Кэрол Терстон - Око Гора
– Я занимаюсь иллюстрациями, которые потом будут выставляться вместе с мумией, – ответила она. – Что представляет собой тело Ташат сейчас, под картонажем, как она могла выглядеть при жизни, воссоздам объемную голову, если получится снять достаточно точные мерки, чтобы сделать копию ее черепа. К сожалению, сначала я должна полностью представить все, что случилось, прежде чем смогу нарисовать. С Ташат никак не получается. – Кейт умолкла, ожидая реакции, а потом сделала решительный шаг. – Я медик-иллюстратор, работаю в музее временно, помогаю Клео Харрис, своей школьной подруге.
Максвелл даже начал заикаться:
– Вы в… доктор медицины?
Кейт не намеревалась рассказывать первому встречному, почему ушла из медицинского института, – особенно кому-то из них. Факт, что это было ее решение, роли не играл; значение имело лишь то, что Кейт попыталась добиться того, что для нее было действительно важно, и не добилась. Даже пять лет спустя оставалось ощущение, будто она попала в засаду – в основном потому, что Кейт была уверена: ей удастся обойти своего старого врага так же, как она делала это в колледже, – изучить классную комнату и управлять ситуацией, чтобы можно было слушать в каждый момент времени только один голос. Так и было, пока не начались групповые походы в больницы. Вот тогда-то Кейт и поняла, что никогда не сможет доверять себе – быть уверенной в том, что не пропустила ничего важного: слишком уж много событий происходило одновременно. Было слишком шумно. Одних стараний оказалось недостаточно. Наконец пришлось признать, что она не справляется.
– Нет, – ответила Кейт, решив сказать правду, но не всю. – Я знаю, что у многих медицинских иллюстраторов степень есть, но у меня хорошая база по физиологии, к тому же я рисую, сколько себя помню. – Максвелл смотрел на нее, как кошка на птицу, не мигая и абсолютно неподвижно. – Я поступила в медицинский институт, – продолжала она, – проучилась два года, но тогда иллюстрации пользовались большим спросом, и я решила, что этим и буду заниматься.
Кавано не сводил с нее глаз. Потом молча поднял стакан и выпил половину. Кейт уже сталкивалась с таким поведением. Испугавшись, что Максвелл пойдет на попятный, она ухватилась за первое, что пришло в голову.
– Вы учились в Энн-Арборе? – Он кивнул, не сводя взгляда с собеседницы. – Это просто странное совпадение. Рентген Ташат делала группа из стоматологического института в Энн-Арборе в конце шестидесятых – они тогда повезли с собой переносной аппарат, чтобы исследовать влияние генетики на расположение зубов нубийских детей. Работники Египетского музея в Каире попросили их приехать через год и сделать рентгеновские снимки мумий царей, чтобы попробовать проследить родственные связи на основе расположения зубов и черепно-лицевого строения. Помимо этого они исследовали и несколько мумий, пролежавших на чердаке лет тридцать, в основном это были жрецы и государственные чиновники Нового Царства. Среди них была и Ташат.
– А как она туда попала?
– Она – не важная персона, и Министерству древностей нужны были деньги для обустройства музея в Каире, так что они предложили взять ее на неограниченное время в обмен на непременный бакшиш. Если учесть, насколько Каир загрязнен, возможно, здесь ей лучше. – На самом деле Кейт была не слишком в этом уверена, особенно если вспомнить бюджетные ограничения, которыми ей все время тыкал в лицо Дэйв Броверман, объясняя, что они не могут приобрести нужное оборудование, – уж не говоря о том, чтобы сделать томограмму Ташат, которая могла бы решить почти все проблемы.
– Хорошо. – Доктор Кавано подался вперед, словно принял решение. – Поскольку вы знакомы с тем, о чем я собираюсь говорить, будет только легче. Можно называть вас Кейт? – Она кивнула. – Я уверен, что вы знаете, что скан томограммы показывает поперечное сечение без теней от окружающих тканей или костей. Мы можем также сделать трехмерные изображения целого органа или одного зуба. Именно это я хотел бы попробовать сделать с Ташат.
– Послушайте, доктор Кавано…
– Макс.
– Макс, – согласилась она. – Это было давно, лет пять назад, так что я не в курсе возможностей самых современных сканеров. – Кейт убрала волосы с лица и попыталась сбавить скорость. – Вы не против, если я задам несколько вопросов?
– Давайте, – пригласил он.
– Есть ли вероятность, что удастся определить, какие повреждения были нанесены до смерти?
