Планета Вода (сборник с иллюстрациями) - Акунин Борис "Чхартишвили Григорий Шалвович"

– Было принято решение держать эти преступления в тайне от прессы. – Инспектор тронул себя за ус. – По двум причинам. Всем нам памятна истерика, охватившая общество во времена дела Джека Потрошителя… А кроме того, мы довольно быстро вышли на след «Лилиевого маньяка», круг поисков все время сужался, и мы боялись его спугнуть.

– Вы нашли убийцу?

– Да.

– Зачем же я вам п-понадобился?

– Мы его упустили. То есть…

Торнтон тронул себя и за второй ус, придя в затруднение.

– Знаете, сэр, – сказал ему Фандорин. – Или выкладывайте все правду без утайки, или забирайте свой отвратительный альбом и уходите. Я ведь вижу, что вы не говорите мне г-главного.

Сконфуженно откашлявшись, инспектор развел руками:

– Да, вы правы… Я связан военной тайной, но, думаю, что в данном случае… В общем, проблема в том, что подозреваемый был важным сотрудником одной лаборатории Адмиралтейства. Засекреченным. Уж не знаю, над какой темой он работал, но если б вы видели, какие грозные грифы стоят на его личном досье… Собственно, поэтому газеты и остались в неведении… Скажите, вам доводилось вести подобные дела?

Эраст Петрович, кивнул.

– Да. Причем один раз я тоже искал маньяка, не совершавшего никаких половых действий. Это самый причудливый и непредсказуемый вид преступников.

Типизация преступников

– Давно? – оживился Торнтон.

– Очень. В д-девятнадцатом веке, – кратко молвил Фандорин и поморщился. Он очень не любил вспоминать ту историю. – При таком расследовании главное – разгадать болезненную идею маньяка. Тогда задача становится несложной. Но если вы его арестовали, значит, действовали правильно.

– Я не говорил, что мы его арестовали, – вздохнул англичанин. – У нас все же не было стопроцентной уверенности, а человек этот, как я уже говорил, находился под защитой своего особого статуса. Мы установили за ним очень плотную слежку. Я вел ее лично, а у меня, смею вас уверить, немалый опыт…

– И что же?

– В апреле прошлого года этот человек – его зовут Готлиб Кранк, он немец – отправился в путешествие. В Марселе сел на трансатлантический пароход. Я и мой лучший сотрудник, некто Финч, тоже. Мы ждали телеграммы из Скотленд-Ярда, чтобы произвести арест. Но близ одного из Канарских островов профессор ни с того ни с сего совершил самоубийство. Среди бела дня вдруг взял и прыгнул в море.

– Ни с того ни с сего? – переспросил Фандорин, взяв из коробки сигару и предложив сделать то же гостю (британец нервно качнул головой). – Вы уверены? Безо всякой п-провокации, без проявлений аномального поведения?

– Вы правы. – Торнтон досадливо покривился. – В плавании он вел себя странно. Всегда был тихоней, а тут без конца закатывал истерики, скандалил, рыдал. Мне следовало заподозрить неладное…

– Обычная история. У таких людей совершенно звериный нюх на опасность. Он что-то почуял, запаниковал, впал в исступление – и покончил с собой. – Эраст Петрович чиркнул спичкой, пристально рассматривая инспектора. – Это-то ясно. Я не пойму вот что. Ваш «Лилиевый маньяк» утопился в апреле прошлого года, в трех тысячах миль отсюда. Что же вас привело на Арубу? И зачем вам понадобился я?

Оглянувшись на эспланаду и гуляющих, Торнтон наклонился к Фандорину и понизил голос:

– Видите ли, сэр, у нас есть основания полагать, что профессор Кранк жив…

Сигара так и осталась незажженной.

– П-постойте… Я думал, что вы видели собственными глазами, как он бросился в море.

– Да, я был в двадцати футах. А мой помощник прыгнул в воду следом. Но профессор камнем ушел на дно.

Эраст Петрович потряс головой.

