Алтын-Толобас - Акунин Борис "Чхартишвили Григорий Шалвович"

Ирония подействовала. Архивист сделался еще бледнее, облизнул губы, сглотнул.

– Так что скажете, коллега? – спросил Фандорин, уничижительно выделив последнее слово. Сейчас он этому Моцарту с удовольствием не то что руку голову бы свернул. Жаль, воспитание не позволяло.

– Я… Клянусь, я не знаю, кто и зачем пытался вас убить, – тихо произнес Максим Эдуардович. – Я сам был в шоке, когда узнал. И испугался. То есть, у меня есть одно предположение, но…

Он оглянулся на молодых людей, неподвижно стоявших с двух сторон от автомобиля.

– Послушайте, кто вы? Ведь эти люди не из ФСБ?

Фандорин вспомнил уместную фразу из одного старого советского фильма, который когда-то видел на ретроспективном кинопоказе в Челси.

– Вопросы здесь задаю я.

Сработало! Архивист втянул голову в плечи, два раза кивнул.

– Хорошо-хорошо. Я всё вам объясню, с самого начала… Разумеется, вы правы: когда три года назад я получил кромешниковский фрагмент, я страшно заинтересовался этой находкой. Упоминание о «Математике» Замолея, книге из Дабеловского списка, которая ни в каких иных источниках не упоминается, в сочетании со словами «Так найдешь Иванову Либерею» меня потрясло. Я неделю не мог ни есть, ни спать! Вы сами историк, вы меня поймете… Но дело еще в том, что я усмотрел в этом событии перст судьбы, некое мистическое совпадение! …Сейчас объясню. Извините, я волнуюсь, поэтому получается сбивчиво. Дело в том, что как раз в то время у нас тут начался очередной бум «либерейной лихорадки», как я ее называю. Журналисты снова откопали эту старую историю, опять нашлись энтузиасты, собрали какие-то частные средства, даже создали городскую комиссию. И я консультировал эту комиссию в качестве эксперта. Каково совпадение, а? Нет, то есть ничего сверхъестественного в том, что пригласили именно меня, нет – скажу без ложной скромности, что я ведущий специалист по архивным документам и книжному делу этого периода. И то, что интригующая половина грамотки попала именно ко мне, в отдел обработки, тоже естественно. Но меня поразило совпадение по времени! Понимаете, как раз незадолго до этого, устав от дилетантского усердия искателей Либереи, я сделал на комиссии разгромный доклад, в котором убедительно доказал, что никакой Библиотеки Ивана Грозного нет и не было. И вдруг – на тебе! Ко мне в руки попадает весомейшее доказательство того, что Либерея существовала и была спрятана где-то в Москве. Разве не чудо? Разве, прошу прощения, не промысел Божий?

Всё это звучало вполне правдоподобно, однако сразу же возник вопрос.

– Почему вы не сообщили о своей находке в комиссию?

Болотников замялся.

– Этому сборищу полоумных энтузиастов и невежественных хапуг? Нет, с ними я не желал иметь никаких дел. Я… Да что лукавить! Я усмотрел в этой находке Шанс. Тот самый, великий, о котором мечтает всякий историк. Сделать открытие, которое останется в веках. – Взгляд архивиста загорелся азартным блеском. – Доказать, что библиотека Ивана Грозного существовала! Убедительно, неоспоримо! Опровергнуть и Белокурова, и Забелина и всех прочих классиков! Но для этого требовалось время, много времени и много работы. Нужно было выстроить доказательную версию. И она у меня возникла!

Максим Эдуардович возбужденно подался вперед. Он был уже не бледен и съежен, а совсем наоборот – раскраснелся, жестикулировал, на мальчиков за окном коситься перестал.

