Александр Арсаньев - Третье дело Карозиных
– Добрый день, добрый день, милые дамы, – мягко проговорил Марк Соломонович, склоняясь над ручкой Анны Антоновны. – Чем обязан столь лестному визиту? – и хитро прищурился, переведя взгляд на Катеньку.
– Здравствуй, Марк, – ответила на это приветствие Анна Антоновна, и Катеньку удивило в очередной раз, что она с ним на «ты». – Вот, привезла к тебе мою родственницу, безмерно мной обожаемую. Знакомься, Катенька, это и есть Марк Соломонович Гольдштейн. – Катя кивнула и улыбнулась. Нотариус ответил приязненной улыбкой и заинтересованный взглядом. – А это Катерина Дмитриевна Карозина. Мы к тебе, Марк, по одному весьма деликатному вопросу.
– Ах, ну у меня же все вопросы деликатные, – тотчас откликнулся нотариус и предложил дамам сесть в высокие кресла, а сам занял место за обширным столом, который занимал добрую половину небольшой его конторы. Другую половину занимал шкаф с хитроумным замком, а у двери еще и пристроился сейф. – Я весь внимание, дражайшая Анна Антоновна, – проворковал он, впрочем, без всякого подхалимажа.
– Катюша, ты не против, если я сама всю эту историю изложу? – глянула на Катеньку Анна Антоновна, и Катя согласно кивнула. – Ну, а ты, если что не так, поправишь. В общем, так, Марк, – заговорила Анна Антоновна, глядя на нотариуса, – дело это давнее… Сколько?.. Да уже года два, должно быть, прошло. Еще когда Михаил Иванович Морошкин был жив, помнишь ты такого?
– Ах, ну как же мне его не помнить, – снова откликнулся Марк Соломонович.
– Так вот, дело касается векселей на пять тысяч, которые ты заверял. Помнишь такое дело?
Гольдштейн помолчал, энергично подвигал тонкой ленточкой бровей, причем его пенсне осталось на месте, что снова удивило Катеньку, а затем порывисто поднялся и шагнул к шкапу. Погремев связкой ключей и повозившись с замком, он наконец открыл дверцу и деловито принялся что-то там искать. Через несколько минут он положил на стол перед собой довольно объемный фолиант.
– Если же память мне не изменяет, – с улыбкой сказал он, открывая книгу, – а она мне не изменяла до сих пор, то то, что вас интересует, многоуважаемые дамы, должно находиться именно здесь. Посмотрим. – Он зашуршал листами, просматривая записи. – Я же почему это помню, Анна Антоновна, – то и дело поглядывая на Васильеву, заговорил он. – Не только потому, что Михаил Иванович был одном из моих лучших клиентов, но и потому, что когда меня вызвали заверять эти векселя, я же точно это помню, как сейчас, – он прищурился и пробежал тонким пальцем по странице. – Так вот, – Марк Соломонович недовольно качнул головой и перевернул лист, – меня в первую очередь поразила внешность того молодого человека, что оплачивал свой проигрыш. А знаете, что в нем было удивительного?
– И что же? – с легкой, какой-то покровительственной улыбкой, спросила Анна Антоновна.
– То, что он был чрезвычайно красив. Да-да, многоуважаемые дамы, – многозначительно добавил он. – Такая внешность для мужчины, это большая редкость.
– Ну и что, каков он был собой? – уточнила Васильева не без интереса.
– Породистый такой, – на минуту отвлекся от книги Гольдштейн. – Синеглазый брюнет. Ах, ну вот же ж оно! – нотариус довольно улыбнулся и покивал головой. – Вот, конечно же. Звали его Ковалев Сергей Юрьевич, коллежский советник. А проживал он тогда на Чистопрудном бульваре. Да, вот так у меня все и записано.
Услышав это имя, Катенька слегка вздрогнула и заметно побледнела. Ей тут же вспомнился непростительно красивый жгучий брюнет с пронзительно-синими глазами, и то, как она с ним познакомилась, и то, какой была его смерть, и… И тот ужасный, последний и тяжелый его взгляд. Господи, ну вот разве думала она, что ей снова придется с ним повстречаться? Точнее, не с ним лично, разумеется, но снова напасть на его след? Ведь она старалась забыть всю ту историю, все вообще о том времени забыть, но вот… Катя тяжело и глубоко вздохнула и покачала головой.
– Тебе знакомо это имя? – тотчас отреагировала Анна Антоновна. – Подожди-ка, а это не тот ли господин… – ее карие глазки прищурились, но Анна Антоновна прикусила язычок. Нотариус поглядывал на дам с особенным интересом.
– Значит, векселя были подлинными? – медленно промолвила Катенька, отогнав от себя усилием воли неприятные и болезненные воспоминания.
