Ариана Франклин - О чем рассказали мертвые
Аделия свесила голову в шахту и прислушалась. Гробовая тишина. Боже, не надо было приходить сюда в одиночку! Жуткое легкомыслие! Какой толк мальчику от ее геройства, если она явилась без поддержки и ни единый человек на свете не знает о ее затее?
Однако Аделия поступила так, подчиняясь требованию момента. И даже теперь была в глубине души уверена, что приняла единственно правильное решение. Сделанного не воротишь: молоко пролито, надо брать тряпку и вытирать. Но как лучше поступить?
Если Ульф мертв, ей достаточно вытащить веревочную лестницу из шахты, завалить вход маскировочным колесом и похоронить Ракшаса в его собственной гробнице.
Но Аделия предпочитала верить, что Ульф все еще жив. По ее гипотезе, Ракшас растягивал удовольствие и, кроме первого раза, убивал детей не сразу. Об этом ей поведал поразительно мало разложившийся труп последней жертвы. Ненадежное свидетельство питало робкую надежду на спасение Ульфа, которая и повлекла ее из лодки через поля к зеву ада, дабы она… дабы она… что?
Свесив голову над шахтой, Аделия с хладнокровием предельного отчаяния взвешивала варианты. Можно, конечно, ринуться за подмогой. Но это займет много времени. Ближайшая деревня — та, где живет тетка сестры Вальпурги. Искать в далеком лесу отшельников — тоже не выход. Она даже не знает, помогут ли анахореты. Ну и выше человеческих сил бросить Ульфа, будучи так близко от него! Если она спустится в шахту и будет убита? Что ж, она готова умереть, если при этом Ульф изловчится удрать!
Но будет куда достойнее спуститься в шахту и убить преступника. Однако для этого нужно оружие. Сойдет хороший сук или камень, что-нибудь тяжелое и желательно острое…
Лежавший рядом Страшила вдруг приподнялся и озабоченно оглянулся. Но Аделия не успела среагировать — кто-то схватил ее за лодыжки, чуть приподнял ноги, а затем, крякнув от усилия, столкнул ее в шахту!
Салернку спасла лестница. Аделия запуталась в ней на пол-пути до дна. При этом сломала несколько ребер, но успела ухватиться руками за веревки. Не удержалась, однако дальше уже не летела головой вперед, а скользила, цепляясь то за лестницу, то за выступы стен. Аделия успела подумать: «Только бы не потерять сознание!» И в следующую секунду коснулась дна, ударилась обо что-то головой… и лишилась чувств.
Когда Аделия открыла глаза, ей показалось, что открылись двери боли. Захотелось обратно в уют бессознательного. Поэтому она снова опустила веки. Боль была ужасной. Голова раскалывалась. Возможно, череп расколот. Насколько роковой удар, она могла бы определить по тому, сколько времени пролежала без сознания. Но как раз этого лекарка не знала. Судя по боли в груди, были сломаны два-три ребра. Для проверки Аделия сделала несколько глубоких вдохов. Проколов в легких, слава Богу, нет. Значит, жизнь вне опасности. Только теперь Аделия заметила, что вовсе не лежит, а полустоит-полувисит. Ее руки были высоко над головой, что увеличивало жжение в груди.
Как она лежала у края шахты — она помнила. А как очутилась внизу и почему висит на руках, скованных наручниками, — нет. Упала сама или ее столкнули?
Мало-помалу память возвращалась. Аделия вспомнила руки на своих лодыжках. Нет, свалиться в шахту ей «помогли».
Аделия резко открыла глаза.
Она стояла, привалившись спиной к стене довольно большой пещеры, освещенной двумя факелами. В своде зияла дыра, из которой свисала веревочная лестница.
У стены слева стояла сестра Вероника. В том же положении, что и Аделия: руки в наручниках, прикованных цепями к штырю высоко в стене.
Вероника то жалобно поскуливала, то бормотала молитвы. На ее губах была пена. Слушать ее монотонную галиматью было до того мучительно, что Аделия бросила без всякой жалости:
— Ну-ка, замолчи!
Вероника уставилась на нее. Первые слова пришедшей в себя врачевательницы ее явно ошарашили.
— Я следовала за вами, — быстро сказала она. — Увидела фонарь в поле и…
— Какая глупая неосторожность! — вздохнула Аделия.
— Зверь был здесь! Он утащил меня сюда, в свою берлогу. Он нас сожрет. Спасите нас, Иисус и Дева Мария, от лютой смерти! Я видела у него рога.
— С рогами или без, но он воистину дьявол, — согласилась Аделия. — Но ты не поможешь делу нытьем и слезами. Поэтому — молчок! Дай мне подумать.
Преодолевая боль в шее, Аделия стала осматриваться. Страшила был прямо под лестницей. Падение оказалось для него смертельным.
