Фиона Маунтин - Бледна как смерть
Что может остановить меня? Она поставила ногу на уступ, чтобы приподняться, ухватилась изнутри за раму обеими руками и подтянулась. Повернулась боком, так, что верхняя часть туловища оказалась в проеме, потом изогнулась, подтягивая ноги, и спрыгнула на пол в комнате.
Нашла на стене выключатель, повернула его. Безрезультатно. Наташа фонариком посветила вокруг. Она находилась в большой кухне. Здесь сильно пахло сыростью. Просто запах старого дома. Наташа огляделась: мойка, тостер на столе, кухонная утварь, развешенная на крючках. Все чистое, неиспользованное. Никаких признаков, что кто-то здесь живет.
Зайдя в холл, она еще раз попыталась зажечь свет – может, на кухне просто перегорела лампочка, но выключатель не сработал. Наверное, электричество отрезали. Потом она заметила, что цвет фаянсовой мойки свидетельствовал о том, что в нее постоянно капала вода. Сейчас мойка была сухой. Она повернула кран – воды не было.
Дом явно был необитаемым. Скорее всего, это именно тот дом, о котором говорил Эндрю Уилдинг.
Наташа заметила, что при дыхании изо рта вырывается облачко пара, и только теперь поняла, как здесь холодно. Такое ощущение, что температура в помещении была на несколько градусов ниже, чем снаружи. Определенно, в таких условиях жить невозможно.
Наташа повернулась обратно к окну. Под ногами что-то загремело. Она посветила фонариком и увидела, что перевернула жестяной мусорный бак, содержимое которого высыпалось на пол. Пустая пластиковая бутылка из-под минеральной воды, две обертки от шоколада и банановая шкурка. Наташа задержала взгляд на шкурке – она была еще желтой и мягкой. Если бы ее выбросили хотя бы пару дней назад, она успела бы почернеть.
Наташа прошла в холл. Прямо напротив кухонной двери была еще одна дверь. Она распахнула ее, осветила помещение фонариком. Гостиная. От центральной черной балки по оштукатуренному потолку разбегались трещины, местами были видны деформированные пучки дранки. Следующая дверь вела в маленький зал или столовую, посередине которой находился овальный обеденный стол, покрытый слоем пыли. На нем стоял старый кукольный домик, с разрушенным, как после землетрясения, фасадом.
Ступеньки громко и тревожно заскрипели, застонали, когда Наташа поднималась по ним, так что на мгновение у нее возникло ощущение, что наверху вот-вот кто-то появится. Она была неправа, придя сюда без приглашения, но и тот, кто жил здесь без света, тепла и воды, находился в доме незаконно. Однако от этой мысли ей не стало легче.
Дверь на верхней лестничной площадке была открыта. В свете фонаря Наташа увидела пустую комнату с белыми стенами, ветхий тряпичный коврик на голых досках пола. За тяжелой занавеской в углу начинался еще один лестничный пролет, на этот раз узкий и закрученный, ведущий, скорее всего, на чердак. Напротив лестничной площадки была следующая дверь, за которой оказалась ванная. Слева Наташа обнаружила еще одну дверь, плотно закрытую, с железной ручкой. Наташа остановилась перед ней, собираясь постучаться. Потом ухватилась за ручку и с силой нажала.
Фигурка, лежащая на железной кровати, была такой маленькой, что можно было легко подумать, что здесь вообще никого нет. Девушка лежала на спине поверх блекло-розового стеганого покрывала, укрытая только грубым серым одеялом. Одна рука была закинута за голову, другая покоилась на груди. Когда фонарик на мгновение осветил ее мертвенно-белое лицо, она даже не вздрогнула, закрытые веки не затрепетали.
Наташа стояла, гладя на кровать, силясь прошептать «привет». Не услышав ответа, повысила голос. Бетани не шевельнулась.
Наташа тихонько подошла, откинула одеяло. На Бетани был черный тонкий гольф, поверх которого был надет черный вязаный жакет. Наташа заставила себя дотронуться до ее руки. Она была ледяной. Попыталась нащупать пульс, но ничего не услышала.
Она вспомнила о банановой шкурке, выброшенной в мусорный бак несколько часов назад, и подумала об Адаме и Эндрю Уилдинге.
Положив фонарик на пол, Наташа подошла ближе к кровати. Я каждый день имею дело с умершими, но ни разу не видела мертвого тела.
Она вспомнила, что следовало делать в таких случаях: сняла зеркало со стены, поднесла к губам девушки. Потом повернула зеркало к себе. Увидела свое отражение, мрачное в восходящем свете фонарика. И едва заметное пятнышко влаги на стекле.
