Далия Трускиновская - Рецепт на тот свет
— Так вот из-за чего он погиб… — сказал Паррот. — Видимо, он не один раз посетил фрау Видау, и это дело открылось. Но вряд ли Мельхиор Видау сам заколол молодого человека. Он, скорее всего, нанял кого-то, вроде Эмиля Круме… Неужели у него не хватило денег, чтобы отправить убийцу прочь из Риги, в какую-нибудь Саксонию или Померанию? Или убийца, нарочно оставшись, его шантажировал?
— О нет, нет… — пробормотал Вайс. — Все куда хуже. Бедная фрау Видау была намного моложе супруга, это для него был второй брак, в доме жили два сына. Старшему, Отто Матиасу, было уже восемнадцать. У него был свой слуга, Якоб Клаус Ханеман. Этот Якоб ухаживал за моей сестрой Беттиной, и мы думали, что фрау Видау может взять ее в камеристки. Так было бы удобно — муж и жена служат в одном семействе… Я приходил к Якобу в дом Видау, и однажды меня увидела там фрау Стакельберг. Она спросила, кто я такой. Я почтительно доложил ей. Она сказала, что у нее есть для меня поручение. Это было… это было особое поручение… я должен был привезти ей одно снадобье, каких в аптеках не бывает… их делают деревенские знахарки, а аптекарям их держать запрещено…
— Средство для выкидыша, — сразу определил Гриндель. — Она тогда была дамой в годах — должно быть, попала в беду какая-то из служанок.
— Она мне очень хорошо заплатила, и потом я ей привозил еще средства… впрочем, это неважно… Это была очень гордая госпожа, но я умел ей угодить. Вы знаете, маленький человек ничего не добьется, если не научится угождать…
Паррот и Маликульмульк переглянулись, и ясно было, что обоих, чуть ли не впервые за время знакомства, посетила одна и та же мысль: многого ж ты добился, бедняга…
— Так вот, к приезду покойной императрицы в Ригу съехалось много народу, все дамы сшили новые богатые платья, фрау Стакельберг приехала из Вендена, одетая богаче самой императрицы! Были такие гуляния! Черноголовые принимали у себя императрицу, она подарила им свой портрет. А через день или два после отъезда государыни я пришел к Якобу, я обычно приходил к нему с черного хода. Мы сидели в его комнатке и говорили о будущей свадьбе. Было уже очень поздно. Вдруг дверь открылась, на пороге стоял сам герр Видау в шлафроке. Мы вскочили. Он сказал: Якоб, ступай немедленно за мной. Потом посмотрел на меня и спросил: а ты кто такой? Я назвался. Он велел мне ждать и увел Якоба. Я сидел и боялся дышать. Тут дверь опять открылась, я увидел фрау Стакельберг, тоже в шлафроке. Она держала в руке свернутый платок. Герман, сказала она, возьми вот это и немедленно уходи, переночуй у кого-нибудь из знакомых, а рано утром уезжай прочь из Риги, в Венден, и жди меня там, пока не приеду. В платке были деньги, три талера. Я не мог ее ослушаться — я ушел. И я действительно поехал в Венден, я жил там на эти деньги, но она все не приезжала. Я ждал ее чуть ли не месяц. Деньги кончились, я вернулся в Ригу и тогда лишь узнал, что мой друг Якоб Ханеман найден мертвым на двинском берегу. Я пошел к Преториусу, который остался нам с дядей должен несколько талеров, и узнал, что Николаса Даниэля вытащили из Двины рыбаки мертвого. Это все случилось сразу после моего отъезда. Что я мог подумать? Я стал осторожно узнавать, что в это время происходило в доме Видау, и оказалось, что Отто Матиаса срочно отправили в Гейдельберг, в университет. Я маленький человек, но я не дурак, маленькому человеку нельзя быть дураком. Я понял, что гордая фрау Стакельберг, от чьих причуд рыдали все служанки, спасла мне жизнь, и снова уехал из Риги.
— Вы хотите сказать, что это Отто Матиас Видау убил Николаса Даниэля? — спросил Паррот.
— Я так считаю. Николас Даниэль тайно встречался с фрау Видау. Она была Отто Матиасу мачехой, а сами знаете, как бывает, когда в семью приходит молодая мачеха. Может быть, он влюбился — ведь Анна Матильда была очень красива… А может, возненавидел ее…
— А может, и то, и другое. Так тоже случается, — добавил Паррот. — Да, он мог подсмотреть ее встречу с Николасом Даниэлем прямо в доме Видау. И он не мог предположить, что речь шла всего лишь об услуге Преториусу с Лелюхиным и о бутылке бальзама для государыни…
— Да и кто бы это мог предположить? — спросил Гриндель.
