Дэн Симмонс - Колокол по Хэму
Ох уж этот Вашингтон!
— За кем еще охотится Бюро? — устало спросил я.
Как ни удивительно, напротив дома, в котором жил Диллон, нашлось место для парковки. Том втиснул машину в узкий промежуток и оставил двигатель работать, но затянул стояночный тормоз. Он потер переносицу.
— Нипочем не догадаешься, Джо. Я сам участвую в этом деле. Сегодня вечером мне предстоит работать. Я оставлю тебе ключи... может быть, мы увидимся завтра.
«Скорее всего, завтра меня здесь уже не будет», — подумал я и сказал:
— Отлично.
— Давай, попробуй догадаться. — Диллону явно хотелось затянуть игру.
— За Элеонорой Рузвельт, — сказал я, вздохнув.
Том моргнул.
— Будь я проклят. Ты слышал о расследовании?
— Шутишь? — отозвался я. У Гувера были досье О/К на всех влиятельных людей Вашингтона — вернее, Штатов, — и все знали, что он ненавидит Элеонору, но директор нипочем не осмелился бы преследовать члена семьи нынешнего президента. Он слишком дорожил своей должностью.
Том понял, что я ничего не знаю. Он уверенным жестом сдвинул шляпу на затылок, положил руку на руль и повернулся ко мне лицом.
— Никаких шуток, Джо. Разумеется, мы не следим за миссис Рузвельт лично, однако...
— Кажется, ты меня разыгрываешь.
— Ничуть не бывало, — сказал он, подаваясь ко мне, и я почувствовал запах мяты. — Три последних года старушка сходит с ума по некоему Джо Лашу...
Это имя было знакомо мне, я читал досье на Лаша в связи с деятельностью Конгресса американской молодежи, за которым следил в 1939 году. Я даже лично беседовал с Лашем под видом студента, интересующегося его организацией. Тогда Лаш был секретарем Конгресса — вечный студент, старше меня на десятилетия, но много моложе в душе, мальчишка в мужском теле, разменявший четвертый десяток, но оставшийся наивным зеленым юнцом. Конгресс молодежи объединял любителей словопрений левацкого толка — именно такие организации коммунисты обожают поддерживать материально и наводнять своими агентами — и пользовался особым расположением миссис Рузвельт.
— Они любовники... — продолжал Том.
— Чепуха, — перебил я. — Ей шестьдесят лет.
— Пятьдесят восемь, — поправил Том. — А Лашу тридцать три. У миссис Рузвельт собственная квартира в Нью-Йорке, и она отказалась от спец-охраны.
— Ну и что? — спросил я. — Это доказывает только то, что у нашей престарелой девушки все в порядке с мозгами. Кому захочется, чтобы типы из Казначейства дышали тебе в затылок двадцать четыре часа в сутки <Охраной членов семьи президента США занимается Федеральное Казначейство.>?
Том покачал головой.
— Господин Гувер понимает, что это кое-что значит.
У меня разболелась голова. На мгновение меня вновь одолело желание схватить Тома за галстук и бить мордой о руль до тех пор, пока его задорный веснушчатый нос не превратится в бесформенную окровавленную массу.
— Том, — негромко заговорил я. — Неужели ты хочешь сказать, что мы шпионим за миссис Рузвельт? Вскрываем ее почту?
Диллон опять покачал головой.
— Разумеется, нет, Джо. Но мы фотографируем корреспонденцию Лаша, подслушиваем его телефон и напичкали микрофонами его квартиру. Увидел бы ты письма, которые этот коммунистический прихвостень строчит для Первой Леди, Защитницы ниггеров... занятное чтиво, доложу я тебе.
— Еще бы. — Мысль о том, что и эта милая приветливая пожилая женщина пишет страстные послания мальчишке, повергла меня в уныние.
— Именно этим я займусь сегодня вечером, — продолжал Том, вновь водружая шляпу на место. — Пару недель назад Лашу отправили призывную повестку, и мы передаем его дело КРС.
— Разумно, — ответил я. Армейская контрразведывательная служба, отдел военной разведки, возглавляемый генералом Джоном Бисселем, можно было назвать кучей перепившихся обезьян, да и это прозвучало бы слишком мягко. Кто-нибудь мог бы назвать их бандой оголтелых реакционеров, но только не я. По крайней мере, не сейчас. Я знал наверняка одно — КРС не колеблясь пустила бы ищеек за миссис Рузвельт и обжучила ее квартиру и телефон. Знал я и то, что президент, при всей своей снисходительности к заблудшим овцам, вроде Самнера Уэллеса, сослал бы Бисселя на Тихий океан, как только стало бы известно, что армия следит за его женой.
Том сунул мне ключи.