Она стянула тонкое одеяло и увидела вокруг шеи и запястий Бетани синяки, ставшие желто-фиолетовыми; значит, появились они давно.
Наташа наклонилась, убрала волосы с уха, приложила голову к груди Бетани. Почувствовала едва уловимые движения вверх-вниз.
Мобильный телефон был у нее в кармане. К счастью, позвонить можно было даже из этой глуши. Сбросив пальто и укрыв им Бетани, Наташа набрала 999, вызвала «скорую помощь», подробно объяснила дорогу, потом спустилась, чтобы открыть переднюю дверь.
Наташа, дрожа, наблюдала за минутной стрелкой каминных часов, стоящих над маленьким железным очагом. Это означало, что недавно кто-то, – возможно Бетани, – позаботился их завести.
Она позвонила Эндрю Уилдингу и попросила его приехать туда, куда должны были доставить Бетани, – в больницу Джона Рэдклифа. Невероятно, но он воспринял новость чуть ли не безмятежно, словно не услышал ее или не поверил сказанному. Выключив телефон, Наташа ярко представила себе, как он упаковывает пару запасных носков, бритвенный прибор, отменяет заказ на молоко, проверяет, заперта ли входная дверь, едет по направлению к Стоу в своем сверкающем «Ауди». Даже в состоянии тревожного беспокойства старается не превышать скорость. Потом действительность медленно доходит до его сознания, и он с трудом нажимает на педаль акселератора. Страдание, которое он так тщательно прятал глубоко в душе целых двадцать лет ради дочери, наконец прорывается наружу.
Наташа звонила, стоя около окна спальни, спиной к кровати, меняя положение телефона, чтобы поймать самый сильный сигнал. Из окна открывался вид на заросший сад. Должно быть, он был очень красивым, когда Бетани ребенком играла в нем.
Наташа села на край кровати, посмотрела на Бетани. Она не могла отделаться от мысли, что Бетани действовала по заранее разработанному плану, что ее пребывание здесь в таком виде было совсем не случайным. Затемненная спальня с единственной железной кроватью – идеальная композиция для картины прерафаэлитов.
Она спросила себя, чувствовала ли Бетани, что рядом с ней кто-то есть.
Врачи из кинофильмов и телесериалов всегда советовали разговаривать с потерявшими связь с действительностью пациентами, как будто те были в полном сознании. Действительно ли от этого больному лучше? Или это делается для обострения драматического эффекта, просто для того, чтобы дать героям возможность высказать самые сокровенные мысли? Наташа наклонилась и взяла руку Бетани в свои ладони. Рука была маленькой и легкой, как у ребенка. Наташе показалось, что ее пальцы прошли сквозь эту руку.
Она выглядела такой умиротворенной... Наташа постаралась выкинуть из головы это слово – стандартный эпитет для описания смерти.
Однако смерть витала в этой комнате – сладковатый, нездоровый запах, словно призрак, заполонивший собой пространство и затаившийся в ожидании. Привидения, чьи ряды могут с минуты на минуту пополниться. Лиззи, Элеонора, Бетани. Их образы так перемешались в сознании Наташи, что она уже не могла с уверенностью сказать, чью именно руку держит в своих руках.
Она когда-то слышала теорию о том, что тот, кто рано сталкивался со смертью, притягивал ее к себе, словно часть его навсегда осталась по ту сторону бытия. Она подумала о маленькой Бетани, которая, должно быть, горько плакала от того, что мама покинула ее. И еще крепче сжала маленькую руку. Вскоре ей показалось, что кожа постепенно становится теплее.
Она представила Габриэля Россетти, который подходит к гробу Лиззи Сиддал, пытается сделать то же самое, убеждая себя, что кровь по-прежнему движется по ее венам.
У меня слабое сердце.
Синяки на ее теле. Желто-фиолетовые, старые, появившиеся приблизительно неделю назад. До Рождества.
Свет фонаря мерцал, как догорающая свеча. Он не погас, но освещение стало совсем слабым – батарейки садились.
– Ты должна проснуться. Все будет в порядке, – прошептала Наташа.
На полу возле кровати лежала коробка спичек, стояла наполовину сгоревшая свечка в деревянном подсвечнике. Наташа молилась про себя, чтобы фонарик не погас. Ей жутко было представить, как она будет сидеть здесь при свечах. Если привидения наблюдают за ней, им будет куда спрятаться.
Наконец на расстоянии послышался вой сирены «скорой помощи», потом замелькали таинственные, беззвучные всполохи синего света. Машина въехала в деревню, и сирена смолкла.
Внизу постучали, потом послышался звук открываемой двери. Мужской голос прокричал: «Есть здесь кто?»
