Иван Любенко - Убийство на водах
– К сожалению, нет. Я его передал судебному следователю. У меня остался только протокол осмотра и фотографическая карточка, – штабс-ротмистр выдвинул ящик стола и протянул гостю синюю папку. – Вот он, этот самый кинжал.
Неслышно появился дежурный. Наполнив стаканы, он оставил в комнате два чайника и так же бесшумно удалился.
– Да, вещица знатная. – Круше углубился в чтение следственного документа: «Стилет. Стальное кованое лезвие; ручка украшена серебром. Общая длина кинжала – 6,02 вершка; длина клинка – 3,14 вершка. С обеих сторон тело клинка украшено травленым орнаментом с изображением головы Медузы горгоны. Клинок стальной, четырехгранный. Крестовина короткая, с закругленными концами. Рукоять посеребренная, цельнолитая, выполнена в виде миниатюрной скульптуры двух кавалеров и дамы; имеет надпись: «Morte el nemico», что означает – «Смерть врагу моему».
Помощник пятигорского полицмейстера оторвал взгляд от протокола, сделал несколько глотков горячего, как расплавленный свинец, чая, и, крякнув от удовольствия, осведомился:
– А что дал обыск?
– Личных вещей у погибшего было совсем немного… так, бельишко, рубашки да пара мужских французских журналов. По нашей картотеке он не проходит. Но запрос в Варшаву я отправил. К тому же и родственников его следует уведомить, чтобы выехали.
– А свидетели что говорят?
– Ничего интересного. – Пристав усмехнулся, вспомнив бессвязные причитания медицинской сестры да формальные объяснения заносчивого доктора Эйнгорна, сводимые к одним отрицаниям: «Не видел, не знаю, не помню…» Даже туманная надежда на отпечатки пальцев и та растаяла вместе с легким облачком серебряной пыли, возникшей от движения кисти эксперта, которого прикомандировали к участку только на время курортного сезона. – Сестра пояснила, что, как обычно, она провела пациента в массажный кабинет и ненадолго вышла. Через три-четыре минуты она вернулась и увидела, что за ухом у него воткнут нож, а с кушетки капает кровь. Дамочка сразу же стала звать на помощь. Вот и все. А доктор прибежал уже на ее крик. Вместе с ним зашли еще два человека: врач Нижегородцев из Ставрополя и присяжный поверенный тамошнего окружного суда Ардашев.
– Клим Пантелеевич? – полицейский удивленно вскинул голову.
– Не помню точно имени отчества, но, по-моему, так он и представился.
– А он как тут оказался?
Унтилов рассеянно заморгал глазами, не совсем понимая причину удивления коллеги.
– Лечится. Прибыл вместе с женой. Проживает в «Метрополе», как и доктор. Азарий Саввич на всякий случай отобрал у них объяснения.
– Кто, простите?
– Боголепов – наш судебный следователь. А вообще-то этот Ардашев с первых минут показался мне подозрительным типом, – задумчиво проронил бывший командир эскадрона, – уж очень он интересовался, какие вещи были обнаружены при обыске номера убитого. Да все карту в руках вертел…
– Что-что? – встрепенулся капитан.
– Ах да, простите, Вениамин Янович, запамятовал. У покойного во внутреннем кармане лежала карта. Азарий Саввич по доброте душевной разрешил ее адвокату осмотреть. Так он ее разве что на зуб не попробовал; и на свет рассматривал и ладонью по ней водил. Да вот она, – пристав открыл ящик стола, порылся в нем и выудил ничем не примечательную червовую десятку.
– Позволите? – капитан взял со стола лупу, принялся исследовать цветной прямоугольник. – Ничего особенного не вижу. На «зеркальную»[9] не похожа и для «своей»[10] не сгодится, потому как с золотым срезом.
– Такая колода стоит два с полтиной. В основном они поставляются к высочайшему двору.
– Это так, но и в магазинах их немало, – Круше в задумчивости поднял глаза к потолку, – вот только понять не могу: зачем он ее при себе держал?
– А если это был его талисман? Такая, знаете ли, счастливая карта. Игроки ведь суеверны! Вот и адвокат тогда тоже задумался… А если откровенно, то странный он какой-то: сам себе на уме. И уж больно этим делом заинтересовался. Я ненароком подумал, что, может быть, Ардашев знал раньше Изюмова. Допустим, тот мог быть его клиентом или знакомым?
– Нет-нет. Тут другое дело – спортивный интерес, если хотите. – Круше поднялся, подошел к открытому окну, резко развернулся на одних каблуках и горячо выпалил: – Этот присяжный поверенный довольно известная личность. Хотите – верьте, хотите – нет, а на сегодняшний день он не проиграл ни одного процесса. А все потому, что берется защищать лишь тех подсудимых, в чьей невиновности он абсолютно уверен. Способ его работы оригинален – найти истинного злодея и оправдать тем самым подзащитного. Здорово, а?! – Он немного помолчал и добавил: – Скорее всего, его заинтересовало само преступление, и вполне вероятно, у него уже есть кой-какие соображения. Да вот только знать бы, что он обо всем этом думает!
