, чтобы взглянули на труп, и даже парочку своих коллег. Кажется, этот человек когда-то работал на бойне, верно?
— Я знаю лишь то, что писали в газетах, — ответил Дью. — Так же, как и вы.
— Меня это просто удивляет — вот и все. Хотите верьте, хотите нет, но скотобойня — прекрасное место для овладения навыками анатомирования. Если бы кое-кто из этих ребят захотел, то мог бы открыть свой кабинет на Харли-стрит.
— Возможно, он нервничал. Этим объясняется его небрежность.
— Надо полагать.
— Вы уже собрали труп?
— Почти.
— Что значит «почти»?
Льюис удивленно посмотрел на него.
— Вы разве не знаете, что до сих пор не нашли голову? — произнес он.
Голова. Несколько последних недель все лондонские газеты были поглощены поисками головы Коры Криппен. Это была единственная часть тела, которой не обнаружили в подвале на Хиллдроп-креснт, 39, и она стала последним кусочком головоломки, необходимым для того, чтобы можно было сложить останки в гроб и похоронить их. Уличные мальчишки по всему Лондону открывали мусорные баки и заглядывали в сточные трубы, а по набережным Темзы бродила компания людей, дожидавшихся, не прибьет ли голову к берегу. Ходили слухи, что газета «Экспресс» пообещала 100 фунтов стерлингов мужчине, женщине или ребенку, который найдет голову первым и принесет ее в редакцию: целая толпа Саломей[34] из лондонских низов откликнулась на этот призыв.
— Я весь день держу под рукой нюхательную соль, — сказала миссис Луиза Смитсон мужу Николасу и своим друзьям Нэшам, когда они вместе пили чай в ресторане «Савой» несколько дней спустя. — Стоит об этом подумать, и мне становится дурно. Когда вспоминаю, как мы сидели в этом доме, ужинали… Да он же мог убить нас всех.
— Луиза, перестань, — взмолилась Маргарет Нэш.
— Ума не приложу, что же он мог подмешать в еду, — произнес Николас Смитсон. — Возможно, это какой-нибудь яд замедленного действия и однажды утром мы все не проснемся?
— Ах, Николас!
— Ну как же об этом не думать? — возразил он. — Что, если он убивал и других людей и где-нибудь их тоже закапывал? Варил суп из их костей? Что, если подобную судьбу он уготовил нам всем?
— Протертый суп из Смитсона, — сказал Эндрю Нэш с грубым хохотом. — Спасибо, не хочу. Предпочитаю мясной бульон.
— Меня сейчас стошнит, — проговорила Луиза. — Николас, если ты сейчас же не прекратишь эти разговоры, меня стошнит.
— Дорогая, — сказала Маргарет и, подавшись вперед, погладила ее по руке. — Ты переутомилась. К тому же все эти невыносимые репортеры.
— Они меня изводят, — с радостью призналась она. — Как только открываю дверь, на пороге всегда стоит новый.
— Видел письмо во вчерашней «Таймс», Эндрю? — спросил со смехом Николас, взглянув через стол на друга. — Какой-то читатель спрашивает, не пора ли разрешить женщинам поступать на службу в полицию. Почему бы нам под шумок не заделать Луизу Смитсон инспектором Скотланд-Ярда? По-моему, она даст фору многим тамошним офицерам. — Он чуть не подавился от смеха — столь абсурдным казалось это предложение.
— Лично я — за, — сказала Маргарет Нэш. — Инспектор Смитсон. А ты как считаешь, Луиза?
— Бродить по Лондону и искать в подвалах обезглавленные трупы? — вздрогнув, спросила она. — Нет уж, не думаю.
В действительности Луиза чрезвычайно гордилась своими действиями и наслаждалась каждой минутой свалившейся на нее славы. Все величали ее героиней — начиная с владельца местной бакалейной лавки и заканчивая принцессой Уэльской, которая похвалила ее в приватной беседе, о чем тут же написали в газетах.
— Тем не менее он показался мне очень приятным, приветливым человеком, — промолвил инспектор Дью.
— Приятным? — недоверчиво переспросил капитан Тейлор. — Мужчина, который разрубил свою жену на мелкие кусочки и съел? Кого же в таком случае вы назвали бы хамом?
— Но ведь я тогда еще об этом не знал, — сказал Дью в свою защиту. — В действительности он казался очень кротким. К тому же он ее не ел.
— В тихом омуте черти водятся.
