Планета Вода (сборник с иллюстрациями) - Акунин Борис "Чхартишвили Григорий Шалвович"
– Почему т-трое? Монахинь ведь четыре.
– Одна дежурила в больнице. Так заведено: кто-то из них всегда оставался на ночь.
А вот это было нечто новое. Фандорин, уже готовый к тому, что ничего кроме пустой, велеречивой болтовни не услышит, быстро спросил:
– К-кого именно не было в обители?
– Еввулы, иеромонахини. Отвратительная мымра, злющая и сварливая. Она даже на игуменью всё время порыкивала. Я их всех со своего наблюдательного пункта изучил. В принципе, убийство могла совершить каждая. Сейчас я вам их опишу. Во-первых, там есть жуткая древняя старуха, которая никогда не вылезает наружу. Чуть ли не сто лет ей. Ее я не видел, только слышал про нее. Кажется, бодрая – обшивает всю больницу, вяжет пуховые пледы, очень недурные – легкие и теплые. А чем шьют и вяжут? – Ольшевский важно поднял палец. – То-то.
– Зачем столетней даме д-драгоценное распятие? – пожал плечами Фандорин.
Богатое распятье
– В этом возрасте нередко впадают в маразм и совершают самые дикие поступки. Померещилось что-то бабе Яге, и давай иголками тыкать. Вполне возможная версия.
– Хорошо. Дальше.
– Запросто могла выкинуть такую штуку и идиотка.
– Кто?
– У них там идиотка живет. Монголоидный синдром, знаете? Поросячьи глазки, еле лепечет. Ничего не соображает. Кто кроме полоумной будет сотни раз тупо тыкать иголкой?
– Например, тот, кому очень хочется б-богатства.
– В самую точку попали! – восхитился Ольшевский. – Я сразу увидел, что имею дело с человеком острого ума. Про первые две версии я вам рассказал для полноты картины. Но лично я убежден, что убийство совершила девчонка-послушница Ия. По виду тихая такая мышка-незабудка, но в тихом омуте сами знаете кто водится. А уж в душе у юных девиц часто творится такое! Воображаю себя на месте этой Иечки. Мне восемнадцать, я заживо похоронен в монастырском склепе, а жизненный сок бродит, ужасно хочется всего-всего: свободы, удовольствий, праздника – а больше всего денег, которые всё это могут дать! – Глаза революционера засверкали. – И совсем рядом, в нескольких шагах, спрятано огромное богатство. Сто тысяч! Да на такие деньжищи можно… – Он задохнулся. – …Куда угодно, что угодно! Поневоле с ума сойдешь. Будь я Иечкой, всю голову себе сломал бы, как заполучить алмазное распятие. А вы нет? В восемнадцать-то лет? Только честно.
Эраст Петрович молчал, осмысливая услышанное.
– Вот и я о том же, – по-своему понял его молчание Ольшевский. – Главный закон бытия знаете какой? Удача приходит только к недостойным. Вроде этой дуры Февроньи. Подвалило ей счастье, а она и воспользоваться не сумела. Вот вы человек достойный, это невооруженным глазом видно. Скажите, вам хоть раз повезло в жизни? Лично мне – ни разу. Послушайте, Эраст Петрович. Я почему-то испытываю к вам инстинктивное доверие. Помогите мне выбраться отсюда! – Затворник умоляюще сложил руки. – Я с ума здесь сойду, в этом морге! Вытащите меня!
До чего несимпатичная парочка – что Людмила, что ее Руслан, подумал Фандорин. Женщина-удав, способная любить только кроликов, и мужчина-клещ, которому все равно к кому присосаться.
– Помогите себе сами, – сухо сказал Эраст Петрович. – Хоть раз в жизни. А еще лучше помогите вашей невесте. Она ведь так там и валяется. Побейте ее по щекам, дайте воды.
Во двор, где уже смеркалось, он вышел мрачный и озабоченный.
Древняя старуха, инвалидка с монголоидным синдромом и какая-то мышка-незабудка? Ничего себе герметический детектив.
Неофициальный визит
У докторского флигеля, озираясь по сторонам, топтался Клочков.
– Эраст Петрович! А я стучу, никто не отзывается…
– Людмила Сократовна показывала мне т-территорию, – не вдаваясь в подробности, сказал Фандорин. – Что-то вы быстро обернулись. Нашли Шугая?
