Валерио Манфреди - Оракул мертвых
Далее следовали чистые страницы с набросками, трудными для понимания, отдельными фразами, стихами. Потом снова:
«Ныне я уверен — некромантический ритуал в одиннадцатой песни „Одиссеи“ должен был свершиться в Эфире, где находится устье Ахерона, Стигийское болото и мыс Киммерий. Именно там следует искать решение задачи и, быть может, даже свидетельства, которые помогут воссоздать последние приключения Одиссея».
Затем шли листы журнальных записей раскопок: наброски, сечения, стратиграфия, зарисовки находок. Повсюду — комментарии, очень плотным, мелким и правильным почерком. Мирей взглянула на часы: половина четвертого утра. Она напрягла слух, но ничего не услышала. Казалось, типография обладает полной изоляцией и звуконепроницаемостью. Здесь было тепло.
Она добралась до конца пачки, не найдя ничего, что особенно привлекло бы ее внимание, однако между обложкой и последним листом лежал конверт с рукописным адресом — видно было, что это почерк того же Арватиса, но другой, словно профессор постарел, многое перенес и рука его дрожала.
«Господину Ставросу Курасу
Улица Дионисиу, 17
Афины».
Конверт открывали второпях, пальцами, и бумага была порвана. Мирей достала лежавший внутри листок и стала читать:
«Эфира, 16 ноября 1973 года
Мой дорогой друг!
Боюсь, вы читаете последние слова, написанные мной. Ради Вас я осмелился посягнуть на врата Аида, теперь они открыты и ждут завершения долгой и тяжелой жизни. К сожалению, ледяное дыхание этого места заморозило и погасило слабый огонь, все еще тлевший в моих жилах. Но в то самое мгновение, когда сила Эреба обрушилась на меня, в то мгновение, когда я сжимал в руках золотой сосуд с изображенными на нем сценами последнего приключения, что-то вдруг осветило меня — быть может, ясновидение человека, стоящего на пороге смерти, и фигуры, отчеканенные на сосуде, заговорили со мной.
Место, где все должно свершиться, одними именуемое «Kelkéa», а другими «Boúneima», расположено там, где сели черные голубки из египетских Фив, чтобы дать начало самым древним оракулам на земле — в Додоне и Сиве. Первая стоит под знаком дикого вепря, современными астрологами называемым Рыбами, вторая — под знаком Овна. Оттуда должны быть родом двое из тех, кого надлежит принести в жертву. Между этими двумя точками находятся два входа в потусторонний мир: то место, откуда я вам пишу, и мыс Тенар. Расстояния, отделяющие Эфиру от Тенара и Тенар от Сивы, находятся между собой в магическом и непреложном численном соотношении. Это соотношение, которое я представлю в виде графика и формулы, из последних сил, что мне остаются, приведет вас к месту, где должна свершиться судьба.
Телец — третья жертва, он рожден на склонах горы Киллена, земной основы этого небесного знака, у подножия которой, в Стигийских болотах, открывается еще один вход в Аид. Все три жертвы должны переступить воды Ахерона, прежде чем быть убитыми.
Несомненно, дружественное Вам божество оставило в лоне земли отчеканенное в золоте послание и пожелало устроить так, чтобы я его нашел. Таково мое напутствие, а остальное в руках Судьбы. Прощайте, адмирал, хайре![35] Вам, полный глубокого восхищения, я посвятил свою жизнь.
Периклис Арватис».Мирей не понимала, почему глаза ее наполнились слезами. Она чувствовала в прочитанных словах огромную, безграничную преданность, человеческую жизнь, отданную ради друга, безвозмездно, и ощущала бесконечное одиночество и незащищенность хрупкого человеческого существа перед ледяной тайной смерти.
Она торопливо перерисовала в свою записную книжку график, представлявший ось Арватиса, тот же самый, какой она уже видела в кабинете Мишеля, и сопровождавшую его формулу. Внезапно у нее возникло подозрение, заставившее ее затрепетать: Сива! Если отец сказал ей правду, то Мишель родился в оазисе Сива, под знаком Овна… Нет, при чем здесь это… Такого не может быть… В столь поздний час, в удушливой атмосфере странного места у нее, должно быть, галлюцинации. Нужно скорее выбираться отсюда… Но как справиться со зверем, притаившимся в саду, который только и ждет возможности разорвать ее в клочья? Внезапно она услышала шаги, далекие и приглушенные, но не оставлявшие никаких сомнений в своей реальности, и сердце замерло у нее в груди. Она погасила свет в обеих комнатах и спряталась за одним из шкафов, вжавшись в стену.
