Энн Перри - Скелет в шкафу
Подходящего для визита наряда у Эстер не было: ни шелков, ни бархата, как у Ромолы или Араминты, ни вышитых, украшенных лентами капоров, ни кружевных перчаток, какие носят настоящие леди. Да они ей и не пригодились бы — при ее-то работе! Платья Эстер, чья семья потерпела финансовый крах, были весьма скромны и практичны. Это касалось и покроя, и качества ткани. Капор приятного розового цвета, но это все, что можно сказать о нем хорошего. Кроме того, наряды Эстер могли бы быть и поновей.
А впрочем, не все ли равно, как она выглядит! Ей ведь предстояло идти к Рэтбоуну по делу, а не на светский прием.
Без особого удовольствия она оглядела себя в зеркале. Слишком худая и ростом куда выше, чем хотелось бы. Волосы — густые, но почти совсем не вьются; замучишься, пока соорудишь требуемые модой локоны. Глаза, правда, большие, серо-голубые, правильно расставленные, но слишком спокойные и внимательные, отчего людям подчас становится неловко под ее взглядом. Да и черты лица в целом несколько резковаты.
Но с этим ничего уже не поделаешь. Если нельзя стать красивой, надо быть хотя бы обаятельной. Помнится, мать Эстер часто внушала ей это в детстве, зная, что красавицы из дочки все равно не получится.
День выдался пасмурный, с неприятным резким ветром.
Эстер наняла кеб от Куин-Энн-стрит до Виер-стрит и прибыла на место около трех часов пополудни. В три часа ровно она уже сидела в элегантно обставленной приемной Оливера Рэтбоуна и с нетерпением ждала начала беседы.
Она чуть не вскочила, когда дверь открылась и вошел Рэтбоун. Костюм его, как и в прошлый раз, был безупречен, и Эстер сразу же почувствовала себя нескладной и угловатой.
— Добрый день, мистер Рэтбоун. — Она уже не была уверена в силе собственного обаяния. — Весьма любезно с вашей стороны сразу же откликнуться на мою просьбу.
— Я лишь доставил себе удовольствие увидеться с вами, мисс Лэттерли. — Рэтбоун очаровательно улыбнулся, однако глаза его были серьезны и внимательны. — Прошу вас, пройдите в мой кабинет и располагайтесь поудобнее.
Он распахнул перед Эстер дверь, и она торопливо вошла, памятуя, что с момента приветствия беседа, на которую ей отведено полчаса, уже началась.
Комната была невелика, но казалась светлой и просторной. Мебель напоминала по стилю обстановку скорее времен Вильгельма IV, чем правящей ныне королевы. Во всем преобладали светлые холодноватые тона. На дальней стене висела картина, выполненная в манере Джошуа Рейнолдса и изображающая джентльмена в одеяниях прошлого века на фоне романтического пейзажа.
Впрочем, все это было несущественно; Эстер сразу приступила к делу.
Она опустилась на один из легких стульев, а Оливер сел напротив и непринужденно скрестил ноги, поддернув предварительно брюки, чтобы не нарушалась безупречность складок.
— Мистер Рэтбоун, я прошу прощения за свою настойчивость, но по-другому поступить просто не могла. Я просила вас уделить мне полчаса вашего драгоценного времени, и, если я выйду за установленные рамки, пожалуйста, прервите меня.
Эстер заметила, как в глазах его зажглись веселые искорки, но ответ адвоката прозвучал вполне серьезно:
— Я обязательно так и сделаю, мисс Лэттерли. Поверьте, я весьма внимательно слежу за стрелками часов. Пожалуйста, сосредоточьтесь и расскажите мне, в каком именно вопросе я могу быть вам полезен.
— Благодарю вас, — сказала она. — Вопрос касается убийства на Куин-Энн-стрит. Вам известны его обстоятельства?
— Читал в газетах. А вы знакомы с семейством Мюидоров?
— Нет… Во всяком случае, это не светское знакомство. Пожалуйста, не перебивайте меня, мистер Рэтбоун. Если я собьюсь, мы можем не уложиться в условленное время.
— Прошу прощения.
В его глазах вновь вспыхнули веселые искорки.
Эстер почувствовала легкое раздражение, и ей уже было все равно, насколько обаятельно она выглядит.
— Дочь сэра Бэзила Мюидора Октавия Хэслетт была найдена зарезанной в собственной спальне. — Речь свою Эстер продумала и отрепетировала заранее и теперь старалась выговаривать каждую фразу как можно яснее и доходчивее. — Поначалу решили, что в дом среди ночи пробрался грабитель, который и убил ее. Но затем полиция доказала, что снаружи никто не проникал и, стало быть, убийство — дело рук кого-то из членов семейства или слуг.
Рэтбоун молча кивнул.