– Только если обнаружим свидетельства первичной костной мозоли. Иначе мы не сможем определить, отсутствует нарастание новой кости из-за того, что девушка умерла сразу, или из-за того, что кости были сломаны после смерти.
– Я имею в виду, способны ли новые сканеры выявить нарост новой кости, который старые могли упустить?
Максвелл помедлил.
– Возможно.
– А насчет второго черепа: был ли он обернут до того, как его положили у Ташат между ног?
– Да, наверняка. Вопрос в том, какого контраста мы добьемся. Вдруг вам захочется использовать снимки как иллюстрации. Мумию я ни разу не сканировал, но если это важно, я могу кое-что почитать. Надо?
Она кивнула.
– Это будет весьма убедительным аргументом против случайности. – Макс ожидал следующего вопроса, но Кейт задумалась над тем, как подойти к самой больной теме – деньгам.
– По меньшей мере, – продолжил он, – необходимо узнать, свидетельствует ли та тень на правом бедре о повреждении или об инфекции. Возможно, она появилась просто в результате сканирования портативным аппаратом. – Об этом Кейт даже не задумывалась, что лишний раз подтверждало необходимость в оценке эксперта вроде Максвелла Кавано.
– Проблема в том, доктор Кавано…
– Макс.
– Я сомневаюсь, что наш директор согласится отправить ее…
Макс покачал головой:
– Я предлагаю сделать это здесь, в рентгенологической лаборатории, которую я иногда консультирую. Чтобы вы и кто-нибудь из музейных работников помогли нам разобраться в том, что бы мы ни обнаружили.
– Я думала, вы пробудете в городе недолго.
– Я вполне могу остаться еще на некоторое время, или вернуться попозже. – Макс не сводил взгляда с ее лица. – Музей никаких затрат не понесет, кроме стоимости перевозки по городу, если вас беспокоит именно это. – Он сделал паузу, чтобы посмотреть, изменило ли что-нибудь его заявление, а потом добавил: – Кейт, мне действительно хотелось бы этим заняться. Это одностороннее предложение, я ничего не прошу взамен.
Кейт было неудобно спрашивать, но такой интерес к женщине, жившей почти три тысячи лет назад, казался ей необычным.
– Почему?
В камине щелкнуло полено, и Макс посмотрел в огонь, потом перевел взгляд на Кейт.
– Полагаю, моя бабушка была вроде тетушки Мейм[19], и однажды на рождественские каникулы она свозила меня в Египет. Мы ездили вдвоем. Мне было двенадцать, но я, как и многие дети, заразился этим еще до поездки. Мечтал стать египтологом, часами рассматривал изображения мумий и рисунки из гробниц. Книгу «Боги, гробницы и ученые»[20] я прочел раз пять, от корки до корки. – Он задумчиво улыбнулся, а потом повел плечом, словно смахнув воспоминания. – Назовем это ностальгией, шансом вернуться в то время моей жизни, когда все еще не было настолько закостенелым.
– Когда… почему вы все-таки не стали египтологом?
– Полагаю, мой интерес к мумиям перерос в нечто другое. Меня до сих пор интересуют тела, но – живых людей. Я захотел понять, что лежит в основе нашего существования – как работает мозг, а об этом органе египтяне говорили мало. Насколько я помню, они считали, что ум находится в сердце. – Кейт наконец позволила себе улыбнуться, но Макс еще не договорил. – Послушайте, вам не известны возможности последних сканеров, а я не знаю, что с человеческими костями может произойти за три тысячи лет. Я даже не помню, какие внутренние органы во время мумификации оставляли, а какие извлекали.
– Это несложно. Я могу вам все напомнить в пятидесяти словах или и того меньше. В тот период, о котором идет речь, жрецы Дома Украшения вставляли в левую ноздрю длинный инструмент, похожий на ложку, и пронзали пористую решетчатую кость, чтобы проникнуть в полость черепа. Стоит упомянуть, что нос при этом не уродовался. Некоторые ученые считают, что той же узкой ложкой они вычерпывали мозг, но мне кажется более правдоподобным, что мозг размешивали, чтобы сделать его жидким, а потом просто выливали. – Кейт показала чуть ниже и левее пупка. – Приблизительно в этом месте делали надрез, чтобы извлечь легкие, печень, почки, желудок и кишечник. Но сердце оставляли. Чтобы Осирис, когда придет время судить умершего, сравнил вес сердца с весом пера истины. – Она подняла руку, убирая за ухо капризную прядь. – После этого тело укладывали на наклонный стол, чтобы вытекла жидкость, и засыпали натром – кристаллами солей натрия и кальция, в основном – карбоната натрия. То же самое делали и с внутренностями. Так они лежали сорок дней.