Рыдание сдавило ее горло. Было жаль себя и пса. Но не время предаваться скорби и отчаянию. Надо думать о том, как выжить. Бедный, милый, глупый, трусливый пес, самый худший страж на свете…
На стенах пещеры друг против друга горели два факела. Благодаря мелу было необычно светло. Там и тут виднелись зеленые пятна мха. «Рогатый зверь» если и находился где-то рядом, то пока что прятался. Из пещеры было еще два выхода-туннеля, почти рядом. По одному, большому и узкому, освещенному невидимыми факелами, даже самый высокий мужчина мог бы идти в полный рост. По второму, малому, двигаться можно было только ползком. Вход во второй лаз закрывала металлическая решетка.
В начале большого туннеля к стене был прислонен металлический рыцарский щит, чья полированная поверхность отражала последний отрезок пути — перед самой пещерой.
В центре, словно алтарь пыточной комнаты, стояла наковальня внушительных размеров.
Под землей невинная в кузнице опора для ковки казалась самым страшным предметом на свете. На ней чернели пятна. И было очевидно, что это подтеки крови. К счастью, запекшиеся. Тот, кого мучили на наковальне, погиб уже давно. Из чего можно было заключить, что Ульф еще жив. Рядом лежало орудие убийства. Кремневый многогранный наконечник копья. Теперь Аделия получила объяснение сложной формы ран. Значит, эта шахта была вырыта для добычи кремня! Воины древности изготавливали из него ножи и топоры. Ракшас для своих кровавых ритуалов использовал древнее орудие примитивных людей.
Вдохновленная надеждой, Аделия закричала что было мочи:
— Ульф! Ульф!!!
Из глубины малого туннеля в ответ донесся не то стон, не то далекий крик.
Салернка подняла глаза к невидимому небу и возблагодарила Господа. И смердящие факелы, и скованные руки — все это было на секунду забыто в порыве радости. Мальчик жив. Стало быть, она теперь отвечает за две жизни. Аделия предельно сосредоточилась. Итак, оружие в нескольких ярдах от нее, на наковальне. Ее наручники держит вбитый в стену штырь. Но это же известняк, который легко крошится! Аделия закинула голову, напрягла плечи и локти, рванула железный стержень из стены и почти потеряла сознание от боли. Черт! Вот теперь она точно проткнула легкое осколком сломанного ребра! Какое-то время салернка беспомощно висела на наручниках в ожидании вкуса крови во рту. Нет, снова повезло. Все хорошо, только Вероника опять бормочет молитвы…
— Заткнись! — прикрикнула она на девушку. — Штырь в стене можно вырвать. Поэтому ты не губами шлепай, а тяни. Расшатывай его. Ну что ты смотришь глупыми глазами? Штырь. Тяни. Из стены. Он рано или поздно выскочит. — При этом Аделия, преодолевая боль, дергала свой. И чувствовала, как мел поддается. — Делай, как я!
Однако Вероника была в невменяемом состоянии: глаза загнанной собаками лани, изо рта течет слюна… Этой ничего не растолкуешь! Пустая трата времени.
Аделия поняла, что действовать придется в одиночку. Перепуганная до смерти Вероника ей не помощница.
Наученная горьким опытом, Аделия больше не дергала штырь, а приладилась то качать его из стороны в сторону, то подергивать. И дело шло. Небыстро, мучительно, но продвигалось. Известняк крошился, стержень ходил ходуном…
И тут монахиня завизжала, словно ее резали.
— Прекрати! — крикнула Аделия. — Ты меня отвлекаешь!
Но монахиня продолжала визжать.
— Он идет сюда! — кричала она, таращась в большой туннель. — Рогатый идет сюда!
И Аделия действительно услышала звук шагов. У самой пещеры идущий вдруг остановился. Усилием воли она заставила себя посмотреть в сторону туннеля. И увидела — не убийцу, а его искаженное отражение на изогнутой поверхности щита, прислоненного к стене. Совершенно голый высокий мужчина с чем-то странным на голове смотрел на свое отражение в щите. Таким способом Смерть готовила свое появление на сцене. И тут Аделию обуял такой ужас, что, имей возможность, она упала бы на колени, целовала бы ноги убийце и молила его о пощаде. «Режь монахиню! Черт с ним, с мальчиком! Только меня не трогай!» Будь ее руки свободны, она бы сейчас кинулась к веревочной лестнице, позабыв про Ульфа. Здравый смысл и мужество оставили ее. Осталось одно животное чувство самосохранения. И жуткая досада на саму себя. Что бы ей вовремя не отдаться сэру Роули! Ведь хотелось же! Ведь на волосок была! А так — умирать целомудренной идиоткой!