— Холодное пиво в ящике со льдом, — сказал он. — Прошу прощения, но съестного в доме ни крошки. Мы сможем пообедать вместе завтра, когда я освобожусь.
— Надеюсь, — отозвался я, стискивая ключи в кулаке. — Спасибо тебе, Том. Если мне придется уйти до того, как ты вернешься завтра...
— Положи ключи под коврик, как всегда, — сказал Том.
Он наклонился, протянул ладонь поверх нагретого металла дверцы и пожал мне руку. — Мы еще увидимся, дружище.
Посмотрев вслед «Форду» Тома, влившемуся в поток машин, я торопливо побежал вверх по ступеням. Том Диллон был настоящим агентом ФБР, готовым прийти на помощь, но в общем-то ленивым, согласным жрать дерьмо мистера Гувера и его людей, если мистер Гувер велит жрать дерьмо, безупречно выполняющим приказы, но не склонным напрягать собственные мозги, поборником демократии, ненавидящим ниггеров, шлюх, гомиков и жидов. Вне всяких сомнений, Том усердно тренировался в стрельбе из пистолета в тире подвала Департамента Юстиции на дистанции, установленной для агентов Бюро, и отлично умел обращаться с автоматами, пулеметами и винтовками, а также обладал отменными навыками рукопашного боя. На бумаге он был опытным умелым убийцей. Он сумел бы выжить в трехдневной полевой операции ОРС.
Я поднялся по лестнице. Меня ждала ванная комната с душем, и я выбросил Тома из головы.
Глава 3
Главный вход в здание Департамента юстиции располагался на пересечении Девятой улицы и Пенсильвания-авеню.
По обе стороны перекрестка возвышались классические портики с четырьмя колоннами, которые начинались над окнами второго этажа и протягивались до самой крыши четырьмя этажами выше. Со стороны Пенсильвания-авеню, на пятом этаже слева от колонн, находился единственный в здании балкон — личный балкон господина Гувера. К 1942 году он успел увидеть с этого балкона восемь инаугурационных процессий сменявших друг друга президентов США и нескольких из них, возвращавшихся в гробу.
Разумеется, я знал это здание, но у меня никогда не было там своего стола. Всякий раз, приезжая в округ Колумбия, я получал назначение в районные отделения Бюро либо действовал под прикрытием. Как образцовый агент, я приехал на десять минут раньше назначенного срока, приняв душ, побрившись, напомадив волосы, в чистой рубашке и костюме, в сверкающих башмаках, аккуратно держа шляпу в сухих пальцах.
Здание было огромное, и я знал здесь кое-кого, а они, в свою очередь, — меня, однако никто из этих людей не попался мне по пути, когда я вышел из лифта на пятом этаже и направился в святая святых директора.
Кабинет Гувера находился не в центре здания, скорее — прятался поодаль. Чтобы добраться до него, приходилось идти по длинному коридору, миновать просторный конференц-зал с пепельницами, выстроившимися вдоль полированного стола, и пересечь приемную, в которой затаилась миссис Гэнди, словно знаменитый дракон, охраняющий девственницу из легенды. В 1942 году миссис Гэнди и сама уже была легендой — незаменимый сотрудник господина Гувера, отчасти страж, отчасти нянька, единственное человеческое существо, которому дозволялось просматривать, подшивать, систематизировать и читать личные досье директора. В 1942-м, когда я вошел в приемную, ей было сорок пять лет, но уже тогда в разговорах с друзьями мужского пола и с близкими сотрудниками Гувер называл ее «старой наседкой». В ней и впрямь было что-то от заботливой клуши.
— Специальный агент Лукас? — осведомилась она, когда я встал перед ней навытяжку со шляпой в руках. — Вы явились на пять минут раньше указанного времени.
Я кивнул.
— Присядьте. Директор принимает строго по расписанию.
Слово «директор» прозвучало с заглавной буквы; подавив желание улыбнуться, я послушно сел. Помещение казалось едва ли не неряшливым — два пухлых кресла и пружинный диванчик у стены. Я выбрал диванчик. Я знал, что это единственный уголок конторы директора (я думал о нем без всяких заглавных букв), который когда-либо доведется увидеть большинству агентов; как правило, Гувер встречался с подчиненными низшего ранга в конференц-зале либо здесь, в приемной. Я огляделся в надежде увидеть скальп Джона Диллинжера на одной из полок витрины у дальней стены, но экспонат, который Том Диллон и другие приятели восхищенно описывали мне в мельчайших подробностях, отсутствовал. Там было лишь несколько памятных дощечек и запыленный кубок.
Вероятно, скальп снесли в химчистку.
Ровно в одиннадцать тридцать миссис Гэнди сказала:
— Директор ждет вас, специальный агент Лукас.
Признаюсь, что, когда я входил в двери кабинета, мое сердце билось быстрее обычного.
