Эллис Питерс - Смерть на земле горшечника
— Как бы он не сбросил Ричарда на переправе, — заметил Хью, наблюдая, как конь со всадником приближаются к реке, — а он может, если на него найдет. Ну ладно, пошли посмотрим, не осталось ли там еще чего.
Под шуршащими ветками ракитника сержант продолжал раскапывать яму. Кадфаэль, подоткнув рясу, спустился в могилу и стал осторожно руками выгребать землю, расширяя впадину, где лежал труп.
— Пусто, — сказал он наконец, стоя на коленях на дне могилы, где земля была уже твердой, сероватого оттенка, с проступающим слоем глины. — Видишь, Хью, здесь уже нетронутая почва. У Руалда были, очевидно, специальные ямы, откуда он брал глину. А здесь явно непотревоженный слой. Нам незачем рыть глубже, мы ничего там не найдем. Можно, конечно, прощупать с боков, но я сомневаюсь, что нам удастся что-нибудь обнаружить.
— Да, мы достаточно тщательно обследовали могилу, — согласился Хью, обтирая запачканные землей руки о густой, волокнистый дерн. — И в то же время мы ничего не узнали — ни ее возраста, ни имени.
— Ни из какой она семьи, ни где жила, — мрачно продолжил Кадфаэль, — ни причины ее смерти. Это место нам больше ничего не скажет. Пока мы знаем лишь, как она была погребена. А остальное нам придется выяснять, и для этого нужно время и надежные свидетели.
Прождав более часа, они наконец увидели брата Винфрида и брата Уриена, которые несли носилки и саван. Со всеми предосторожностями они подняли тело, завернули его в новый саван и укрыли таким образом от людских взоров. Хью отправил сержанта обратно в замок, и в полном молчании, пешком, не привлекая к себе излишнего внимания, траурная процессия, состоящая из двух человек, направилась в аббатство.
— Отец мой, брат Ричард уже доложил вам, что мы нашли останки женщины, — сказал Кадфаэль, обращаясь к аббату Радульфусу, который ждал их возвращения в своей приемной. — Мы оставили тело в часовне, там ведь обычно отпевают усопших. Но останки этой женщины в таком плачевном состоянии, что нет никакой возможности опознать ее, если даже она умерла недавно, что кажется мне маловероятным. На ней было платье, когда-то черное, а теперь совсем истлевшее, без украшений и без пояса — такое обычно носят деревенские женщины. Вдобавок она не обута. Словом, нет ничего, что могло бы помочь определить ее имя.
— А как она выглядит?.. — спросил аббат.
— От нее остался лишь скелет. Никто с уверенностью не скажет, что это чья-то жена или сестра — словом, женщина, которую он знал когда-то. У нее даже лица не сохранилось, ничего, кроме прически из черных волос. Но у многих женщин — такие же волосы. Росту она среднего, возраст можно определить лишь приблизительно. Судя по волосам, это была не старуха и не юная девушка, а женщина в расцвете лет, между двадцатью пятью и сорока годами.
— Так, значит, нет ничего, что могло бы помочь нам узнать, кто она такая? Ничего необычного?.. — Аббат Радульфус вопросительно посмотрел на Хью Берингара.
— Только то, каким образом ее похоронили, — ответил Хью. — Без положенных обрядов, противозаконно, просто положили в неосвященную землю. Но в том, как это сделано, есть кое-что странное. Пусть брат Кадфаэль расскажет подробности. Если же вы захотите сами осмотреть покойницу, то мы оставили ее в часовне в том самом виде, в каком нашли.
— Я начинаю думать, — сказал аббат решительным тоном, — что мне действительно надлежит самому взглянуть на эту мертвую женщину. Но сначала я хочу услышать, что же было таким странным в обстоятельствах ее тайного погребения. Говори же, брат Кадфаэль!
— Да, отец мой… Тело было положено прямо, во всю длину могилы, как и подобает, волосы заплетены в длинную косу и уложены в прическу в виде короны, сложенные на груди руки сжимали крест, сделанный из веток и связанный посередине куском ткани. Словом, тот, кто клал ее в землю, делал это с явным почтением к усопшей.
— Самый дурной человек, совершая подобный поступок, способен почувствовать благоговейный трепет, — медленно произнес аббат Радульфус. — Но какие бы чувства ни испытывал к покойнице тот, кто вырыл для нее могилу, — он сделал это, очевидно, во мраке ночи и тайком. А это подразумевает, что предшествовало тайному захоронению деяние еще более дурное и также совершенное во мраке. Если бы она умерла естественной смертью, то отчего же отсутствовал священник и не были соблюдены необходимые обряды? Хоть ты и не делаешь таких выводов, брат Кадфаэль, но из твоих слов вытекает, что эта несчастная не только погребена была преступным образом, но и умерла в результате преступления. Я утверждаю, что она была убита. По какой иной причине ее тайком положили в землю, не свершив положенных обрядов? И даже крест, вложенный в ее руки, сделан из веток и, таким образом, не может указать на убийцу или помочь опознать убитую. Из твоего рассказа, брат, я делаю вывод, что с ее тела нарочно были удалены все приметы, которые могут помочь опознать ее. Даже теперь, когда по воле Господа обнаружены ее останки, чтобы похоронить ее по-христиански, мы так и не узнали имени этой женщины, чтобы написать его на ее могиле.
