Антон Чижъ - Камуфлет
Быстро покинув приемную залу, он, буквально нос к носу, столкнулся с полковником Ягужинским. Начальник дворцовой стражи тяжело дышал и выглядел до крайности взволнованным.
— Что происходит? — выкрикнул он.
— Рефительно ничего, — заверил Родион Георгиевич, опершись на эфес шпаги. — Аудиенция окончена. Сирот угофают, государыня довольна, я свою миссию исполнил, наследнику подарок понравился. Боюсь за директора Кулебяко. Сей славный муж вот-вот задохнется от восторга. Ожидали чего-то другого?
— Я не слышал звук взрыва…
— Как вы сказали? — переспросил Ванзаров.
— То есть, слышал взрыв…
— Именно не слыфали. Пироксилин, заложенный в птичку не сработал. Потому что его там уже не было. Хотя ювелир Кортман честно приклеил бархатное дно. Я же предлагал вам поехать и посмотреть на главную улику. Но вы отказались. Все тревожились о господине за портьерой, намекали громко, чтобы он скорее уходил.
— Как…
— Великие замыслы руфат нелепые мелочи.
— Фактор случайности… — пробормотал Иван Алексеевич.
— Не надо так выпучивать глаза, полковник, все кончено, вы мне уже не интересны. Ну, разве что назовете истинного виновника… Не хотите? И ладно. Меня только один вопрос занимает, могу ли знать?
— Что еще?
— Зачем вас в живых оставили?
Полковник затравленно огляделся и с призрением бросил в лицо чиновнику сыскной полиции:
— Только подумать, какой великий инквизитор выискался!
— Всего лишь полицейский. Уж вы-то должны знать…
— И какой-то инородец, навроде жиденка, смеет меня учить?!
Ванзаров стиснул эфес гражданской шпаги, но сказал сдержанно:
— Извольте знать, я не только обрусевфий немец в третьем поколении, но имею честь владеть татарской, малороссийской, мадьярской и даже каплей китайской крови. Только подлость от крови не зависит. В чем убедился нынче.
В зале появился барон Фредерикс, в изумлении остановился и отменно вежливым тоном спросил:
— Кто позволил?
Лицо Ягужинского побагровело, скулы перекосил спазм ненависти, губы сжались.
Задыхаясь, он прошипел:
— Ненавижу!
Вот только кому досталось проклятие, коллежскому советнику или министру двора, осталось неизвестным. Полковник бежал, не разбирая дороги.
Как истинный джентльмен, Владимир Борисович попросил извинить за безумие его подчиненного.
— Вы произвели хорошее впечатление, — любезно добавил он. — Жду завтра на Фонтанке в десятом часу. Обсудим ваше будущее.
Родион Георгиевич поблагодарил за оказанную честь и испросил дозволения на величайшую милость: предоставить на сутки серебряного феникса. Завтра подарок будет возвращен в целости и сохранности.
Фредерикс мило улыбнулся:
— Продолжаете удивлять! Другой бы уже намекал на жалованье или ленты, а вы… Еще не разобрались с мелочами? И картотека не помогла?.. Ну, что с вами делать?.. Как говаривал Петр Великий: «Коли казнить, так жалеючи, а миловать — так без жалости».
Августа 10 дня, около полудня, +17 °C
Дом в Малой Подьяческой улице
Как бы опять пожалеть не пришлось: дверь не заперта, а в щель сквозняком свищет. Родион Георгиевич прислушался. Кажется, из квартиры доносятся рыдания, а может, стоны. Более медлить нельзя.
Ротмистр выхватил револьвер, со всей силы дернул створку и влетел галопом.
Ванзаров последовал за помощником.
В прихожей трупов или разрушений не оказалось. Зато плач слышался отчетливо.
Столь же резво Джуранский проник в комнаты и встал, как вкопанный.
От милого беспорядка не осталось и следа. Чудовищная свалка из книг, картин, коллекции оружия, домашних мелочей и одежды громоздилась прямо посреди комнаты. Обеденный стол для чего-то перевернули вверх тормашками, а потертые, но удобные кресла исполосовали в лохмотья. Посреди безжалостного разгрома сидела Антонина Ильинична в раздрызганном платье и предавалась любимому женскому занятию — безутешным слезам.
Мечислав Николаевич с сожалением убрал револьвер, и отправился осматривать другие комнаты. А Ванзаров, кое-как пристроил неудобную шпагу, присел на корточки рядом барышней:
— Ну, будет-будет. Слезами делу не поможефь. Что стряслось?
— Он… Он… Он… — Дальнейшее так и не выпуталось из сопливых всхлипываний.
