Антон Чижъ - Божественный яд
— Что это? — спросил Ванзаров. Служба в сыскной полиции выучила его справляться с шоком.
— Это очень распространенное в природе явление: двунастие, или гермафродитизм. Греки считали его божественным. — Лебедев искренне наслаждался произведенным эффектом. — Что же касается данного экземпляра, то это очень редкий случай так называемого полного ложного двунастия.
— Что, простите? — не понял сыщик.
— Существо перед вами — полноценная женщина. Но только с дополнительными половыми органами мужчины! — Лебедев нескромно приподнял внушительный отросток. — Она могла жить в обществе как нормальная девушка, но только до тех пор, пока не решила бы выйти замуж. Даже если учесть, что на нее нашелся бы любитель подобных редкостей, а такие случаи в литературе описаны, бедняжка физически не могла быть матерью.
Ванзаров медленно и глубоко вздохнул.
— Господа, я прошу вас дать мне честное слово, что подобный сюрприз останется тайной до окончания следствия. Я не хочу лишних разговоров. Надеюсь, вы меня понимаете?
Эксперт и доктор обещали держать язык за зубами и в медицинском заключении о вскрытии не упоминать двунастие жертвы.
— С нетерпением буду ждать новых результатов, — Ванзаров натянул перчатки.
— Не извольте беспокоиться, господин сыщик! — криминалист вытянулся во фрунт.
В дверь мертвецкой вежливо постучались.
— Милости просим! — весело крикнул Лебедев, набрасывая простыню на тело.
Стараясь не смотреть на стол, робко вошел дежурный чиновник.
— Депеша для господина Ванзарова! — шепотом пробормотал он.
Как только бумажка оказалась у сыщика, чиновник поспешно ретировался.
— Каков герой! Служит в полиции, а трупов боится, чудак! — сказал Лебедев и одним глотком допил остатки ледяного чая.
Ванзаров развернул листок.
Расторопный Джуранский успел передать запрос в адресный стол. Ответ пришел по полицейскому телеграфу и гласил следующее: «По представленному запросу от сего дня сообщаем: Ланге Мария Эдуардовна среди проживающих в С.-Петербурге не числится».
10Жбачинский верил, что страх — клеймо слабых людей. Юрий Тимофеевич считал себя сильным человеком, который никогда не растеряется. Но сейчас он испугался. Потому что сразу сопоставил начавшееся брожение на петербургских заводах с тем, что, по словам Дианы, решил сделать профессор. В результате получился не просто хаос. Надвигалась катастрофа! Тут уже надо думать не о наградах, а о спасении Отечества.
А что теперь делать с Дианой? Ведь она все знает и может… Нет, этому не бывать!
Жбачинский привык действовать. Он осторожно нащупал в кармане брюк плетеный шелковый шнурок. Не переставая хвалить Диану, штабс-ротмистр, стал медленно приближаться к ней. Он обошел девушку и начал поглаживать ей плечи, как бы успокаивая и утешая.
В первое мгновение Диана не поняла, что случилось.
Девушка импульсивно схватила пальцами удавку, но шнур лишь сильнее вдавливался в кожу и безжалостно стягивал горло. Диана хватала руками воздух, однако достать душителя за спиной было невозможно.
Сквозь красные круги перед глазами она увидела на столе забытые спицы для вязания, схватила их и с размаху воткнула.
Полузадушенная, Диана услышала сдавленный хрип. Под тяжестью падающего тела шнур врезался в горло, а потом вдруг резко ослаб.
Хватая воздух ртом, как выброшенная из воды рыба, Диана сорвала с шеи удавку.
На полу бился в конвульсиях штабс-ротмистр. Он цеплялся за жизнь, пытаясь вырвать из горла спицы, торчащие победным знаком «V». В этом последнем бою он сражался не за себя, а за империю, над которой нависла страшная опасность. Но в этот раз судьба решила по-своему. Он проиграл.
Жбачинский дернулся еще раз и затих.
Диана все еще жадно глотала воздух. Она смотрела на тело штабс-ротмистра. Она убила полицейского. Своими руками.
Барышня схватила со стола флакончик, выключила свет и, накинув полушубок, выскользнула из квартиры.
11Модное в Петербурге ателье семейных портретов Смирнова располагалось на нечетной, солнечной стороне Невского проспекта в доме № 75. В широкий стеклянный потолок большую часть дня падал свет, отчего естественно освещались фигуры снимающихся господ, и происходила заметная экономия электричества.
Родион Георгиевич, пыхтя, преодолел три этажа, вытер вспотевший лоб и толкнул стеклянную дверь с изящной надписью: «Cabinet portrait».
