Евгений Сухов - Аристократ обмана
Несколько раз Николай присылал ему письма с покаяниями, однако смягчать свое решение император не пожелал.
Подошел дворецкий. Незаметный как тень. Быстро убрав со стола скомканные салфетки, он поставил на стол вишневое варенье, к которому государь питал особую слабость. Лишь единожды дворецкий случайно звякнул ложкой, убирая пустую чашку, тем самым невольно обратив на себя внимание, и также незаметно удалился.
– Как вам чай, господа, удался? – спросил государь.
– Чай превосходный! Кажется, он с жасмином, – высказался Уваров.
– Именно так, Александр Петрович. Вы проницательны, впрочем, как и полагается быть начальнику Третьего отделения, – уже с серьезными интонациями продолжил император.
– Стараюсь соответствовать, ваше величество.
– Так вот, господа, мы должны быть готовы к обострению отношений с Германией. В прошлый раз вы мне докладывали о том, что на наших железных дорогах пойманы шпионы.
– Да, ваше величество. Мы активно ведем работу в этом направлении. В последние дни три шпиона были выявлены на двух заводах в Санкт-Петербурге. Их интересовали горные и десантные пушки. В Москве нам удалось задержать немецкого барона, которому передали чертежи новейшего оптического прицела с пушки Барановского. Таких в Европе не производят, – не без гордости сообщил Бобровин.
Император понимающе кивнул. Задержание барона спровоцировало небольшой политический скандал. Его пришлось отпустить, так как он являлся секретарем посла и имел дипломатический иммунитет. Единственное, чем могли ему досадить, так это посадили в камеру к бродягам, откуда он принес в немецкое посольство тьму вшей.
– Насколько мне известно, скорострельная пушка Барановского – одна из лучших в мире?
– Именно так, ваше величество, – с готовностью отозвался Кирилл Федорович. – Она имеет безотказный лафет с гидравлическими тормозами, поворотный и подъемный механизмы. И еще много такого, чего нет на вооружении в германской армии.
– Всегда приятно слышать, что мы впереди Европы. Но это всего лишь отдельные успехи, господа. Если война все-таки начнется, несмотря на все усилия нашей мирной дипломатии, – Александр Николаевич сделал паузу, ему было о чем подумать, – то мы должны быть к ней готовы. И желательно, чтобы экономику Германии мы подрывали изнутри, так сказать, без крови и без ущерба для самой России… – Император неожиданно замолчал и хмуро посмотрел на Бобровина. – В свое время Наполеон печатал российские рубли. В первые месяцы это нанесло значительный ущерб Российскому государству. Правда, потом с фальшивками разобрались… На деньгах Наполеона были даже орфографические ошибки. Спросом они уже более не пользовались, но неприятностей он доставил нам немало. В связи с этим я бы хотел предложить вам наладить производство фальшивых немецких денег и разрыхлить экономику Германии. Как говорится, в войне, как и в любви, все средства хороши!
– Печатание фальшивых денег можно устроить на Монетном дворе, – с готовностью подхватил начальник Третьего отделения, – чисто с технической точки зрения, сделать это будет несложно. А потом переправить все эти деньги в Германию.
– Боюсь, вы меня не так поняли, – слегка нахмурившись, проговорил император. – Я предлагаю печатать деньги где-нибудь на территории Пруссии. И тогда сам собой отпадет неоправданный риск с переправкой фальшивых денег через границу. У вас имеется подходящий человек, который сумел бы организовать подобную работу?
– Полагаю, такой человек должен быть большим аферистом и непревзойденным мошенником.
– Вы меня правильно поняли, – едва усмехнувшись, согласился государь. – Это то, что нам нужно.
Широко улыбнувшись, Кирилл Бобровин сказал:
– У меня есть такой человек. Лучшей кандидатуры подобрать будет невозможно.
– Очень хорошо. Но время не терпит, хотелось бы, чтобы он занялся этим вопросом в ближайшее время. Вы угощайтесь, господа, не стесняйтесь. Жасминовый чай не только поднимает настроение, но и продлевает жизнь. – Неожиданно нахмурившись, добавил: – Во всяком случае, я очень на это надеюсь.
* * *Едва ли не всю дорогу проехали молча. Охрана перебрасывалась лишь отдельными малозначащими фразами, да еще следила за тем, так ли надежно держатся на задержанном наручники. Экипаж, мягко пружиня на дутых колесах, перевалил горную цепь и съехал в широкую долину, засаженную виноградниками. А вот за ней простирался маленький городок с аккуратными каменными домами и небольшими приусадебными участками, утопавшими в цветах. Немного в сторонке помещалась железнодорожная станция.
