Кэролайн Роу - Снадобье для вдовы
— Отзовите собаку, сеньора, — сказал Улибе, опустившись возле Луиса на колени.
— Так иди и посмотри, — сказала Серена няне. — Бланкета, ко мне. Оставь его, иди сюда. — Она наклонилась к собаке и спрятала лицо в ее шерсти на загривке. Платок, которым были повязаны ее волосы, развязался, и они тяжелым водопадом покрыли морду Бланкеты, словно спрятав ее от окружающего мира.
— Где мастер Луис? — Исаак поднялся и протянул руку в сторону своего ученика.
— На земле, — пробормотал Юсуф, схватив учителя за руку и потянув его в сторону от Серены. — С ним лорд Улибе. Он его перевернул и вытащил нож из спины. Сейчас он протирает нож виноградными листьями.
— Возьми у него нож, вымой в ручье и отдай Дальмо. Тот знает, где он должен лежать.
— Сию минуту, господин, сказал он и тихо подошел к Улибе. — Мой учитель попросил меня взять у вас нож, вымыть его и вернуть на место, милорд. Он весь в крови.
— Она неплохо это сделала, — Улибе с трудом перехватил дыхание. — Но я ранил его в грудь. Это для тех, кто считает, что преступника надо убивать в честной схватке.
— Он умер?
— Нет еще. Перенесите его в дом и перевяжите раны. Если он выживет, его приговорят к виселице за убийство офицера его величества.
— Вы тоже ранены, милорд, — сказал Юсуф.
— Но не этим типом, — сказал Улибе. — Каким-то разбойником, засевшим на дубе. — Просто пара царапин, — добавил он и рухнул, поверяв сознание.
— Разбойник на дубе? — оторопело произнес Юсуф.
Улибе де Сентеля перенесли в дом и поместили в отдельную комнату, где Ракель с помощью одной из служанок обработала его раны — на руке, ребрах и на голове. Она промыла их, перевязала, дала выпить обезболивающей микстуры и сказала, что его рассказ может подождать.
— Посиди с ним, — сказала она служанке. Не давай ему ни говорить, ни двигаться. Если ему будет хуже, зови на помощь.
Но пока она все это говорила, лорд Улибе уже провалился в сон, и она поспешила к отцу и Юсуфу, чтобы помочь им с тяжелораненым Луисом Мерсером.
— Как он, папа? — спросила она.
— Мы не можем сделать для него ничего более — как это было и с человеком, которого он убил, — в голосе Исаака не чувствовалось никаких эмоций.
— Я сказала ему, — произнесла Серена, — что ему нужно позаботиться о своей душе. Я послала мальчика за священником, а он твердит, что ему не нужен никакой священник, а только земля и все, что принадлежит мне. Болван! — Она покачала головой. — Как лорд Улибе?
— Он сражался, — ответила Ракель. — Был ранен и потерял много крови, но мы перевязали раны, и сейчас он заснул. Я не позволила ему разговаривать, поэтому не знаю, кто на него напал. Этот человек?
— Луис? Нет, — отозвалась Серена. — Луис не знал, что лорд Улибе с нами. Но он сказал, что привел с собой кого-то.
— Наверное, тот сбежал, сеньора, — сказал Исаак.
— Что мы тут делаем рядом с этой тварью, — горько заметила она, — как будто его жизнь имеет хоть какую-то ценность?
— Успокойтесь, сеньора, — мягко произнес лекарь. — Он тоже человек, творение Господа. И возможно, он сообщит нам нечто полезное.
Лежащий на кровати человек как будто весь сжался и теперь состоял из одного осунувшегося лица с запавшими глазами, словно уже начал покидать материальный мир. Он открыл глаза и моргнул.
— Ты говоришь так, как будто меня тут нет, — прошептал он. — Я слышал каждое твое слово. Ты еще пожалеешь, моя милая кузина, что вышла замуж за того недостойного человека, когда могла выйти за меня. Когда мой верный Энрике выполнит свое последнее задание. — Он зашелся в кашле. В уголке рта появилась струйка крови и глаза остекленели.
Исаак отнял руку от его груди.
— Иногда, сеньора, очень полезно знать, чего следует опасаться, — сказал он.
Глава 21
Три дня спустя Улибе де Сентель сидел в большом кресле, обложенный подушками, и наслаждался ласковым утренним солнцем. Рядом за рукоделием сидела Ракель, погруженная в свои мысли. И мысли были не о крупном мужчине с приятными, но словно высеченными из камня, чертами лица, а о высоком красивом молодом человеке с немного застенчивым привлекательным лицом, который, как ей мечталось, уже вернулся из Константинополя.
Серена сидела за работой в своей любимой гостиной, часть ее внимания была обращена на Гильема, который строил какую-то сложную конструкцию из деревянных кубиков, а часть, как всегда, на дорогу.
