Средневековые убийцы - Обитель теней
— Ну и жара! — буркнул он, протягивая руку к винному кувшину. — На мне можно яичницу жарить!
— Мой внук, — представила Маргарет, неодобрительно разглядывая прибывшего. — За то, что вы сегодня здесь, можете поблагодарить его, потому что, не проиграй он нашего состояния, я никогда не пала бы так низко.
— Ты и сама немало растратила, — огрызнулся Кастелл, осушив кубок и тут же налив себе снова. — Ты сама любила нарядные платья, красавчиков мужчин и веселье, так что нечего во всем винить меня!
Маргарет хихикнула.
— Ну что ж, пока это было, было недурно. Есть у кого табак? Мой опять весь вышел.
— Табак — дьявольское зелье, — мрачно провозгласил пастор Парр. — И те, кто касается его, подвергают опасности свою бессмертную душу.
Его черное одеяние свободно болталось на иссохшем теле, напоминая о суровом самоотречении и постах. Чалонер отметил, что даже друзья находят его мрачное благочестие несколько утомительным, и заподозрил, что пуританина не часто приглашают на вечеринки.
— Мою бессмертную душу дьявол заполучил давным-давно, — отмахнулась Маргарет, — и доброй ему удачи.
— Она ему пригодится, — пробормотал Йорк, протягивая ей кисет.
Хотя за ужином он пил немного, но еще далеко не протрезвел, и Чалонер искренне надеялся, что спьяну его сообщник не скажет и не сделает ничего такого, что выдало бы их.
— Видел сегодня вдову Браун, — обронил Стратт, бросив на Йорка презрительный взгляд, проверяя, возьмет ли тот наживку. — Муж, верно, немного ей оставил. Пока он был жив, она не показывалась в таких лохмотьях. Видели бы вы ее воротник!
— Я слышал, его смерть пришлась на неудачное время, — вмешался Хэй, опередив Йорка с ответом. — Как видно, он вложил все, что имел, в особый груз, который должен был доставить на «Розовом кусте», и после его кончины семья осталась без гроша.
— Какая жалость, — пробормотал Стратт, сияя улыбкой. — Впрочем, Браун погубил меня своим обвинением, так что в моем сердце не найдется жалости к нему.
— Господь не одобряет мстительности, — заявил пастор Парр, — если только месть не справедлива.
— А кто решает, что справедливо? — ехидно спросил Чалонер.
— Верные слуги Господа, — надменно пояснил пастор. — Такие, как я. На свое несчастье я столкнулся с мерзостью Брауна, пытаясь проповедовать благую весть его команде. Он велел бросить меня в воду. Он был жестокий негодяй, и Господь наказал его жестокой смертью.
Чалонер припомнил, что Ганна и Йорк рассказывали о какой-то стычке между Брауном и пастором, что и заставило их внести Парра в список подозреваемых. Инцидент, казалось, был не из серьезных, и Браун, надо думать, о нем бы и не вспомнил, но можно себе представить, как это воспоминание заставляло страдать сердце фанатика Парра. В его глазах оскорбление было нанесено крестовому походу во имя Божье, и он вполне мог решиться отомстить с помощью подвернувшегося пол руку булыжника.
— Жаль, что один из его матросов вздумал вышибить ему мозги, — бесстрастно заметил Хэй. — Лично я считал его достойным человеком, хотя мы успели до его смерти обменяться с ним всего несколькими словами.
— Значит, вы присутствовали при убийстве? — простодушно удивился Чалонер. — Я думал, его убили в гостинице «Ямайка».
— Нет, напали на него здесь, — подала голос Маргарет, почти невидимая в клубах дыма. — Но Хэй любезно устроил так, что в суде говорилось, будто это случилось в «Ямайке». Я не хотела бы, чтобы мой чудесный дом связывали с такими ужасами, как убийство.
Последовала короткая неловкая пауза. Каждый думал про себя, что очень многие сочли бы измену и подстрекательство к мятежу не менее ужасными, чем незаконное убийство. Хэй морщился, досадуя, что старуха с такой готовностью проговорилась о его вмешательстве в правосудие.
Чалонер мило улыбнулся купцу.
— О чем же вы с Брауном «обменялись несколькими словами»? — спросил он.
Хэй осторожно ответил:
— Теперь уже не помню. Это случилось сто лет назад, в апреле. А что?
Чалонер пожал плечами.
— Просто мне не нравится, когда матросы швыряют булыжниками в старших по званию. Что заставило Уолдака наброситься на капитана?
Хэй задумчиво проговорил:
— Ну, незадолго до того Браун сурово отчитал Уолдака за то, что тот не спешил обнажить клинок для защиты своего капитана, заслышав приближающиеся шаги. Я видел, как разозлился матрос.
