Еремей Парнов - Мальтийский жезл
Что виделось ему, что мерещилось в редеющей мгле? Какие образы вставали, какие пробуждались воспоминания?..
Когда в Теплу пришла весть, что пират Балдазаре Косса стал папой Иоанном Двадцать Третьим [131], Мельхиор тихо засмеялся и, выхватив стилет, стал поражать одолевавших его духов.
Иоанн Двадцать Третий был посмертно вычеркнут из списка пап. Только в 1958 году, через пятьсот с лишним лет, это имя и порядковый номер вновь повторились в перечне наместников святого Петра, когда римскую курию возглавил кардинал Ронкалли. За столь долгий срок все, за ничтожным исключением, успели забыть, что такой папа уже появлялся однажды на грешной земле. На его памятнике, изваянном гениальным Донателло [132], значится:
«Здесь покоится прах Балдазаре Коссы, бывшего папы Иоанна XXIII».
Почему «бывшего» — возникает невольный вопрос. Разве можно в столь неподобающей форме отзываться о главе римско-католической церкви? Оказывается, можно, ибо в 1415 году на Констанцском соборе он был низложен и обречен на забвение.
Глава двадцать третья
РЕЧНОЙ ТРАМВАЙ
Не застав Наталью Андриановну в институте — ему сказали, что у нее библиотечный день, — Люсин не без колебаний решился позвонить ей домой.
— Не уделите мне часик? — попросил с обезоруживающей откровенностью. — Сугубо лично…
Она согласилась, затаив удивление, и, недолго думая, назначила встречу на пристани у Киевского вокзала, неподалеку от дома.
Люсин узнал ее лишь в самый последний момент, когда она, легко перебежав через дорогу, нерешительно замедлила шаг. Скорее, догадался, робко устремившись навстречу, что это она. И лишь после того, как Наталья Андриановна протянула руку в перчатке, он позволил себе улыбнуться. Мимолетная эта улыбка получилась натянутой, вымученной.
Не находя подходящих слов от нахлынувшего волнения, Люсин увлек ее к лестнице, спускавшейся к причалу.
Бело-голубые речные трамвайчики еще курсировали по реке, но пассажиров собиралось совсем немного. Темная вода дышала осенней сыростью. Косые волны от винтов лениво качали желтые листья, загоняя их вместе с окурками и прочим плавучим сором под дощатый настил. Легчайшая дымка висела над городом, смягчая сверкание окон, воспламененных вечерней зарей, туманя мосты. В глянцевых переливах дрожали искаженные отражения домов. Пустынная набережная, перемигивание светофоров, мост и холодный сумрак его одетых гранитом опор.
— Покатаемся на пароходике? — неожиданно для самого себя предложил Владимир Константинович, страдая от неловкости и беспричинной тоски.
— Вы странный человек, — подняв воротник, Наталья Андриановна зябко передернула плечиками. — Какой пронизывающий ветер!
— Дрожь вселенского одиночества, — грустно усмехнулся Люсин. — Так назвал осень один мой друг. Она особенно остро переживается в городе, где природа зажата прямолинейностью камня.
— Он поэт, ваш друг?
— Что-то в этом роде. Да и какое это имеет значение? Главное, что он прав. Даже небо не свободно от города, — Люсин кивнул на белые клубы, застывшие над высокими трубами ТЭЦ. — Одурманенное дымом, оно безъязыко корчится в паутине проводов… Я еще помню, когда по Бородинскому мосту ходили трамваи. Кажется, тридцать первый и сорок второй. А тридцатый делал круг возле Киевского, высекая искры и требовательно звеня. Мы с ребятами вскакивали на ходу и мчались, стоя на подножках, навстречу обманчивым осенним ветрам.
— Обманчивым?
— Они всегда обещают несбыточное. Особенно в тягучую пору заката… Я и сам не помню, как в одну шальную минуту перескочил с трамвая на борт траулера.
— Так вот отчего вас вдруг потянуло совершить эту прогулку!
— А вот, кстати, и наш дредноут… Ну как, рискнем? — не дожидаясь ответа, Люсин просунул деньги в окошко кассы. — До конца и обратно, пожалуйста.
В полном одиночестве они прошли через турникет. На верхней палубе сидела старуха с лохматым псом, а несколько поодаль самозабвенно обнималась парочка.
— Здесь слишком ветрено, — Наталья Андриановна зябко поежилась. — А внизу душно и пахнет бензином.
— Соляркой, — непроизвольно поправил Люсин.
— Тем хуже. Не переношу угара.
— Если память мне не изменяет, на корме должно быть укромное местечко. И воздух свежий, и от ветра защищено. Все сто двенадцать удовольствий. — Сойдя на две ступеньки, он подал ей руку. — Почему вы решили, что я странный человек, Наталья Андриановна?