— На самом деле это встречается редко, — возразил Дью. — Человеку нелегко до такой степени скрывать свое истинное лицо. Мне кажется, однажды вечером он просто сорвался. Не вынес ее издевательств.
— Если б он просто сорвался, инспектор, то разве стал бы покупать заранее яд? Ведь это попахивает умышленным убийством. Во всяком случае, так писали в газетах. Что он купил пузырек гидро-чего-то-там в аптеке на Оксфорд-стрит.
— Конечно, конечно, — согласился Дью. — Просто я думаю, она сама его довела — вот и все. Он не видел другого выхода. К тому же это был гидробромид гиосцина — один из самых эффективных и быстродействующих ядов.
— Вы так говорите, будто сочувствуете ему.
— Правда? — удивленно спросил он. — Нет, вам просто показалось — на самом деле я ему не сочувствую. Он совершил страшное преступление. Но я постоянно спрашиваю себя: о чем он сейчас думает? Сожалеет ли о случившемся? Не снятся ли ему кошмары? Ведь нелегко совершить такое, а потом просто обо всем забыть. Убить человека и таким вот образом избавиться от трупа. Это ужасно.
Три предыдущих недели сам Дью не мог думать ни о чем другом. Обнаружив останки Коры, он не спал несколько ночей подряд и с тех пор страдал от неуверенности в себе и подавленного настроения. Неуверенность проистекала из сознания того, что, возможно, он вовсе и не опытный сыщик, которым себя считал. За всю карьеру его ни разу так не обманывали, не оставляли в полных дураках. А мучился он из-за того, что это жуткое преступление на самом деле совершил доктор Криппен. Дью пытался поверить, что он этого не делал, что это досадная ошибка, однако невозможно было отрицать очевидное. И вот человек, с которым он надеялся подружиться, ощущая с ним чисто человеческое родство, теперь плыл где-то посреди Атлантического океана, не догадываясь, что тот, кто еще недавно его уважал, уже сидит у него на хвосте, гонится за ним и мечтает лишь об одном — доставить его обратно в Лондон и увидеть наконец, как он болтается на веревке. Кем же после всего этого должен считать себя Дью?
— Мне кажется, — произнесла Маргарет Нэш, доедая пирожное, — пресловутого доктора Криппена не обсуждают сейчас лишь те, кто находится к нему ближе всего, — их-то мне особенно жаль. Это пассажиры первого класса, плывущие на борту «Монтроза». Одному богу известно, когда он нанесет следующий удар. Теперь этот человек почувствовал вкус крови. И не забудет его никогда, — выспренне добавила она: глаза ее сверкали, а в уголках алых напомаженных губ блестела слюна.
По телеграфу Маркони пришло два сообщения с интервалом в пятнадцать минут. С тех пор, как пару дней назад капитан Кендалл привел Билли Картера в радиорубку и рассказал о своих подозрениях насчет мистера Робинсона и его предполагаемого сына, — с того момента, как капитан попросил его отправить сообщение в Скотланд-Ярд с данной информацией, старпом проводил в этой рубке все больше и больше рабочего, а также немалую долю свободного времени. В последующие дни капитан ясно дал понять, что о происходящем нельзя говорить никому — даже другим помощникам. Теперь в этой каюте в любое время дня можно было встретить либо старшего помощника, либо самого капитана — они сидели на корточках перед аппаратом Маркони и ждали, когда тот с шипением оживет и начнет подавать сигналы. Постоянное присутствие их обоих в рубке смущало других членов команды, но они были хорошо вымуштрованы и лишних вопросов не задавали.
Как оказалось, радиорубка пришлась Билли Картеру по душе. Она была тихой и уединенной, теплой, но не душной, в отличие от его собственной каюты — тесной и без иллюминатора: капитан Кендалл не позволил ему занять привычные покои мистера Соренсона. В радиорубке Картер мог сидеть часами, положив ноги на стол, попивая кофе из кружки, читая книгу или мечтая о возвращении домой — о том, как все изменится с рождением малыша. В глубине души старпом даже благодарил мистера Робинсона за то, что он расчленил свою жену. Это означало, что никаких задержек не предвидится: по расписанию «Монтроз» и «Лорентик» должны встретиться еще до конца месяца, как только оба парохода подойдут к берегам Канады. Необходимо строго придерживаться этого графика, и значит. Картер может успеть на корабль, отправлявшийся обратно в Европу третьего августа, чтобы поскорее вернуться к своей семье.