— Так разозлился, что готов был убить? — усомнился Чалонер.
Причина выглядела не слишком основательной.
— Преступники ведут себя не так, как нормальные люди, — рассудительно заметил Хэй. — После ссоры я повел Брауна в погреб, где состоялось собрание, но он, как видно, задержался, потому что, спустившись вниз, я оглянулся и не увидел его. Я решил, что он остался со Страттом.
— Не со мной, — с излишней поспешностью вмешался Стратт. — Я его не любил и не хотел с ним оставаться. Я держался в стороне. С ним были его люди, но не я.
Он отпирался с такой горячностью, что Чалонер с любопытством взглянул на него. Сильно ли он рассердился, когда Браун обвинил его в воровстве? Стратт был человеком злым и злопамятным — как раз из тех, кто скорее бросит камень в спину, чем сойдется с врагом в открытом поединке.
— И я был в стороне, когда начался шум, — подхватил тему проповедник, — но я видел, как Уолдак бросил камень.
— Как это? — недоверчиво переспросил Чалонер. — Если вы были поодаль, как же вы могли видеть, что происходит? Тем более, как я понял, встреча состоялась глубокой ночью, а значит, было темно.
Ректор поморщился.
— Ну, я, собственно, не видел, как летел камень, но сразу понял, что делает Уолдак. Да он и не оправдывался, когда я его обвинил.
— Просто стоял, — согласился Стратт, — и не отвечал ни на какие вопросы. Сказал только — и повторял без конца, — что на Брауна упал камень из стены дома.
— Гнусная ложь, — заявил Кастелл, снова потянувшись к вину. — Из наших стен камни еще никогда ни на кого не падали.
Хэй продолжал рассказ.
— Я вышел узнать, что случилось. Браун лежал на земле. Оба его матроса склонились над ним, и — как уже сказал Парр — ясно было, что один из них — убийца.
— Он пустился бежать, когда вы подошли? — спросил Чалонер.
— Нет. Они рассказали, что шли за ним и вдруг он упал. Уолдак страшно удивился, когда его арестовали. Сказал, что мы никогда этого не докажем.
— Видели бы вы его лицо на суде! — прокаркал Стратт.
— Он не мог поверить в вердикт присяжных и все твердил, что виновата кладка. Камень и вправду выпал, но рухнул слишком далеко и никак не мог задеть Брауна.
— Уолдак — глупый пьянчуга! — раздраженно заявил Хэй. — А нам совершенно ни к чему внимание, которое привлекла к себе смерть Брауна.
— Вот Хэй и переговорил с друзьями в суде, — закончила за него Маргарет, — чтобы избавить нас всех от скандала. И к тому же ускорить дело: Уолдака судили и казнили без задержки, чтобы поскорей похоронить и забыть.
Хэй бросил на нее острый взгляд, словно почувствовав в ее словах упрек. Маргарет безмятежно выдохнула облачко дыма и ласково улыбнулась в ответ.
— Откуда вы знали, что виноват именно Уолдак? — с любопытством спросил Чалонер, оглядывая всех по очереди. — Почему не второй моряк — Твилл?
— Потому что у Твилла в одной руке был кортик, в другой — кинжал, да еще он сдерживал лошадь Брауна, — не раздумывая, ответил пастор. — Руки у него были заняты, и он никак не мог поднять камень. А кроме того, зачем камень, когда в руках стальные клинки?
— То же самое относится и к Уолдаку. — отметил Чалонер.
Парр вздохнул:
— Верно, но Уолдак был убийца — у него были глаза убийцы.
Чалонер остро ощущал, что все их свидетельства основаны на предвзятости и предположениях, и вовсе не склонен был принимать их на веру. Все расспросы не прояснили ничего о ночи убийства и роли подозреваемых.
— Я слышал удар, — сказал Стратт, улыбаясь, словно от приятного воспоминания. — Почти наверняка это был камень Уолдака, разбивший череп Брауну.
— А кто-нибудь из ваших сообщников уже прибыл в Бермондси, когда это случилось? — спросил Чалонер. — Или там были только вы и двое моряков?
Пастор ответил на его тонкий вопрос пожатием плеч.
— Остальные собирались на встречу, но, как вы сами сказали, было темно и трудно что-либо разглядеть. Кое-кто подошел взглянуть, что случилось, но все, как обычно, были в капюшонах, так что не могу сказать вам, кто поддался любопытству, а кто скрылся прежде, чем поднялся шум.
— А не спрашивал ли кто-нибудь у Твилла, что он видел? — спросил Чалонер. — Он, видимо, стоял ближе всех…
— Он ничего не видел, потому что старался справиться с лошадью, — быстро ответил Стратт. — Она заартачилась, а у него в обеих руках было оружие, и он пытался удержать ее, зажав поводья в зубах! Недоумок!