— Не знаю, — она медленно покачала головой, покорно спускаясь по узкому трапу. — Согласитесь, что все сегодня немного странно. И вообще мы явно не о том говорим. Ведь вам нужно о чем-то спросить меня? Верно?
— Еще не знаю, — ушел от прямого ответа Люсин, сильно подозревая, что выглядит в ее глазах чуть ли не идиотом.
— Если у вас действительно есть ко мне дело, мы могли бы увидеться в более подходящей обстановке. — Наталья Андриановна без особого удовольствия опустилась на влажную скамью.
— Например? Я бы скорее утопился, чем рискнул пригласить вас в уголовный розыск.
— Кафедра вас уже не устраивает?
— Не хочу лишний раз мелькать перед вашими сослуживцами. Ведь дальше этой проклятой сберкассы мы не продвинулись ни на шаг… Погонят меня к чертовой бабушке и будут правы.
— Ой-ой-ой, какой ужас! Вне милиции вы, конечно, своей жизни не представляете? — заметила она подчеркнуто иронично. — Суровый ветер романтики дует в ваше лицо. Вы прирожденный сыщик!
— Зачем вы так, Наталья Андриановна? — Люсин почувствовал себя задетым. — Я ведь вам как на духу признался…
— Как на духу? — она словно прислушалась к тайному значению слова. — Но я никудышный исповедник, Владимир Константинович. Я жестока и рациональна до мозга костей… Поэтому говорите поскорее, в чем суть.
— А если ни в чем? Если я осмелился побеспокоить вас просто так? Это что, преступление?
— Вы серьезно? — Наталья Андриановна взглянула на него с веселым удивлением.
— Поверьте, что мне не до шуток, — мрачно потупился Люсин. Усталый, издерганный неудачами, он позволил себе поддаться минутному настроению и не знал теперь, как выбраться из опасной зоны, куда его столь неожиданно занесло. — Я не виноват, что подвернулась эта посудина.
— Разве я вас в чем-нибудь обвиняю? — Откровенно потешаясь, она словно бы поощряла Люсина на дальнейшие излияния.
— В самом деле, куда мне было вас повести? — Уловив перемену в ее настррении, он немного приободрился и обрел спасительный юмор. — В киношку? Для этого я слишком стар. В театр? Но где взять приличные билеты, если я не располагаю ни временем, ни знакомствами? Что же остается, милая моя Наталья Андриановна? Ресторан? — В притворном ужасе он закрыл лицо. — Об этом даже подумать страшно, ведь вы можете как-то не так понять…
— Отвечу откровенностью на откровенность. — Удивительно похорошев, Наталья Андриановна едва отдышалась от беззвучного смеха. — Я обожаю кино и могу спокойно прожить без театра. Не помню, когда и была там в последний раз. Поэтому предлагаю сойти в ближайшем порту и поискать чего-нибудь поинтересней. — Она посмотрела на часы.
— Вы изумительны, Наталья Андриановна! — восхищенно признал Люсин. — И если вы позволите мне звать вас просто по имени, то я поверю, что чудесное слово «будущее» имеет ко мне хоть какое-то отношение.
— Охотно, — она кивнула с видом королевы, приветившей мимоходом пажа. — А теперь выкладывайте, что у вас на уме, — потребовала совершенно будничным тоном.
— Ей-богу, никакой задней мысли.
— Так не бывает в наше время.
— Но вы даже не знаете…
— Знаю! — Она определенно не желала слышать никаких оправданий. — И умею ценить искренность порывов и откровенность чувств. Однако не станете же вы утверждать, что вызвали меня на свидание исключительно в галантных целях?
— Не стану, — вынужденно откликнулся Люсин, отворачивая лицо.
— Да воздастся вам за чистосердечие!
— Но мне действительно очень хотелось увидеть вас, — признался он с непонятной обидой. — И это самое главное…
— Понимаю, — она ободряюще кивнула. — Теперь давайте второстепенное.
— Прямо допрос какой-то! — пожаловался Люсин. — Если вы так уж добиваетесь правды, то да, признаюсь, предлог для встречи у меня заготовлен. На всякий случай.
— Вот и прекрасно.
— Но я хочу, чтобы вы знали: это всего лишь предлог. Я бы не рискнул потревожить вас из-за подобной мелочи… Вам не очень холодно, Наташа?
— Нет, ничего. — Она выжидательно нахмурилась. — Не люблю околичностей.
— Что такое Абраксас [133], Наталья Андриановна? — спросил Люсин, словно позабыв о дарованной ему привилегии на более интимное обращение. — А заодно и Абракадабра?
— Вы нашли его! — она испуганно вздрогнула. — Я так и знала.
![Еремей Парнов - Мальтийский жезл [Александрийская гемма]](/uploads/posts/books/165752/165752.jpg)
