Антон Чижъ - Камуфлет
Может, дело в «живой картине»?
В кабинет осторожно заглянул Джуранский. Лоб ротмистра пересекал грязный бинт. Самому себе, и только себе, Мечислав Николаевич казался ветераном, вернувшимся из боя. А всему виной проклятая застенчивость лихого кавалериста. Ну, не мог он без достойной причины ходить с дыркой на рукаве, хоть и немодного сюртука.
– Телефонировал в МИД, справка готова, вышлют завтра. Но я просил зачитать сразу. Изволите ознакомиться? – И помощник протянул листок, исчерканный бисерным подчерком.
Справка сообщала, что подданный Российской короны Антон Ильичев Берс получил выездной паспорт три года назад, когда и отбыл заграницу на учебу. По имеющимся данным, пересекал границу с тех пор всего четыре раза. Последний раз въехал в мае сего года, а должен был покинуть империю августа четвертого числа.
Поклонник депеш был немедленно командирован в телеграфную участка отправить срочный запрос в Варшаву на имя командующего 3-м округом Отдельного корпуса пограничной стражи генерал-лейтенанта Усова. А Родион Георгиевич опять покрутил ручку телефонного аппарата и потребовал соединить его с билетными кассами Николаевского вокзала.
Заведующий Терлецкий, несмотря на конец присутственного дня, оказал любезность, наведался в учетную книгу и подтвердил: билет был куплен на поезд «С.-Петербург – Берлин – Париж», отправлявшийся четвертого августа, на фамилию Берс А.И.
Не прошло и четверти часа, как вернулся Джуранский. Ответ за подписью командира Александровской бригады ОКПС генерал-майора Шеина подтверждал: в поезде, пересекавшем границу с Германией в ночь с шестого на седьмое августа на железнодорожной станции Александров, находился пассажир, предъявивший паспорт на имя Антона Ильичева Берса. Сомнений не осталось: студент парижского университета отбыл продолжать учебу.
– Итак, Мечислав Николаевич, условия задачи, – сказал Ванзаров, жестом предлагая ротмистру присаживаться. – Первая дама, Антонина Берс, попрофалась с Петром Ленским в среду. Другая дама, не менее симпатичная, попрофалась с этим же господином в пятницу. При этом мы знаем наверняка, что господин Ленский был на даче Берсов в четверг вечером, потому что его видел Николя Тальма и принял за любовника князя Одоленского. Не менее точно мы знаем, что господина Ленского в ночь с четверга на пятницу задуфили спермой, а потом разрубили на куски, ну, и так далее. Следите за мыслью?
Железный Ротмистр сделал над собой усилие, но все же сведения осилил.
– Смелее, коллега! – подбодрил Ванзаров. – А теперь вопрос: какие три вывода можно сделать их этих противоречивых фактов?
– Три? – удивился Джуранский. – Попробую… Первый: убили не Ленского. Второй: убийца не Ленский. А вот третий… даже не знаю.
– Начнем по порядку… Тот, кого опознали по «живой картине» моя супруга и Глафира, а также Николай Берс как «Ленского», соверфенно другой человек. Берс врал, госпожа Ванзарова не знала правды. Что на это указывает?
– Разные дни?
– Настояфий Ленский не мог просить Звягинцева вызвать полицию, а потом преспокойно разгуливать, где ему хочется, и разыгрывать «живые картины». Так кто же он? Гипнотизер
Жарко, например, признал его талантливым студентом Петровичем. Но это мало что дает. Куда важнее другой факт: раз Тальма принял его за любовника, значит, видел этого человека с князем в городе. Даже ревность должна иметь основания. Логично?
– Вполне.
– Следовательно, этот человек оказывал Одоленскому знаки внимания, как любовник. На это явно указывает фривольная фотография. Зачем?
– Не хотел бы касаться этой темы, – мрачно признался Джуранский.
– Чтоб в субботнюю ночь князь привел его к себе в дом, преспокойно разделся и лег в постель, ожидая наслаждений. Значит, он кто?
– Убийца князя?!
– Конечно. Отсюда получаем второй вывод: убивфий князя подложил йодистый азот в струны скрипки. Как хлопнул взрыв под одеялом, он проходит в соседний кабинет, берет Гварнери и засыпает порофок. Никто другой не успел бы это сделать.
– Поразительно просто!
– Далее. Тот же убийца приносит взрывные сигарки Выгодскому. Допустимо?
Ротмистр с жаром согласился, но тут же возразил:
– Как же смерть Николая Берса? Там ведь не было взрыва?
– Идеально подходит, – Родион Георгиевич накинул сюртук. – Кто, как не «любовник» Одоленского, мог знать, где ключи от мотора и как им управлять?
Джуранский изверг крепкое кавалерийское словцо.