– Ах, ну безусловно же, конечно же, подлинные, – ответил Марк Соломонович совершенно уверенно и спокойно. – Я могу вам за это поручиться, уважаемая госпожа Карозина. Я самолично проверял, а я в этом деле кое-что понимаю. Молодой человек ставил подпись. Ошибки быть не могло.
– Что же, – помолчав немного промолвила Катенька. – Вы нам помогли. Спасибо. Значит, это исключено.
– Ах, ну конечно же, – все в той же ровной интонации подтвердил Гольдштейн. – Угодно что-нибудь еще? – вежливо осведомился он.
– Нет, это все, что мы хотели узнать, – ответила Анна Антоновна, посмотрев на Катеньку пристальней. – Что ж, спасибо, Марк.
– Ах, ну позвольте же, я вас провожу, – он поднялся из-за стола следом за дамами и проводил их до входных дверей, у которых еще раз приложился к ручке Анны Антоновны, а Катеньке почтительно поклонился.
– Всего вам самого наилучшего, – попрощался он с дамами.
– До свидания, – пролепетала Катенька, спускаясь по невысокой лестнице.
– Ну так что? – озабоченно поинтересовалась Анна Антоновна, когда обе они при помощи карозинского кучера сели в экипаж, который уже выехал со двора.
– Анна Антоновна, – задумчиво проговорила Катенька, – а вы вполне ему доверяете?
– Марку-то? – вскинула брови Васильева. – Да, вполне. Он хитрый лис, но я ему доверяю. Интересы его клиентов для него важнее всего, и он чрезвычайно дорожит своей репутацией. Марк не способен на двурушничество, так, кажется, это называется.
– Что ж, это хорошо, – покивала Катенька.
– А Ковалев этот, он не тот ли человек, что застрелился пять или шесть месяцев назад, когда, помнишь, ты пыталась помочь в расследовании графининой смерти?
– Он самый и есть, – снова не удержалась от вздоха Катенька.
– Что же, и впрямь был так хорош? – с лукавым интересом спросила Анна Антоновна.
– Так, именно так, – печально ответила Катенька. – Но он был не только вот так хорош, – добавила она, опуская глаза, – он был страшен. Это был страшный человек, – и Карозина замолчала надолго.
Анна Антоновна кинула на нее еще несколько заинтересованных взглядов, но печальное молчание Катеньки так и не решилась нарушить. А Катерина Дмитриевна, между тем, думала вот о чем. Вспомнив Сергея Юрьевича Ковалева, она вспомнила и все обстоятельства того дела, в котором ей пришлось принимать участие. Дело о графининой смерти было, что называется, полно щекотливых подробностей, но во всей этой истории присутствовали поддельные, как выяснилось позже, рекомендательные письма. После же смерти главных злодеев – господина Ковалева, как уже известно читателю, покончившего жизнь самоубийством, и его сообщника Николая Ольшанского, которого, к слову сказать, сам Ковалев тоже не пощадил, решено было как можно скорее унять шум, поднявшийся было в прессе. Графиня К. занимала далеко не последнее место в московском свете, а ее племянница, по просьбе которой Катенька и взялась за расследование, очень болезненно реагировала на регулярно циркулирующие о своей тетушке слухи. Словом, дело замяли, поскольку главные ответчики были мертвы. И при этом выпустили совершенно из виду, что в нужные им дома эти два страшных человека попадали как раз через поддельные письма.
И вот теперь, подумав о поддельных векселях, Катенька подумала и о том, что обе эти истории оказались связаны не только именем Сергея Юрьевича. И тогда, и вот теперь, был с ним и с Ольшанским еще кто-то, кто помогал им, но оставался все это время в тени. И этот кто-то прекрасно подделывал чужой почерк. Когда же именно были подменены векселя? Об этом могли сообщить в банке и из этого сообщения можно было бы сделать вывод и о том, когда, или хотя бы примерно когда, были выкрадены настоящие бумаги и заменены подделкой. Ведь деньги-то, все пять тысяч, были кем-то получены. Выходило, что нужно ехать в банк. Что ж, кое-кто из банковских служащих был знаком им с Никитой. Катя вспомнила вечера у Поляковых. Кажется, фамилия этого человека была Никифоров, а вот имя? Впрочем, не это главное.
Конечно, проще всего было бы обвинить во всем того молодого художника, уж кто как не художники горазды на подделку почерков? Но Катенька не спешила с этим выводом. Слишком уж он сам напрашивался в главные подозреваемые, то-то и было подозрительно. И потом, Наташа… Девочку было искренне жаль. Не следует торопиться с обвинениями, ведь известно, что лучше оправдать закоренелого преступника, чем обвинить честного человека, не имеющего к преступлениям никакого отношения. «Попробуем съездить в банк», – решила для себя Катенька и успокоенно улыбнулась.