— Кто злодей-то?
— Ленский! — Рыдания только пуще.
Да что ж такое! Все время мертвецы воскресают и путают умных чиновников сыскной полиции. Пора бы им успокоиться, в самом деле.
— Что ему понадобилось?
— За-а-ве-е-е-ща-а-ание!
— Хотел лифить опекунского наследства?
— Не-е-ет, кн-кн-князя…
Имея большой опыт успокоения всяческих слез, Родион Георгиевич быстро привел девицу в чувство. И тут выяснились совершенно удивительные обстоятельства.
В одиннадцатом часу утра явился Ленский и заявил, что никуда не уехал и более того, не уезжал. У него были безотлагательные дела, которые закончились полным фиаско. Но подробности сообщить отказался. Был он страшно взволнован, рассержен и крайне торопился. Причину столь внезапного визита объяснил просто: ему требуется завещание Одоленского. Вернее, не само завещание, а та половина листа, которую надо предъявить стряпчему. Князь составил душеприказную странно: все состояние, дома, счета в банках и даже мотор должны были отойти предъявителю оторванной половины листа, на котором и были изложены все условия рукой Его светлости. Почему-то Ленский был уверен, что вторая половина хранится у Берсов. Сколько Антонина ни уверяла, что этого быть не может, он не слушал. Ленский словно обезумел — скидывал книги, проверяя каждую, срывал картины, распарывал обшивку кресел и даже перевернул стол, надеясь обнаружить пропажу. Но так ничего и не нашел.
— Почему он был уверен, что завефание здесь? — задумчиво, как мог, спросил Ванзаров.
Антонина жалостно всхлипнула:
— Я не знаю, поверьте…
— Может быть, дядя что-то утаил?
— Это на его совести…
— У стряпчего Выгодского искать не пытался?
— Откуда мне знать…
— Куда Ленский мог двинуться теперь?
— Мне кажется, он собирался обыскать нашу дачу…
До Озерков даже на сумасшедшем лихаче ехать не меньше полутора час. Если Ленский был здесь два часа назад, у него приличная фора. Но не испробовать такой шанс — просто грех.
Родион Георгиевич приказал девушке напиться чаю или водки, уж как получится, запереть дверь, никуда не уходить, и открывать лично ему и никому более.
Августа 10 дня, ближе к двум, жары не чувствуется
Дача по Финляндской железной дороге
Никому более не позволено приближаться. Оцепление задерживало любопытных на дальних подступах. Да особо желающих одолеть кордоны жандармов и людей в штатском, за которыми незримо чудились «гороховые пальто», не наблюдалось. Даже местные городовые топтались поодаль, не желая лезть не в свое дело. И так понятно: революционеров ловят. Видать, филер пронюхал про подпольную типографию или склад оружия, их на дачах за милую душу прятать. Вот «охранка» и прихлопнет всех разом. Зря, что ли, столько народу нагнали?
Внезапно на дачную дорожку влетела взмыленная лошадь, а за ней скрипящая пролетка. Пассажиров было двое, и выглядели они, не к месту, странно. Один — в роскошном сюртуке, какой на приемы только надевать, да еще со шпагой между колен, другой в приталенном костюмчике, вышедшем из моды лет десять назад. Господа равнодушно поглядывали на жандармские чины и штатских, с некоторыми обменивались приветливыми кивками и беспрепятственно приблизились к окруженной даче. Остановить их никто не решился. Видимо, серебряные петлицы коллежского советника внушали некоторое уважение. Все же нашелся жандармский поручик, который схватил под уздцы кобылу и заявил:
— Прошу простить, ваше высокоблагородие, дальше нельзя.
Коллежский советник бодро спрыгнул в траву, чуть не зацепив шпагой порожек, приказал позвать старшего и огляделся. Дачу Берсов от арендованных владений семейства Ванзаровых отделяло два сада.
Ротмистр подошел быстро, но выглядел неважно: посеревшее лицо, глаза красные, как от бессонницы:
— Что вам здесь надо? — спросил он охрипшим от команд голосом.
— Хочу оказать помофь в поимке злоумышленника, — ответил Ванзаров.
— Справимся без вас.
— Позвольте один вопрос: уверены, что он прячется на даче?
— Без сомнений.
— Готов доказать обратное.
— Что это значит?
Родион Георгиевич предложил отойти в сторонку и, оказавшись в относительном уединении, сказал тихо, но уверенно:
— Мне все известно, Вадим Францевич.
Модль уставился на него:
— О чем это вы?
— О камуфлете.
— Не понимаю.
— Согласны выслуфать до конца?
Ротмистр кивнул.
