Борис Акунин - Алмазная колесница. Том 2
Локстон фыркнул:
– Ишь, как его запугал проклятый англичашка!
Вдруг сзади донеслось:
– О ком это вы, сержант? Уж не обо мне ли?
Все обернулись. На пороге тюремного отсека стоял Твигс – как всегда, при галстуке и в тугих воротничках, под мышкой порыжевший от времени докторский саквояж.
– Нет, док, это я не о вас, это я… – смутился начальник муниципальной полиции, но Асагава громко закашлялся, и Локстон не очень складно закончил. – Это я совсем о другом англичаш… о другом англичанине.
Эраст Петрович поймал взгляд инспектора, тот слегка пожал плечами. Этот жест означал: Твигс-сэнсэй, конечно, человек в высшей степени достойный, но тут затронуты государственные интересы и престиж его отчизны, поэтому о Булкоксе лучше умолчать.
– Ну что ночная экспедиция? – жадно спросил врач. – Признаться, я до рассвета не мог глаз сомкнуть. Ужасно за вас волновался. Рассказывайте же!
Рассказали. Почти всё – не упомянули лишь о малопочтенном достопочтенном.
– Значит, доказательства против Суги у вас есть, а самого Суги уже нет? – резюмировал доктор, вытирая лысину платочком. – Но это чудесно! Почему у вас, джентльмены, такие озадаченные лица?
Последовал новый обмен взглядами, и опять инспектор пожал плечами, но теперь уже в ином смысле: мол, поступайте, как знаете.
– В бумагах интенданта мы обнаружили схему, в которой все записи сделаны какими-то странными з-значками. – Эраст Петрович показал листок. – Мы знаем, что это участники заговора, но не можем прочесть имён…
– Дайте-ка…
Твигс сдвинул очки на самый кончик носа, впился взглядом в бумагу. Потом вдруг перевернул её вверх ногами.
– Постойте, постойте… Где-то я видел нечто подобное…
– Вспоминайте, доктор, вспоминайте! – наперебой воскликнули все трое.
– Криптограммы, которыми пользовались ниндзя. Вот что это такое, – торжественно объявил Твигс. – У синоби существовала собственная система фонетической письменности, для секретных корреспонденции.
– Интендант Суга не синоби, – усомнился Асага-ва. – Это исключено. Он из хорошей самурайской семьи.
– Что с того? Он мог выучить их азбуку, как это в своё время попытался сделать я. Вы знаете, что меня очень интересует история ниндзя. Вот так, с ходу, я вам эти значки не прочту, но если покопаться в моих старых записях, может быть, кое-что и удастся расшифровать. Обещать не могу, но попробую.
– Мы знаем, как читается одно из слов. – Фандорин показал на центральный кружок. – Это имя главаря.
– О, это очень важно! Тут есть буквы, встречающиеся в других словах. Говорите скорей, что тут написано?
Титулярный советник тихо произнёс:
– Булкокс.
Доктор побагровел. Когда до него дошёл весь смысл этого сообщения, негодованию мистера Твигса не было предела. Он произнёс целую филиппику в адрес проходимцев, которые пятнают честь и принципы великой империи, а закончил так:
– Если ваши сведения верны, то достопочтенный Булкокс преступник. Он будет разоблачён и понесёт заслуженную кару!
Асагава недоверчиво спросил:
– И вам безразлично, что пострадает честь отчизны?
Горделиво расправив плечи и воздев палец, Твигс сказал:
– Честь отчизны, мой дорогой Асагава, блюдёт не тот, кто покрывает её преступления, а тот, кто не боится её от них очистить.
После этой сентенции возникла пауза. Слушатели задумались, прав ли доктор, и, судя по тому, что инспектор поморщился, сержант кивнул, а вице-консул вздохнул, пришли к неодинаковым выводам.
Асагава вернул разговор в деловое русло:
– Раз мы все заодно, предлагаю обсудить план действий. Задача не из лёгких. На это понадобится время… Куда вы?
Вопрос был адресован Фандорину, который вдруг тряхнул головой, словно придя к некоему решению, и направился к выходу.
– Посовещайтесь пока без меня, г-господа. У меня неотложное дело.
– Постойте! А как же я? – кинулся к решётке Онокодзи. – Вы обещали дать мне убежище!
Невозможно передать, до чего Эрасту Петровичу, всецело захваченному своей идеей, не хотелось сейчас возиться с этим слизняком.
Но слово есть слово.
Было в начале
И останется в конце.
Слово есть Слово.
Осенний листок
Всю ночь Маса не спал, тревожился.