Просторное помещение для ожидающих клиентов напоминало изысканный аристократический салон. А образцы творчества фотографа Смирнова были представлены в дорогих рамочках, не хуже произведений живописи.
Обычно в салоне толпилось множество посетителей, желавших запечатлеть себя для потомства. Но в предновогодний день здесь царили тишина и покой.
Приказчик, томный юноша с идеальным пробором и бархатной бабочкой на шее, подошел с изящным достоинством и осведомился, что угодно господину. Ванзаров спросил фотографа и узнал, что тот отлучился по делам.
— А скажите, голубчик, негативы вы отдаете заказчикам? — поинтересовался сыщик.
— Довольно редко, если они сами просят. Чем могу помочь?
Ванзаров не хотел пугать мальчишку своим чином сыскной полиции и тут же придумал проникновенную историю: якобы одна дама, его бесценный друг, недавно снялась на групповом снимке с подругами и мужем, а после уехала в Париж и умерла, не оставив о себе никакого «символа памяти». В общем, романтический случай в духе бульварных романов, которые приказчик, судя по зефирному виду, обожал.
Юноша глянул на супружеское кольцо господина, искренне поверил его тайной любви и пообещал помочь, чем сможет. Он поинтересовался, когда был сделан портрет. Родион Георгиевич прикинул, что не позже декабря.
— Позвольте узнать, на чье имя был заказ? — спросил любитель слезливых историй.
— На имя господина Серебрякова, — уверенно ответил Ванзаров.
Приказчик раскрыл конторскую книгу, долго водил пальцами по строчкам, перелистнул все страницы декабря, для верности залез в ноябрь и даже октябрь, но ничего не нашел. Очевидно, снимок был записан на другое имя.
— Хорошо, любезный, в таком случае позвольте я вам его опишу. Думаю, вы не могли не запомнить такой интересной композиции.
Родион Георгиевич детально описал фотографию.
На том фото Серебряков восседал в кресле. По левую руку от него сидела Мария Ланге. По правую — дама с волевым лицом, прямым носом и холодным выражением глаз. Она смотрела властно, как королева в изгнании, ожидающая триумфального возвращения. На ковре, в ногах этих двух барышень и профессора, возлежала третья молодая особа. Она опиралась щекой на руку и смотрела в камеру печально и несколько испуганно.
Это был бы самый тривиальный портрет, если бы не одно любопытное обстоятельство. Дамы расставили указательные и средние пальцы обеих рук в виде латинской буквы «V». Господин профессор тоже выставил два пальца правой руки в виде знака «V». Таким образом, пальцы трех человек сомкнулись в пентакле.
— Я прекрасно помню этот снимок! — торжественно заявил приказчик.
— Так я все же могу надеяться? — печальным голосом спросил Ванзаров.
— Мне очень жаль, но ничем не смогу вам помочь! — Приказчик горестно вздохнул. — Только что мы расстались с этим негативом.
Родион Георгиевич решил, что ослышался. Но молодой человек подтвердил, что час назад пришла дама и попросила продать ей этот негатив. Она сказала, что на снимке запечатлена ее сестра, трагически погибшая накануне. Приказчик так растрогался, что не смог отказать, при этом он даже не взял денег с убитой горем женщины.
Едва скрыв разочарование, Ванзаров поинтересовался, как выглядела дама.
Приказчик мечтательно закатил глаза:
— О, прекрасное черное платье… Она такая… такая красавица… Мне сложно описать, у нее на лице была вуаль…
— Позвольте, как же вы решили, что она красавица, если не видели ее лица? — осторожно спросил сыщик.
— Я почувствовал это моим чутким сердцем! — сказал юноша с неподдельным трагизмом. И закрыл лицо ладонями.
«Меньше бы читал бульварных книжонок, растяпа!» — подумал сыщик.
Открылась входная дверь, звякнул колокольчик, и звонкий голос радостно крикнул:
— Родион Георгиевич, голубчик, наконец-то!
С дружескими объятиями к Ванзарову бросился сам хозяин заведения — модный фотограф Смирнов. Несколько лет назад сыщик помог художнику светотени найти пропавшие драгоценности и с тех пор стал самым желанным гостем. Так что все портреты его семьи и родственников за последние три года были сделаны здесь.
После бури восторгов, излитых Смирновым, и жалоб, что дражайший Родион Георгиевич совсем его позабыл, сыщику наконец удалось изложить суть вопроса. Фотограф сначала попытался устроить разгром приказчику за историю с негативом, но Ванзаров его урезонил. Он попросил поискать хоть какую-нибудь копию снимка. Смирнов бросился к конторской книге и стал яростно листать ее.