– Ничего не понимаю…

– Я тоже. Это какая-то чертовщина! – Торнтон экспансивно, совсем не по-британски воздел руки. – До земли там несколько миль и сильное течение. Он никак не мог доплыть. Мы все решили, что Кранк погиб. Однако вот вам факты… Производя обыск в портсмутской квартире Кранка, мы нашли в мусоре обрывки почтовой квитанции. За день перед отъездом из Англии профессор отправил бандероль. Судя по описанию и весу – с бумагами. Знаете куда? На остров Тенерифе, расположенный всего в пятидесяти милях от того места, где произошло самоубийство. Посылка была адресована предъявителю банковского билета с указанным номером. Кто-то получил бандероль в почтовом отделении Пуэрто-де-ла-Круса на следующий день после предполагаемой смерти Кранка.

– Это очень интересно и опровергает версию о спонтанности самоубийства, – заметил Фандорин, – но не сам его факт. Профессор отправил бандероль человеку, у которого на руках имелся указанный банковский билет. С чего вы взяли, что именно Кранк явился на почту за п-посылкой?

– Явился не Кранк, а какой-то посыльный. Но билет с этим номером никак не мог попасть на Тенерифе. В тот самый день, когда была отправлена бандероль, профессор побывал в банке, снял со счета все деньги. Это почтенный, аккуратный банк. Он записывает номера всех крупных купюр, какие выдает. Та, о которой идет речь, была у Кранка при себе во время путешествия. Она никак не могла попасть на Канары прежде профессора.

Эраст Петрович отложил сигару. Встал. Прошелся по террасе. Пальцы зашевелились, словно перебирая любимые нефритовые четки, пощелкивание которых всегда помогало дедукции. Однако четки уже много месяцев лежали в ящике письменного стола. На Арубе они были Фандорину совершенно ни к чему.

– Он мог передать или переслать кому-то купюру прежде, чем сел на пароход. И она попала на Тенерифе с каким-то д-другим кораблем.

– Невозможно. Кранк отправился в Марсель экспрессом и едва успел к отплытию. Пароход, на который он сел, самый быстроходный на линии. Билет никак не мог оказаться в Пуэрто-де-ла-Крус 18 апреля. Только если его достали из кармана профессора, прыгнувшего в море.

– Так может быть кто-то выловил труп, взял купюру и явился с ней на п-почту? Может быть, у Кранка в блокноте или еще где-то было записано, как и где следует получить п-посылку.

– Согласитесь, что это весьма малоправдоподобное умопостроение, – пожал плечами инспектор.

– Во всяком случае более п-правдоподобное, чем утопленник, являющийся за своей бандеролью на следующий день после смерти, – уязвленно заметил Фандорин. – Впрочем, по вашему тону я догадываюсь, что у вас есть какая-то версия. Если так, не ходите вокруг да около. Выкладывайте.

– Там неподалеку тянется отмель. Она окружает всю периферию маленького острова Сен-Константен.

– Какие г-глубины?

– От тридцати до шестидесяти футов.

Эраст Петрович саркастически усмехнулся:

– Уверяю вас, этого более чем довольно, чтобы утонуть.

– Да, но на отмелях расположены подводные плантации водорослей и моллюсков, принадлежащие концерну «Океания». Там постоянно работают водолазы…

– Водолазы не могут подобрать тонущего человека. Они передвигаются по дну в тяжелых скафандрах. – Фандорин подумал немного, пожал плечами. – Ну, то есть теоретически это, конечно, возможно, если под водой находится субмарина с водолазным отсеком, а вокруг нее плавает кто-то, имеющий резервуар со сжатым воздухом, однако это уж совсем фантастическое п-предположение.

– Отчего же? – быстро сказал британец. – Вот у вас, например, такая субмарина есть. Равно как и аппараты со сжатым воздухом для свободного перемещения под водой.

С полминуты Эраст Петрович молчал, глядя на инспектора с любопытством.

– Ах вот почему вы здесь? Вам не нужна моя помощь. Вы подозреваете, что я помог вашему утопленнику спастись. Давненько меня ни в чем до такой степени интересном не п-подозревали.

Торнтон махнул рукой.

– Господь с вами. С чего бы вы стали помогать «Лилиевому маньяку»? К тому же, мы проверили, в апреле прошлого года вы находились в Нью-Йорке на судостроительном заводе фирмы «Холланд». Ваша субмарина была еще не готова, а аппарат для подводного дыхания (он ведь называется «пневмофор»?) еще не был изобретен.