Йен Пирс - Перст указующий
– И греет вас зимой, – договорил аптекарь с широкой усмешкой.
Покупатель сморщил лицо, как от боли.
– Ну а настанет весна, и придется накрыть его сеткой, а не то птицы начнут вить в нем гнезда, – продолжал аптекарь, хватаясь за бока от смеха.
– Послушайте, Кросс, это уже чересчур, – запротестовал его собеседник и тут же сам засмеялся. – Он стоил двенадцать марок…
У Кросса начался новый пароксизм смеха, и они оба прямо-таки перегнулись чуть ли не в истерическом припадке.
– Двенадцать марок! – прохрипел аптекарь и снова захлебнулся хохотом.
Я поймал себя на том, что тоже уже смеюсь, хотя не имел ни малейшего понятия, о чем они говорят. И я не знал, принято ли в Англии присоединяться к чужому веселью, но, сказать правду, меня это не заботило. Приятное тепло внутри лавки, искренний благодушный смех этих двоих, хватавшихся за прилавок, чтобы не сползти обессилено на пол, возбудил во мне желание смеяться с ними – так сказать, отпраздновать мое первое соприкосновение с приятным человеческим обществом со времени моего приплытия в эту страну. И я сразу подбодрился, ибо, как говорит Гомезий, веселье исцеляет многие недуги духа.
Однако мой негромкий смех привлек их внимание, и мистер Кросс попытался принять вид важного достоинства, которого требовало его занятие. Собеседник последовал его примеру, и оба обернулись ко мне. На несколько минут воцарилась суровая тишина, но затем тот, кто помоложе, ткнул в меня пальцем, и оба снова потеряли власть над собой.
– Двадцать марок! – вскричал молодой человек, указывая на меня рукой, и стукнул кулаком по прилавку. – Никак не меньше двадцати.
Я счел это как бы приветствием, на какое только мог рассчитывать, и с некоторой осторожностью отвесил вежливый поклон в их сторону. Я подозревал какую-то обидную шутку на мой счет, ведь англичане любят потешаться над иностранцами, самое существование которых представляется им неописуемо забавным.
Мой поклон – равного равным, – безупречно исполненный в гармоничном равновесии между выдвинутой вперед левой ногой и изящно поднятой правой рукой, тем не менее вновь ввергнул их в истерику, и я стоял там с невозмутимостью стоика, выжидая, пока буря не уляжется. Под конец всхлипы стихли, они вытерли глаза, высморкались и постарались придать себе вид цивилизованных людей.
– Я должен испросить у вас прощения, сударь, – сказал мистер Кросс, первым обретший дар речи, а с ним и учтивость. – Но мой друг как раз решил стать модным вертопрахом и затеял являться на люди с соломенной кровлей на голове. И я всячески старался заверить его, что он выглядит хоть куда. – Он вновь заколыхался от смеха, и тут его друг сорвал с себя парик и швырнул на пол.
– Наконец-то свежий воздух! – воскликнул он с облегчением, запуская пальцы в густые длинные волосы. – Милостивый Боже, ну и жара же под ним!
Наконец я понял, в чем было дело: до Оксфорда добрались парики – через несколько лет после того, как они утвердились в большей части мира как необходимейшая принадлежность модного мужского костюма. И я сам носил парик как метафорическую эмблему моего вступления в самостоятельную жизнь.
Разумеется, мне сразу стала ясна причина такого веселья, хотя верх взяло ощущение превосходства, которое испытывает искушенный в свете человек, сталкиваясь с провинциалом. Я и сам, когда только обзавелся париком, далеко не сразу к нему приспособился; и только настояния моих друзей понудили меня продолжать. Ну и конечно, турок или индеец, вдруг перенесенный на наши берега, и правда мог бы счесть чуть-чуть странным, что мужчина, получивший от природы пышные густые волосы, состригает большую их часть, чтобы носить чужие. Но мода существует не ради удобств, и крайнее неудобство париков позволяет заключить, что они были очень модными.
– Мне кажется, – сказал я, – он не будет досаждать вам так сильно, если вы укоротите свои собственные волосы. Тогда давление уменьшится.
– Укоротить мои волосы? Боже великий, это так делается?
– Боюсь, что да. Ради красоты мы должны идти на жертвы, знаете ли.
Он сердито отшвырнул парик ногой.
– Ну так лучше я буду безобразен, – сказал он. – Потому что в этой штуке я на люди не покажусь. Если при виде него у Кросса начался родимчик, вообразите, что со мной сделают здешние студенты. Мне повезет, если я останусь жив.
– Но в других местах парики – верх моды, – заметил я. – Их носят даже голландцы. Мне кажется, вся суть в своевременности. Через несколько месяцев или, скажем, через год они осыплют вас насмешками и камнями, если на вас не будет парика.