– Артамон Матфеев, решил я. Это же яснее ясного. Книжник, ближайший наперсник Алексея Михайловича, посвященный во все дворцовые тайны. Кому как не ему было знать, где хранится книжная сокровищница. В 1676 году, предчувствуя неминуемую опалу и ссылку, перепрятал Либерею в некое место, известное ему одному. А в 1682 году, когда после смерти Федора Алексеевича боярин был возвращен в столицу, он не успел добраться до своего тайника, потому что 15 мая, через три дня после прибытия, был разорван мятежными стрельцами. Всё сходилось! Поиски доказательств этой версии стали главным делом моей жизни. Если угодно, обсессией. Какой к черту Стэнфорд! Да я не уехал бы из Москвы за все сокровища Форт-Нокса! – Болотников коротко рассмеялся. – Я нашел три неизвестных ранее автографа боярина, получил за это малую золотую медаль Историко-архивного общества, но меня не интересовали «малые медали» – я должен был сравнить почерк. Увы почерк был непохож! Я был на грани отчаяния. Стало ясно, что письмо написано кем-то из приближенных Матфеева, находившихся вместе с боярином в Кромешниках накануне снятия опалы. Но «кто-то из приближенных» – это не доказательство, для весомости мне нужно было имя. К сожалению, достоверных сведений о том, кто находился в этот период при Артамоне Сергеевиче, мне найти не удалось, сколько я ни искал. Я уже собирался сдаваться опубликовать то немногое, что сумел выяснить. Это всё равно была бы сенсация, хоть и не такого масштаба, о котором я мечтал. И вдруг ваша статья в английском журнале!

Глаза архивиста горели огнем священного первооткрывательского сумасшествия – слишком хорошо знакомого и самому Николасу. Магистр поневоле заразился возбуждением Болотникова. Тайны Времени – сильный наркотик. Тот, кто приобщился к нему, становится немножко безумцем.

– Имя автора письма было установлено! Мушкетерский капитан фон Дорн, про которого известно, что он состоял при особе Артамона Сергеевича и, вероятно, был посвящен в его секреты. Мало этого: наличие второй половины документа давало шанс, на который я и не смел надеяться. – Максим Эдуардович округлил глаза и перешел на шепот. – Найти Либерею! Что там Матфеев, что там мои доказательства! Найти саму библиотеку – в каком бы виде она ни была. Пусть полусгнившая, пусть безнадежно испорченная плесенью – всё равно! А может быть, она и цела, хотя бы частично. Ведь Матфеев разбирался в книжном деле и, покидая Москву бог весть на сколько лет – может, и навсегда – не стал бы прятать драгоценные манускрипты в сыром месте. Вы… вы представляете себе, что это была бы за находка? – задохнулся Максим Эдуардович.

Николас сказал себе: нельзя поддаваться этой золотоискательской лихорадке. Речь сейчас идет не об исторических открытиях, а о вещах куда более грубых и неаппетитных – коварстве, подлости, убийстве.

– Понятно, – холодно произнес магистр. – Вы выманили меня в Москву и обратились за помощью к Седому.

– К кому? – переспросил Болотников, сбитый с восторженного тона. – К Седому?

Скорее всего с архивистом имеет дело не сам магнат, а кто-нибудь из его подручных, подумал Фандорин. Что не меняет сути дела.

– Какое у вас жалованье? – холодно осведомился он.

– Что? – еще больше растерялся архивист. – Вы имеете в виду зарплату? Кажется, триста девяносто тысяч. Или двести девяносто? Точно не помню… А почему вы спрашиваете?

– И на эти деньги вы одеваетесь в дорогих магазинах, купили новый апартамент и спортивный автомобиль?

Болотников переменился в лице. Ага! В цель!

– Так это вы выдали меня Вершинину! Ну конечно, кто же еще! То-то он так хитро на меня смотрел. Вызывает к себе, говорит: «Эврика, Максим Эдуардович. Я знаю, откуда мы возьмем средства. Не такой уж я недотепа, каким вы все меня считаете. Будем брать заказы у зарубежных исследователей, за хорошие денежки, и в валюте! Вот так». И чуть ли не подмигивает. А за день до этого у него были вы. Наябедничали? Откуда вы узнали, что я подрабатываю частными заказами?

– Так вы берете заказы? – озадаченно спросил Фандорин.

– Давно. Иначе на что бы я жил? На двести девяносто тысяч? Заказы, конечно, отнимали время и отвлекали меня от поисков, но я не аскет и не схимник. История историей, но жить тоже нужно. Я превосходный специалист, мои услуги стоят дорого.

Николас нахмурился. Это неожиданное известие подсекало под корень всю стройную версию о связи архивиста с бандитами.

Нет! Не всю!

– Вы лжете! – вскипел магистр, вспомнив про другую важную улику. – Если б вы до такой степени были увлечены поисками Либереи, вы не уехали бы на свой теннис! Нет, вы твердо знали, что меня убьют и текст в самом скором времени будет у вас! Вы убийца! Нет, еще подлее – вы хладнокровный сообщник убийцы!