– Он сам ко мне вышел. Я и позвать не успел. Только собирался крикнуть – вдруг сзади за плечо. Я чуть не подпрыгнул. Бррр! – Титулярный советник передернулся. – Стоит, смотрит. Он молчаливый, Шугай.
– Почему вы его не привели?
– Не захотел. Я говорю, человек от Хозяина, тебя требует. Он показал рукой вокруг, повернулся – и исчез. Это значит: «Я здесь, пусть приходит». Уверен, что он и сейчас нас разглядывает… – Сергей Тихонович нервно обернулся на опушку. – Не отложить ли до утра?
– З-зачем же? Пока не стемнело, поговорю с вашим Чингачгуком.
– Как вы его назвали? – хихикнул товарищ прокурора. – Похож. Действительно, персонаж из Фенимора Купера. Только там Кожаный Чулок, а этот Кожаный Валенок. Он в валенках ходит зимой и летом, Шугай…
Эраст Петрович уже шагал к лесу – широко и быстро, так что Клочкову пришлось догонять бегом.
Вошли по тропинке в густую тень сосен, самые верхушки которых еще отливали малиновым отсветом зашедшего солнца.
– Вот здесь мы с ним расстались, – задыхаясь, показал Сергей Тихонович на маленькую лужайку. – Эй, Шугай! Где ты? Иди сюда!
Тишина.
– Шугай! Я же знаю, ты здесь! Выйди!
Фандорин поднял палец: помолчите. Закрыл глаза, отключил слух. Обычные органы чувств в чаще помочь не могли. Если лесной человек решил поиграть в прятки, его не увидишь и не услышишь. Однако существовал еще один рецептор, называемый «чувство кожи», реагирующий на чужой взгляд, особенно если взгляд был сосредоточенным и таил в себе опасность. Развить в себе «чувство кожи» непросто, это требует долгой тренировки.
Постояв в полной неподвижности с минуту, Эраст Петрович без колебаний повернулся и направился к старой раздвоенной сосне. До нее было не более пятнадцати шагов.
От ствола, уже не таясь, отделилась невысокая плотная фигура. Человек был в меховой шапке, нагольной куртке и коротких обшитых кожей валенках.
Приблизившись, Фандорин увидел, что лицо у человека странное. Кожа глиняного цвета и глиняной же фактуры; рот безгуб, глубоко провален, и кончик загнутого носа почти встречается с острым подбородком.
Лесной охотник
На плотно стянутых ремнях заплечный мешок. Из правого валенка торчит палка – нет, не палка, а трубка. Из нее охотник, надо полагать, и стреляет иглами. К поясу прикреплен широкий нож в узорчатых ножнах.
Начинать разговор Эраст Петрович не торопился, внимательно рассматривая охотника. Шугай тоже разглядывал незнакомца. Припухшие веки были полузакрыты, в узких щелках посверкивали тусклые огоньки.
– Ну здравствуй, Шугай, – наконец произнес Фандорин. – Ты-то мне и нужен.
Молчание. И неясно – понял или нет.
– Где ты был в ночь, когда убили монахиню?
Ни слова, ни движения.
– Отвечай господину Фандорину! – прикрикнул сзади Клочков. – Это очень большой начальник! Хозяин рассердится. Где ты был той ночью? Говори!
А Эраст Петрович повторять вопрос не стал – просто смотрел Шугаю прямо в его щелки и ждал.
Через полминуты, а может быть, и через целую минуту зытяк коротко сказал:
– Тут. – И слегка качнул головой на деревья.
– Что делал?
– …Смотрел, – опять очень не сразу прозвучал ответ. Рот был беззуб, поэтому получилось «шмотрел». Снова кивок – теперь в сторону больницы.
– А на реку смотрел?
Голова в меховой шапке едва заметно качнулась.
– И на берег не ходил?
Молчит. Неохотно двинул подбородком влево, вправо.
– Сними шапку! – оглушительно гаркнул Фандорин – титулярный советник от неожиданности ойкнул. – Шапку долой, когда разговариваешь со статским советником, с-скотина!
Шугай смотрел неподвижно, глиняная морда никаких эмоций не выражала.
Бешено выругавшись, Эраст Петрович сдернул с охотника головной убор и отшвырнул. Подброшенная сильной рукой, шапка взлетела высоко и обратно не упала.