Шаги постепенно приближались, они доносились снизу. Потом звук затих, и она услышала легкий скрип ролика, приводившего в действие люк типографии. Кто-то зажег свет и теперь шел по соседнему помещению. Шаги, шорох бумаги… Теперь он приближается к двери, поворачивает ручку, открывает ее, его черный силуэт четко вырисовывается в потоке света.
Он протянул руку к выключателю и зажег лампу, висевшую на потолке, закрыв за собой дверь. Мирей еще плотнее прижалась к стене, но понимала — стоит пришельцу сделать еще хотя бы четыре или пять шагов вперед, он ее увидит. Внезапно свет задрожал и погас. Должно быть, перегорела лампочка. Тогда человек отошел назад и снова приоткрыл дверь, чтобы в помещение проникал свет из соседней комнаты, после чего двинулся налево, к стене, и отодвинул со стеллажа лист плотной бумаги. Там оказался небольшой сейф.
Он нажал клавиши на электронном пульте, и Мирей краем глаза увидела их на дисплее: 15… 20… 19… 9… 18. Сейф открылся, человек протянул руку внутрь и достал оттуда длинный черный футляр с двумя застежками на петлях — из тех, в каких хранят музыкальные инструменты или оружие. Потом он погасил свет в типографии, в темноте пересек второе помещение, пройдя совсем рядом с Мирей — та задержала дыхание, — взял еще какой-то предмет — Мирей не смогла разглядеть, что именно — и исчез за дверью.
Мирей дождалась, пока его шаги затихнут, потом подошла к сейфу и набрала ту же комбинацию: 15, 20, 19, 9, 18. Сейф открылся, и девушка осветила его изнутри маленьким фонариком, висевшим у нее на ключнице: там лежала папка со странным рисунком на обложке, сделанным углем, — головы вепря, быка и барана. Она начала листать содержимое, и по мере того как строки пробегали у нее перед глазами, черты лица ее искажались, взгляд темнел, а когда она добралась до конца, на лице ее изобразился ужас, и она зарыдала.
— Нет! — закричала она, уже не сдерживаясь, и бросила папку в сейф, словно прикоснулась к раскаленному железу.
Закрыв сейф, Мирей в слезах кинулась к двери в дальней стене, открыла ее и, спотыкаясь, спустилась вниз по маленькой лестнице, оказавшись в помещении, похожем на винный погреб. При помощи фонарика обнаружив старый пандус для ссыпки угля, она по нему выбралась на поверхность на глазах у удивленной бродячей собаки, рывшейся невдалеке в куче мусора. Она очутилась на улице Палленес и бросилась бежать к площади Омонии. Сердце разрывалось у нее в груди. Остановилась у первой попавшейся телефонной будки, позвонила в гостиницу Мишеля в Эфире. Подошел Норман:
— Мирей? Что случилось?
— Норман, дай трубку Мишелю, пожалуйста, даже если он спит.
Последовала пауза.
— Норман, отвечай! Дай трубку Мишелю!
— Мишеля нет, Мирей. Я жду его довольно давно, он вышел из гостиницы еще днем. Он поехал к Ари, но Ари нет дома, а Мишель еще не вернулся. Я дал знать полиции, его уже ищут… Его машину вроде бы видели на дороге, ведущей в Мецовон.
— Мецовон? Нет… о Боже мой, нет…
21
Мыс Сунион
11 ноября, 6.30
Ари проходил под стенами огромного храма на мысе Сунион, когда на горизонте едва начала брезжить молочная полоска света. Сколько моряков за долгие тысячелетия видели, как на горизонте тает большой серый утес, а вместе с ним и любезная сердцу отчизна, в то время как их уносит прочь северный ветер.
Он свернул на север, оставив за спиной белые призраки дорических колонн, и двинулся в направлении Марафона, а потом наконец увидел дорожку, поднимавшуюся вверх к большому одиноко стоящему дому у дубовой рощи.
Он поднялся по ней, держа в руках сверток, и, подойдя к двери, позвонил в колокольчик, молча дожидаясь, пока кто-нибудь ему отопрет. Место было открытое, но безветренное, серое небо казалось совершенно неподвижным.
Через несколько минут дверь распахнулась, и на пороге показался человек с длинными седыми волосами, в темном хлопковом халате.
— Я от адмирала, — сказал Ари.
— Знаю, — ответил хозяин. — Входите. — И повел его через маленькую дверь по коридору в большое помещение с голыми стенами, где обычно работал.
Ари увидел стол, положил на него предмет, принесенный с собой, и развернул: им оказался удивительный микенский сосуд из чеканного золота, привезенный в Афины в тревожную ночь десять лет назад.
— Адмирал сказал, из этого золота вы должны сделать свою работу.