Филимонов заговорил, прервав затянувшееся молчание.
– Послушайте, Варнаховский, сейчас мы с вами поедем поездом до России. Путь не близок. Но хочу вас сразу предупредить, чтобы вы не совершали никаких глупостей и тем более не пытались бежать. Для вас это просто опасно. Не знаю, по какой причине, но вас ищут агенты Третьего отделения. Насколько мне известно, у них нет полномочий куда-то вас доставлять. Допускаю, что они просто придушат вас где-нибудь и бросят ваш труп в придорожную канаву. Так что свой арест воспринимайте как благо.
Леонид поморщился:
– «Благом» вы называете гнить заживо где-нибудь на сибирской каторге, я так понимаю?
Ландо остановилось подле перрона, на котором стояло десятка два пассажиров в ожидании поезда. Варнаховского держали под руки, на которые, скрывая наручники, набросили зеленый жакет. Спокойствием и невозмутимостью он ничем не отличался от прочих пассажиров.
Гулко стуча тоннами железа, подошел паровоз, сделав длинный предупредительный гудок.
– Нам в последний, – проговорил Филимонов, заметив, как Варнаховский проводил взглядом вагоны первого класса.
Прошли в специализированный вагон, разделенный решетками на несколько отсеков. Прежде Леонид грел себя мыслью о возможном побеге, но сейчас, перешагнув зарешеченную дверь, понял, что это невозможно. В каждом из отсеков стоял полицейский и посматривал на арестованных, сидящих на лежаках по обе стороны купе.
– Месье, вам сюда, – показал полицейский на последнее купе в конце вагона. И, открыв решетку, пропустил в конец коридора.
– Что ж, так даже будет удобнее, – согласился Филимонов. – Я буду ехать с вами по соседству, а двойная охрана вам совсем не повредит.
Варнаховский в сопровождении трех мужчин прошел в крайнее купе. Зарешеченная дверь оказалась приоткрыта, и в купе сидело двое мужчин в итальянских дорогих костюмах. На сидельцев они явно не походили не только упитанными физиономиями, но и озороватым блеском глаз.
Кто же это такие? И что они здесь делают?
Филимонов нахмурился. Один из них, тот, что был постарше и покрепче в плечах, – в щеголеватом клетчатом жакете, – произнес:
– Владимир Гаврилович, я бы не хотел вас расстраивать, но арестованного вы должны передать нам.
– Сюрприз вам удался, – хмуро сказал Филимонов. – Уж где я не ожидал вас встретить, так это в арестантской.
– Что поделаешь, дорогой Владимир Гаврилович, работа наша такая – делать людям сюрпризы, – живо ответил крепыш, весело рассмеявшись. – Так что пленника мы у вас забираем.
– Надеюсь, у вас имеется соответствующее предписание?
– А как же без него? – столь же энергично отозвался толстяк. – Ведь мы наслышаны, какой вы формалист. Так, где оно у меня, – сунул он руку в верхний карман сюртука. – Не здесь… А в другом?.. Тоже нет… Куда же оно подевалось? – Толстяк поднялся. В сравнении с Филимоновым выглядел он весьма внушительно. – Фу ты, – облегченно выдохнул он, вытащив из кармана вчетверо сложенный помятый лист. – Вот оно, предписание, – протянул он бумагу Филимонову. – Извольте взглянуть.
Развернув вчетверо сложенный лист, Филимонов прочитал, заметно нахмурившись, а потом произнес:
– Третье отделение присутствует всюду… Даже там, где его и не должно быть. Не смею более препятствовать. – Повернувшись к Варнаховскому, негромко сказал: – Вам остается только молиться и надеяться на чудо. Не думаю, что эти господа станут убивать вас при свидетелях, но вряд ли вы доберетесь до России. – Громко обратившись к здоровяку, продолжал: – Я оставляю за собой право добиваться перевода господина Варнаховского в сыск. Ему светит срок и длительное заключение. Надеюсь, что мои требования будут удовлетворены. Честь имею, господа, – развернувшись, он зашагал к двери, уводя за собой помощников.
Через несколько минут поезд тронулся. Леонид сидел на своей полке и настороженно посматривал на охрану, выглядевшую весьма добродушно. Внешне вполне симпатичные господа. Их трудно было заподозрить в чем-то законопротивном. Интересно, как они собираются его прикончить? Наверняка попытаются сделать это как-то по-особенному, чтобы не привлечь внимания охраны, находящейся снаружи. А может, попытаются задушить спящего?