Она услышала их раньше, чем увидела. Кто-то пел глубоким низким голосом, песня раздавалась как раз со стороны большой дороги. Затем порыв ветра взметнул шлейф пыли в направлении ее дома. Она видела, как пыль поднялась в воздух и бесследно рассеялась. За деревьями, высаженными по обе стороны узкой дорожки, ведущей в поместье, мелькнула крупная широкогрудая лошадь. Она подошла к окну и осторожно выглянула, по давней привычке укрывшись от тех, кто мог увидеть ее снизу. Четверо вооруженных копьями всадников на боевых конях приближались к ее воротам. За ними следовали четыре женщины, два конюха, вьючные мулы и еще четыре копейщика и один офицер.
Она подхватила Гильема и сбежала вниз по лестнице, на ходу призывая Дальмо.
— Открой двери, — сказала она. — Парадные двери.
Пока тот возился с замками и засовами, она стояла в сторонке с Гильемом и терпеливо ждала.
Четыре копьеносца разделились, образовав проход, достаточный для того, чтобы первые две дамы подъехали к ступеням. Конюхи подскочили к ним и помогли спешиться. Меньшая из двух дам, мягко спрыгнув на землю, бросилась вперед.
— Мама! — закричала она и обхватила Серену, тут же заключившую ее в объятия.
— Кто она такая? — спросил маленький мальчик, выглянувший из-за спины своей матери, немного испуганный таким количеством незнакомых людей.
— Твоя сестра, — ответила Серена. — Клара. Клара вернулась домой.
— С небес? — скептически спросил мальчик.
— Нет, Гильем, — улыбнулась Клара. — Из Сардинии. Это за морем, но не так уж далеко от небес. — Она обернулась к молодой даме, стоявшей позади нее. — Донья Томаза, позволь представить тебе мою мать. Мама, донья Томаза была очень добра ко мне, когда я была на Сардинии.
— Донья Томаза, — сказала Серена. — Большая честь для меня. И, если не ошибаюсь, во внутреннем дворе кое-кто с нетерпением ждет вас. Вас обеих.
Она провела их через выложенный каменными плитами холл к тяжелым деревянным дверям. Они вели к большому внутреннему двору, который был огорожен основным зданием, его крылом и двумя высокими каменным стенами. Наружу вели тяжелые деревянные ворота, сейчас закрытые на засов. В этом надежном убежище в тени небольшого деревца, спиной к зданию стояло кресло.
— Милорд, — сказала Серена. — Я привела к вам друзей. Не буду мешать вашей встрече.
Человек в кресле медленно и неловко приподнялся, оборачиваясь к подошедшим.
— Улибе! — воскликнула Томаза, нежно обхватив его руками. — Что случилось?
Клара застыла, как будто в ее голову пришла неожиданная мысль, а потом внимательно посмотрела на обоих. Оба были высокими, с медового цвета волосами, сероглазыми.
— Милорд, — Клара присела в реверансе. — А вы чем-то похожи, — добавила она. — Раньше я этого сходства не замечала.
— Раз так, то мне жаль Томазу, — улыбнулся Улибе. — Она не сказала вам, что мы брат и сестра?
— Улибе, — буркнула Томаза. — Ты же сам просил меня не говорить.
— К счастью, — сказал Улибе, — ее отец, Сан-Климан, второй муж нашей матери, обладает более приятной внешностью по сравнению с моим отцом, поэтому сходство не слишком сильное, — добавил он. — А случилось вот что. Один разбойник, вооруженный ножом и посохом, застал меня врасплох. Наверное, хотел проломить мне голову и перерезать горло.
— Но у него ничего не вышло, — с улыбкой заметила Томаза. Я рада. Мне бы не хотелось потерять тебя. Без брата плохо. По крайней мере, мне.
— Он напал неожиданно, — обиженным тоном заметил Улибе. — Свалился с дерева, как гигантский орех. Поэтому я ранен. Но я тоже пару раз его задел. И прикончил бы, если б не его посох.
— Какое счастье быть там, где люди сражаются! — сделав серьезное лицо, заявила Томаза. — Я устала от мирной жизни в военном лагере. А ее величество поговаривает о том, чтобы провести зиму на Сардинии. Или на Сицилии. Как я найду себе мужа, если буду постоянно переезжать туда-сюда? Вот я и упросила, чтоб меня отпустили сопровождать Клару, но теперь я поняла, что моя главная задача — это забрать тебя домой к маме. Надеюсь, она будет рада видеть своих блудных детей — сразу обоих. Улибе, ты узнаешь Клару теперь, когда она не одета в мальчишеское платье? Или как монах? — спросила Томаза. — Если узнаешь, ты должен поговорить с ней. Причем любезно.
— Я смотрю, пребывание при дворе никак не повлияло на твою способность тараторить, Томаза, — Улибе покачнулся и побледнел.