– Нет, сей герой вовсе не это самое… – Ванзаров усмехнулся. – Итак, мы выяснили, что господин, прятавфийся под фамилией «Ленский» – убийца. Но кто он на самом деле?
– Да, кто?
– Фамилией «Ленский» он пользовался долго. На это есть верный свидетель, а именно – моя супруга. Но вот вопрос: как ему удалось?
– Николай Берс покрывал.
– А где был настояфий Ленский?
– Убит?
– Только ночью в четверг. А до этого?
– Неужели на даче?
– Правильно! Но мы точно знаем, что кроме Николая Карловича и Антонины Ильиничны никого там не было. Антон Берс наезжал изредка. Что получается?
– Антонина замешана! – вскричал ротмистр. Его вера в то, что все беды мира идут от театра и от красивых женщин, стала теперь крепка как никогда.
– Браво! Не будут же Ленского держать в погребе три месяца. Звягинцев нафел его в цветуфем виде. Следовательно, настояфего Ленского никуда не прятали, а специально держали на виду.
– То есть как?
– Преспокойно – в женском платье. Софья Петровна говорит, что девушка была молчаливой и застенчивой крайне. Все в саду книжки читала. Каков вывод?
– Антонина – это Петр Ленский? Вы уверены?
– Здесь важны нюансы. Сформулируем так: Петра Ленского выдавали за Антонину Берс все лето, по крайней мере, до профлого четверга. А в субботу предъявили в ковчежце в изрядно сокрафенном виде. – Родион Георгиевич подождал, пока новость уляжется в кавалерийских мозгах помощника, и продолжил: – Но сейчас обратимся к другому вопросу: кто же приходил с настояфим Петром Ленским к доктору, исцеляющему мужеложество пыткой?
– Кто? – механически повторил ротмистр.
– Видимо, тот, кто вывел Петра из клиники. Что на это указывает?
– Способность к гипнозу?
– И это тоже. Куда важнее другое: в карточке Звягинцева была указана фамилия «Морозов». Почему? А потому, что господину некогда было изобретать псевдоним, он и воспользовался уже известным – из больницы, как и биографией жертвы. Ведь убийца носил имя жертвы. Видимо, этот же господин вычистил мозги двум извозчикам, одному дворнику и набожному фвейцару. Он возил ковчежец. И, следовательно, участвовал в делании «чурки». Кто он?
– Не знаю…
– Николай Берс исключается?
– Не знаю…
– Тальма видел молодого человека.
– Тогда исключается… Позвольте! Если Николай Карлович вне игры, остается одна кандидатура…
– Именно так.
– Это невозможно, – уверенно сказал Джуранский.
– Почему же?
– Потому что вы с ней разговаривали, и я тоже, и вообще…
– Уверяю, это не сложнее стрельбы из револьвера.
– Нет, это невозможно!
– Помните, что говорил великий Гарон, глава парижской полиции? – спросил Ванзаров и, не дожидаясь, ответил сам: – «Работая в области расследований преступлений, следует всему верить и быть ко всему готовым, часто самое невероятное оказывается единственно верным». Вот так.
– Но ведь Ленского убили в четверг!
В ответ перед носом ротмистра помахали телефонограммой из МИДа.
– Не вижу здесь логики, – запальчиво заявил он.
– Поифите тут, – Родион Георгиевич пододвинул список содалов. – Знаете, как расфифровать «М.О.Н.»?
– Ни малейшего понятия.
– «Mon oncle Николай». Вот и все. Теперь я знаю точно: Модль вовсе не попался в ловуфку, он сам выбрал смерть. Хотя динамит ожидал нас. У ротмистра не осталось иного выбора. А почему?
– Простите, но я…
– Да потому, что феникс пироксилином нафарфировал он!… Но какой тонкий расчет во всем! Виден больфой талант.
– Ничего не понимаю, – признался ротмистр. – И это называется три вывода?!
Объяснений не последовало. Ванзаров бережно сложил справку, телеграмму, список, чек и фотографию в карман и лихо расправил усы, что в данную минуту означало: гремят барабаны, трубят фанфары. Преступник извлечен из тьмы обмана на свет логики.
Августа 10 дня, после четырех, +17° С.
Управление сыскной полиции С.-Петербурга,
Офицерская улица, 28
Свет предвечерний поблескивал на полированном лбу Сократа и на репродукции Рафаэля, освещая Мадонну. Дева несла младенца в мир со страхом и надеждой, не зная, что ждет ее первенца в грядущем: любовь или ненависть.
Он только вошел в кабинет, чтобы сложить портупею со шпагой, и сразу пригласил к себе Мищука, отбывавшего дежурство по Управлению.
Господин начальник предложил коллежскому регистратору устраиваться удобнее за приставным столиком, сам же скинул сюртук и подошел к окну.