— Пожалуй, это верно, — угрюмо сказал Хью. — Но факт остается фактом — брат Кадфаэль, осматривая останки, не нашел никаких следов ранения или удара. Нет ничего, что указывало бы на причину смерти. Конечно, после долгого пребывания тела в земле нелегко обнаружить след от ножа или кинжала, но нет даже намека на это. Все шейные позвонки и кости черепа целы. Кадфаэль не видит оснований считать, что ее задушили. Похоже, что она умерла в своей постели, и даже — во сне. Но в этом случае зачем было хоронить ее тайком и притом так, чтобы труп не смогли опознать?..
— Право же, — заметил аббат Радульфус, — никто не стал бы брать на свою душу такой грех, как противозаконное погребение, не имея на то весьма веских причин.
Произнеся эти слова, аббат погрузился в размышления. Да, тут было над чем подумать. Несомненно, они столкнулись с какой-то тайной. Были одни вопросы — и не было ответов. Конечно, большого труда не составляет должным образом позаботиться об умершей и ее бессмертной душе. Даже не зная имени этой женщины, можно вознести молитвы за упокой ее души и отслужить мессу. И она будет наконец похоронена по-христиански, в освященной земле, в чем ей раньше было отказано. Но по законам этого мира покойница должна быть еще и опознана. Аббат поднял глаза на Берингара: одна власть оценивала другую.
— Так вы полагаете, шериф, что эта женщина была убита?
— Принимая во внимание то малое, что нам известно, и то многое, что нам не известно, — осторожно начал Хью, — я не берусь утверждать, что тут не было убийства. Мертвую женщину, не получившую отпущения грехов, тайно положили в могилу. Пока у меня не будет доказательств обратного, я вынужден считать, что здесь совершено убийство.
— Значит, — сказал аббат Радульфус после короткого молчания, — вы не верите, что это старое захоронение? Да, подобное бесчестие нельзя отнести к стародавним временам, и у нас теперь одна забота — похоронить покойницу подобающим образом и тем самым устранить несправедливость, совершенную по отношению к ее душе. Случается, что Господь восстанавливает справедливость через столетия, мы же хотим помочь Господу в меру наших скромных сил, но порой бессильны сделать это. Как давно, по-вашему, эта женщина была захоронена?
— Я отважусь высказать мое смиренное мнение, — произнес Кадфаэль. — Это случилось не так давно, может быть, год или два назад, самое большее — лет пять. Покойная — не жертва давних времен. Она жила на этом свете всего несколько лет назад.
— Я не могу забыть ее, — мрачно заметил Хью.
Аббат оперся своими длинными, жилистыми руками о стол и поднялся.
— Тем больше причин мне самому взглянуть на нее, — сказал он. — Я должен это сделать, прежде чем ее вновь предадут земле, на этот раз по-христиански. Кто знает, вдруг мы все же обнаружим что-то, что поможет опознать ее тому, кто знал ее раньше.
Пересекая следом за аббатом широкий монастырский двор, Кадфаэль размышлял о том, почему все они избегали произнести вслух то имя, которое в первую очередь должны были назвать. Кадфаэль гадал, кто же первый произнесет всем им хорошо известное имя и почему он сам не делает этого. Дольше молчать было уже нельзя. Но, по мнению Кадфаэля, аббату первому надлежало назвать имя этого человека, ведь он, конечно, уже подумал о нем — никакая смерть, давняя или недавняя, не могла привести их настоятеля в замешательство.
В маленькой холодной часовне на каменном ложе лежали останки покойницы, прикрытые полотняным покровом, в изголовье и в изножий горели свечи. Пришедшие очень осторожно и тщательно обследовали все кости покойной, особенно позвоночник и череп, стараясь определить, что же послужило причиной смерти, но ничего не достигли. Они не нашли никаких признаков повреждения костей. Тяжелый запах витал в воздухе маленькой часовни, но холод каменных сводов несколько ослаблял его. Они отошли немного в сторону. Покой часовни и уместность нахождения в ней человеческих останков настраивали на духовные размышления, которые помогали победить ужас от этого, пусть временного, возвращения в мир живых почти полностью истлевшего трупа.