— Вот все, что я знаю, — сказал Вайс. — Кое-что мне по секрету рассказал мой бедный Якоб. Он знал, что Отто Матиас следил за фрау Видау. Следил — и выследил…
— А потом, натворив дел, побежал к отцу. И Мельхиор Видау решил, что Якоб поможет избавиться от трупа и этим подпишет себе смертный приговор. Ну что же, все связно, — признал Паррот. — Теперь мы можем восстановить события последних дней. О том, что вы, Крылов, раскапываете корни старой склоки между аптекарями и Лелюхиным, знала, полагаю, вся Рига. Аптекарям было страх как любопытно, до чего вы докопаетесь, а вы, скорее всего, расспрашивали герра Струве при Теодоре Пауле. Теодор Пауль часто прибегал в гости к Клерхен Преториус и, себе на беду, пересказал ей разговор между герром Струве и начальником генерал-губернаторской канцелярии. Могло ведь такое быть?
— Могло, — согласился Маликульмульк. — И при том присутствовал Эмиль Круме — тоже ведь весьма вероятно? Но как он догадался донести про мой розыск Мельхиору Видау?
— Мельхиор Видау — хитрый лис. Думаете, мало в Риге людишек, готовых выполнять его поручения? Да еще с радостью? Отчего же он выбрал Круме? — спросил Паррот. — Ему нужен был шпион в аптеке Лебедя. Ведь аптекари при каждом удобном случае припоминали, что убийца Николаса Даниэля до сих пор не найден. Да еще Видау не знал, куда подевался герр Вайс, и подозревал, что вы, герр Вайс, еще долгое время поставляли Преториусу змеиный жир и мозг летучей мыши. Как же обойтись без шпиона? А отчего Круме предал своего благодетеля — думаю, все мы догадались. И не будем об этом.
— Не будем, — согласился Маликульмульк.
Видау, влиятельная в городе персона, мог заплатить Эмилю Круме не только деньгами. Полукровке хотелось наконец стать самостоятельным рижским айнвонером, жениться на немке и устроить все так, чтобы дети уже считались немцами. Ради этого не один лишь Круме был на все согласен.
— Илиш был убит потому, что в молодости дружил с Николасом Даниэлем и мог что-то знать про историю с фрау Видау, — продолжал Паррот. — То, что он раньше молчал, понятно — кто захочет связываться с семейством Видау? Однако раз ведется следствие по приказу самого князя Голицына, то можно рискнуть и заговорить… Но кто его отравил — загадка. Это не был Круме — старый Илиш не стал бы распивать с Круме кофей…
— Нет, это не загадка… мне кажется, уже не загадка… — тихо сказал Маликульмульк. — Мне кажется, я ее разгадал…
— И мне кажется, что я ее разгадал, но сперва говорите вы, — предложил Паррот.
— Я начну издалека. Кто такой Отто Матиас Видау? Он — наследник почтенного рода, он — один из четырех бургомистров. Его слово в рижском магистрате на вес золота. И он — в той партии, которая против восстановления общего для всей империи «Городового положения». Паррот, я знаю, о чем говорю, я расспрашивал старых канцеляристов. Вся эта история началась с приезда государыни в Ригу. Тогда покойная императрица поняла, сколько вреда приносят городу все эти ваши патриции, которые захватили все главные чины и передают их по наследству чуть ли не шестьсот лет. Она поняла, что привилегии немецких купцов давно устарели, а она ведь была хорошая хозяйка — она хотела, чтобы принадлежащий ей город процветал, а не мучился из-за старинных правил. После того как на Ригу распространилось «Городовое положение», ваших аристократов потеснили, и правильно сделали. В Большую гильдию наконец приняли русских купцов. Покойный Павел Петрович все нововведения своей матушки отменил, а нынешний наш государь готов восстановить все доброе, что делалось при его бабушке. И теперь магистрат и старые купеческие роды готовы драться с новичками Большой гильдии не на жизнь, а на смерть, чтобы сохранить привилегии. Новичков больше, и они готовят обращение к государю, чтобы вернуть «Городовое положение». Если станет известно, что Отто Матиас Видау — убийца, поднимется такой шум, что дело патрициев можно считать проигранным. Разве не так?
— Так, но каким образом вы из этого выводите имя отравителя? — спросил Гриндель.
— Видау мог доверить это лишь надежному человеку — такому, который предан интересам семьи. Время такое, что доверять посторонним опасно — постороннего могут перекупить. Он сам отлично знает, как это делается. Судьба сына из-за моих изысканий повисла на волоске — так ему казалось. Сам он прикован к креслу, бессилен, но нельзя же допустить, чтобы семья утратила чин, утратила власть. И кто же этот надежный человек, на все готовый ради семьи; человек, который будет принят бедным Илишем как самый дорогой гость и угощен отменным крепким кофеем?..
— Эрнестина Стакельберг, — ответил Паррот. — А яд ей принес Круме — из того чана, где в аптеке Слона готовят экстракт для лавровишневых капель. Вайс, как вам объяснила фрау Стакельберг свою ссору с братом?