– Ха! Вздор, – сказал он, однако поднял парик и положил его на прилавок, где он был в большей безопасности.
– Полагаю, джентльмен пришел сюда не обсуждать моду, – сказал Кросс. – Быть может, он желает что-нибудь купить? Такое случается.
Я поклонился.
– Нет. Я пришел заплатить. Если не ошибаюсь, вы недавно отпустили кое-что в кредит одной девушке.
– А, юная Бланди. Так, значит, она сослалась на вас?
Я кивнул:
– Она как будто слишком свободно потратила мои деньги. И я пришел уплатить ее… или вернее сказать, мой долг.
Кросс крякнул.
– Платы вы не получите. Во всяком случае, деньгами.
– Видимо, так. Но теперь уже ничего не изменить. Кроме того, я вправил сломанную ногу ее матери, и было интересно проверить, удастся ли мне это. В Лейдене я изучал процедуру, но ни разу не испробовал ее на живом пациенте.
– В Лейдене? – с внезапным интересом спросил более молодой. – Вы знакомы с Сильвием?
– А как же! – сказал я. – Я изучал у него анатомию, и у меня есть от него рекомендательное письмо к джентльмену, который зовется мистер Бойль.
– Что же вы сразу не сказали? – спросил он, подошел к задней двери и открыл ее. Я увидел в конце коридора лестницу, ведущую наверх. – Бойль! – закричал он. – Вы дома?
– Ни к чему кричать, – сказал Кросс. – Я вам отвечу. Его нет. Ушел в кофейню.
– А! Не важно, мы можем пойти к нему туда. Да, кстати, как ваше имя?
Я представился. Он поклонился в ответ и сказал:
– Ричард Лоуэр, к вашим услугам. Врач. Почти.
Мы снова поклонились друг другу, а потом он хлопнул меня по плечу.
– Так идем! Бойль будет вам рад. Последнее время мы тут от всего отрезаны.
По дороге к кофейне, до которой было совсем недалеко, он объяснил мне, что закваска интеллектуальной жизни в городе из-за возвращения короля уже не бурлит, как раньше. Но я слышал, что его величество большой любитель наук.
– Да, когда ему удается оторваться от своих любовниц. В том-то и беда. При Кромвеле мы кое-как перебивались тут, а все доходные местечки в стране доставались мясникам и рыбникам. Теперь вернулся король, и, разумеется, все, чье положение позволяет им вкусить от его щедрот, перебрались в Лондон, бросив нас прозябать здесь. Боюсь, рано или поздно я тоже постараюсь составить себе имя там.
– И потому парик?
Он поморщился.
– Да, пожалуй. В Лондоне надо щегольнуть, чтобы тебя заметили. Рен побывал здесь несколько недель назад (он мой друг, прекраснейший человек), разодетый, как павлин. Он подумывает съездить во Францию, и, вероятно, когда он вернется, нам придется прикрывать глаза ладонью, чтобы не ослепнуть при взгляде на него.
– А мистер Бойль? – осведомился я, и сердце у меня чуть-чуть упало. – Он… э… решил остаться в Оксфорде?
– Да. Во всяком случае, пока. Но он ведь счастливец. У него столько денег, что ему не приходится искать доходных должностей, как нам, остальным.
– О! – сказал я с великим облегчением.
Лоуэр бросил на меня взгляд, говоривший, что ему ясно, о чем я думаю.
– Его отец был одним из богатейших людей в королевстве и горячим приверженцем старого короля – блаженной памяти, как нам положено о нем думать. Разумеется, былое богатство поистратилось, однако для Бойля осталось достаточно, чтобы освободить его от забот простых смертных.
– А!
– Чудесное знакомство, если вас влекут философические познания, составляющие главный его интерес. Если же нет, он не удостоит вас внимания.
– Я потратил много усилий, – сказал я скромно, – на некоторые опыты. Но, боюсь, я лишь неофит. То, чего я не знаю или не понимаю, намного перевешивает известное и понятное мне.
Мой ответ, казалось, доставил ему большое удовольствие.
– В таком случае вы окажетесь в подходящей компании, – сказал он, ухмыльнувшись. – Сложите нас всех воедино, и наше невежество окажется почти полным. Но все-таки мы оставляем царапины на поверхности. Вот мы и пришли, – добавил он, входя в ту же самую кофейню.
Миссис Тильярд подошла, чтобы взять у меня еще медяк, но Лоуэр весело отмахнулся от нее.
– Что за вздор, сударыня! – сказал он со смехом. – Вы не потребуете платы у моего друга за вход в этот бардак.
Громко требуя, чтобы нам немедля подали кофе, Лоуэр влетел по ступенькам в ту самую залу, которую я выбрал в прошлый раз. И тут меня ошеломила страшная мысль: что, если Бойль – тот неприятный джентльмен, который прогнал девушку?
![Алексей Рюриков - 10 июня 1941 года [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)