— Леди Мюидор была настолько потрясена, что здоровье ее пошатнулось, и Мюидоры приняли меня на службу в качестве сиделки.
— А разве вы уже не работаете в лечебнице?
Глаза адвоката расширились, брови изумленно приподнялись.
— Работала, — коротко ответила Эстер. — Теперь — нет.
— Но вы же были так воодушевлены идеей больничных реформ!
— К несчастью, руководство лечебницы эту идею не поддержало. Пожалуйста, мистер Рэтбоун, не перебивайте меня! Это действительно очень важное дело; может свершиться чудовищная несправедливость.
— Выдвинуто обвинение против невинного человека, — сказал Рэтбоун.
— Совершенно верно. — У Эстер не было времени удивляться его проницательности. — Это лакей Персиваль, личность весьма непривлекательная: он тщеславен, заносчив, эгоистичен, волочится за женщинами…
— Да, и впрямь не слишком привлекательная личность, — согласился Рэтбоун, откидываясь на спинку стула и не сводя с посетительницы внимательных глаз.
— По версии полиции, — продолжала она, — он приударял и за миссис Хэслетт — то ли с ее одобрения, то ли без оного. В общем, они считают, что Персиваль проник ночью в ее спальню. Она же, предвидя приход лакея и боясь его, припасла кухонный нож… — Эстер видела изумление Рэтбоуна, но решила не обращать на это внимания, — собираясь с его помощью защищать свою честь и достоинство. Произошла борьба, в результате которой оружие обернулось против нее самой…
Рэтбоун задумчиво глядел на нее, сведя вместе кончики пальцев.
— Откуда вам все это известно, мисс Лэттерли? Точнее, каким образом полиция это установила?
— Спустя какое-то время с начала следствия — фактически через несколько недель — кухарка обнаружила отсутствие одного из разделочных ножей, — объяснила Эстер, — и полиция провела еще один, более тщательный обыск в доме. В комнате этого лакея за ящиком комода были обнаружены окровавленный нож и пеньюар, принадлежавший миссис Хэслетт, также со следами крови.
— А почему вы не уверены в его виновности? — с интересом спросил адвокат.
Коротко и ясно ответить на столь прямой вопрос было весьма затруднительно.
— Возможно, он и виновен, но ведь это совершенно не доказано, — сказала Эстер уже не так уверенно. — Кроме ножа и пеньюара, нет никаких улик, а их мог подбросить в его комнату кто угодно. Зачем держать их у себя, вместо того чтобы просто уничтожить? Он легко мог вытереть нож и вернуть его на кухню, а пеньюар сунуть в печь. Шелк бы превратился в пепел.
— Перст судьбы? — предположил Рэтбоун, но особой уверенности в его голосе не слышалось.
— Это слишком наивно, а Персиваль далеко не глуп, — немедленно возразила Эстер. — Он мог хранить эти вещи разве что с целью подкинуть их после кому-нибудь и тем навлечь на него подозрение…
— В таком случае, почему он этого не сделал? Вероятно, не знал, что кухарка хватилась ножа, после чего немедленно должен был последовать обыск? — Рэтбоун слегка покачал головой. — Тогда это какая-то удивительная кухня.
— Конечно, об этом знали все, — сказала Эстер. — И поэтому тот, у кого хранились нож и пеньюар, немедленно подбросил их Персивалю.
Рэтбоун озадаченно нахмурился, его интерес к истории заметно возрос.
— Крайне подозрительно, — заметил он, разглядывая собственные ногти, — что полиция не нашла ничего при первом обыске. Наверняка они искали достаточно внимательно, как только убедились, что убийство совершил не грабитель, а кто-то из обитателей дома.
— Этих вещей не было тогда в комнате Персиваля, — страстно сказала Эстер. — Их принесли туда втайне от него и положили так, чтобы можно было легко найти. Что и случилось.
— Да, дорогая мисс Лэттерли, все могло быть именно так, но я имею в виду другое. Логично предположить, что и в первый раз полиция тщательно обыскала весь дом, а не только комнату злосчастного Персиваля. Где бы эти вещи ни находились, их все равно нашли бы еще при первом обыске.
— О! — внезапно она поняла его мысль. — Вы хотите сказать, что эти вещи были спрятаны где-то вне дома и лишь потом принесены обратно? Какое чудовищное хладнокровие! То есть их специально приберегли, чтобы в дальнейшем при необходимости свалить вину на другого?
— Наверно. Но почему это было сделано именно тогда, а не раньше? Или, может быть, кухарка никак не могла заметить отсутствия одного из ножей? Возможно, пришлось долго ждать, когда она наконец его хватится. Хотелось бы знать, сама она обнаружила пропажу или все-таки кто-то ей подсказал. Тогда интересно, кто именно.