– Мы, собственно, можем его вызвать вполне официально, – неуверенно выговорил Унтилов.
– Ах, дорогой мой, Константин Аркадьевич! Да как же вы будете его увещевать? Мол, уважаемый Клим Пантелеевич, окажите властям содействие в расследовании загадочного убийства, поскольку у господ полицейских на этот счет не имеется никаких соображений, так, что ли?
Пристав молча потянулся к пачке «Суворов» и вежливо предложил гостю:
– Прошу вас.
– Спасибо, но я привык к своим, – Круше выудил из кармана оксидированный портсигар и достал папиросу. – «Гильзы «Колью», – процитировал он рекламу, – делают курение совершенно безвредным, потому что внутри находится вата, задерживающая вредные смолы».
Услужливо чиркнув спичкой, штабс-ротмистр предложил:
– А что, если установить за адвокатом негласное наблюдение: с кем общается, куда ходит, кому звонит…
Круше поморщился.
– Нет, это не пойдет. Хотя, наверное, с портье «Метрополя» стоит переговорить. Ну и на телефонной станции «барышням» отслеживать его вызовы большой трудности не составит. А я, пожалуй, попробую завести с ним дружбу. – Он весело посмотрел на собеседника. – Так что придется вам делать вид, что вы со мною незнакомы. Ну, а ваши городовые меня и так не знают, за исключением сегодняшнего дежурного. Стало быть, на этом и порешим – следствие я буду проводить инкогнито, выдавая себя за отдыхающего… ну, положим, за недавно овдовевшего пехотного капитана, который, потеряв жену, с горя вышел в отставку. Посмотрим, какой с этого будет толк. А с вами, Константин Аркадьевич, и следователем этим…
– Боголеповым…
– Да, – кивнул головой капитан, – я бы встретился здесь в это же самое время, этак денька через три-четыре, скажем, 15-го, в четверг. Возможно, к этому времени мне удастся что-нибудь накопать. И еще: вы уж постарайтесь поселить меня так, чтобы в «Москве» ни сном ни духом не ведали, кто я на самом деле.
– Слушаюсь, господин капитан. Все сделаю – комар носа не подточит.
– А как продвигается дело с кражей у американцев?
– Мы провели несколько обысков у барыг, но результат пока нулевой, – развел руками штабс-ротмистр.
– А с Матушкиным по душам не беседовали?
– Как же! Лично в Кисловодск ездил! «Готов, – говорит, – поклясться перед Святым Евангелием и Крестом Животворящим, что мои люди к этому делу никакого касательства не имеют».
– Сдается мне, что нет ему резона комедию разыгрывать. Ведь стоит нам захотеть, и от всей его «империи» камня на камне не останется. И он это прекрасно понимает.
– Это уж точно, – согласно кивнул Унтилов. – Еще стаканчик?
– Давай, Константин Аркадьевич, наливай. Чаек-то, вижу, Споровский?
– Только его и признаю. А может, по-гусарски?
– Можно и по-гусарски, только в резвый галоп не переходи, а то знаю я вас, кавалеристов…
Кряжистые раскидистые липы и тонкие барышни-березки шелестели ветками на ветру, слушая через распахнутое окно неторопливый разговор двух отставных армейских офицеров. Доливая в стаканы крепкий гавайский ром, они до самого утра вспоминали былую юнкерскую молодость и строевую службу в дальних, забытых богом гарнизонах.
4. Завтрак с Шаляпиным
Курортная жизнь начиналась рано. Проснувшись, по обыкновению, в шесть часов, Ардашевы шли в парк пить воду. От бюветов неспешно добирались до эстрады, где ежедневно в семь утра начинал играть местный симфонический оркестр. Завтракать предпочитали в кафе неподалеку. Ближе к восьми туда же подтягивались и засони Нижегородцевы. И потому пятый столик на шесть мест, как правило, был абонирован только на четверых. Два свободных стула почти всегда пустовали, однако ближе к девяти от посетителей уже не было отбоя.
Вот и сегодня, покончив с яйцом пашот и семгой под соусом бешамель, все ждали, когда к десерту подадут кофе. За неимением других новостей компания вяло обсуждала прочитанную доктором новость о приближении к Солнцу странствующей кометы Энке. Эта ужасная космическая путешественница имела диаметр в 500 тысяч верст и по форме напоминала обычную тарелку. Узнав, что до ожидаемой встречи светила с незваной гостьей оставалось менее месяца, Вероника Альбертовна горестно покачала головой выразив тем самым неподдельное беспокойство о будущем Галактики. Ее тревога невольно передалась и Ангелине Тихоновне, глубокомысленно изрекшей стандартный в таких случаях вопрос типа: «А что же теперь с нами будет?» – оставшийся, впрочем, без ответа. А ремарка Клима Пантелеевича, что диаметр Земли намного меньше размера непонятного блуждающего объекта (всего-навсего 12 тысяч верст) и подавно привела представительниц лучшей половины человечества в уныние.