Вечером, сделав вид, что поверил, будто господину вдруг понадобилась газета, вышел из дома, но ни в какой «Гранд-отель», конечно, не пошёл, а притаился за деревом. Незамеченным проследовал за господином до станции и, когда увидел, что тот собирается в Токио, хотел было тоже взять билет. Однако тут появился инспектор Асагава. По тому, как он прошёл мимо господина, не поздоровавшись, стало ясно: у них какое-то общее дело.
Маса заколебался. Инспектор Асагава – настоящий ёрики, его не обманешь. В два счета заметит слежку. К тому же человек он серьёзный, ответственный. Такому можно доверить господина.
В общем, не поехал. Из-за этого и терзался. Дело, на которое отправился господин, судя по всему, было нешуточное. В сумке, которую он собрал тайком от Масы, лежал костюм ночного лазутчика. До чего же трудна жизнь вассала, который не может объясниться с человеком, которому служит! Если б знать язык северных варваров, Маса сказал бы господину: «У вас нет и не будет помощника верней и старательней меня. Вы больно раните моё сердце и мою честь, пренебрегая моей помощью. Я всегда и всюду обязан быть с вами, это мой долг». Ничего, господин очень умен, с каждым днём он знает всё больше японских слов, и недалёк день, когда с ним можно будет разговаривать на человечьем языке, без жестов и гримасничанья. Тогда Маса сможет служить по-настоящему.
Пока же он делал то, что мог: во-первых, не спал; во-вторых, не пустил к себе в постель Нацуко, хоть та надулась, да и Масина карада очень хотела (ничего, потерпит – карада должна подчиняться духу); в-третьих, восемьсот восемьдесят восемь раз произнёс надёжное заклинание от ночных напастей, которому его научила одна куртизанка. У этой женщины властелин сердца был ночной грабитель. Всякий раз, когда он отправлялся на дело, она не принимала клиентов, а зажигала благовония и молилась пузатому богу Хотэю, покровителю тех, чья судьба зависит от удачи. И всякий раз её возлюбленный утром возвращался с мешком за плечами, полным добычи, а главное живой и невредимый – вот какое это сильное заклинание. Но однажды глупая женщина сбилась со счета и на всякий случай помолилась с запасом. Так что же? В ту самую ночь злосчастного грабителя схватили стражники, и назавтра его голова уже щерилась на прохожих с моста через Сакурагаву. Куртизанка, конечно, пронзила себе горло заколкой для волос, и все сказали: туда ей и дорога, безответственной дуре.
Чтобы не обсчитаться, Маса собирал кучками рисовые зёрнышки. Произнесёт заклинание – отложит, произнесёт – отложит. Маленькие кучки, по восемь зёрен, соединялись в большие, состоявшие из десяти маленьких. Когда больших куч набралось одиннадцать, давно уже настало утро. Маса не спеша, нараспев, произнёс молитву ещё восемь раз. Доложив последнюю рисинку, выглянул в окно и увидел, как к воротам консульства подъезжает сияющая чёрным лаком карета, неописуемого великолепия, и запряжена целыми четырьмя лошадьми. На козлах сидел важный кучер, весь в золотых позументах и шапке с перьями.
Дверца распахнулась, и на тротуар легко спрыгнул господин. Правда, без мешка за плечами, но живой и невредимый. И потом, разве карета – это меньше, чем мешок? Ай да заклинание!
Маса бросился встречать.
Ещё чудесней была перемена, произошедшая с господином. После той проклятой ночи, когда он вышел из павильона раньше обычного и всю дорогу до дома спотыкался, будто слепой, лицо у господина сделалось похоже на маску Земляного Паука из театра Но: тёмное, застывшее, а нос, и без того длинный, заострился – смотреть страшно.
Отчего О-Юми-сан выбрала красноволосого англичанина, понятно: тот гораздо богаче, у него большой красивый дом, и слуг восемь, а не один. Господин ужасно страдал от ревности, и, глядя на него, Маса тоже весь извёлся. Даже стал подумывать, не убить ли негодную? Конечно, господин опечалится, но все же это лучше, чем губить свою печень, ежеминутно представляя себе, как любимая извивается в объятьях другого.
Но вот случилось чудо, и злые чары рассеялись. Маса сразу это увидел. То ли благодаря доброму богу Хотэю, то ли по какой иной причине, но господин исцелился. Его глаза светились уверенностью, уголки рта больше не загибались книзу.
– Маса, большое дело, – сказал он по-японски, сильным голосом. – Очень большое. Помогать, хорошо?
Из кареты тощим задом вперёд вылез какой-то человечек в мятом, запачканном сюртуке, развернулся и чуть не упал – так его качнуло.
Судя по горбоносой физиономии, холёной коже, изящным ручкам – из аристократов.
– Он… жить… дом, – сказал господин, нетерпеливо щёлкая пальцами, потому что не сразу мог вспомнить нужные слова.
