Джулио Леони - Закон тени
Вождь, видимо, что-то говорил о мальчике, но толпу, не понимавшую ни слова, это не особенно впечатляло. Толпа ждала зрелища. Рядом с Пико какие-то двое мужчин делились впечатлениями: наверное, они уже видели представление. Один восхищался «египетской магией», а другой кивал и осенял себя крестом, наверное стараясь нейтрализовать подозрительную силу, исходящую от повозки. Но оттуда пока ничего не исходило, кроме потока громких слов. Пико уже собирался уйти, когда вождь схватил кусок зеленой ткани с золотым шитьем по краям и набросил его на мальчика, полностью скрыв того из виду.
Вождь раскинул руки, словно призывая с неба какие-то силы, а потом начал водить ими над зеленым полотнищем, едва касаясь худенького тела, которое угадывалось под складками. Так продолжалось довольно долго. Потом египтянин вдруг резко сдернул ткань: мальчика под ней не было. Толпа восхищенно и испуганно охнула.
Пико тоже поразил такой поворот событий. Он застыл, разинув рот, как последний из крестьян, бесновавшихся от ужаса и восторга. Оставшись один, вождь с торжествующим видом оглядел зрителей. Он явно наслаждался произведенным впечатлением. Его глаза перебегали с одного лица на другое и вдруг остановились на Пико. Юноше показалось, что в них вспыхнул огонек, но египтянин тут же отвел взгляд. И все-таки Пико трудно было отделаться от впечатления, что вождь искал его в толпе и что представление в какой-то мере было затеяно ради него.
Вождь раскланялся перед публикой и отступил назад. Занавеска опустилась, и он тоже скрылся от глаз зрителей.
Толпа начала расходиться, со всех сторон слышались разные комментарии. Пико с минуту постоял в задумчивости, осмысливая увиденное. В голове у него теснился уже целый лес гипотез, объяснявших то, что произошло на сцене. Каким образом исчез мальчик? Вокруг уже начинали удлиняться вечерние тени, но сцена была дополнительно ярко освещена факелами, горевшими по углам. Значит, о простом обмане зрения речи быть не могло. Нет, мальчик действительно находился под полотном, Пико хорошо видел его силуэт, когда порывы ветра прибивали ткань к телу ребенка.
На миг он допустил, что мальчик и вправду исчез в результате магических заклинаний, на которые египтяне были большие мастера, но тут же в гневе отказался от этой мысли. Ему представился сердитый взгляд Лукреция: учитель укоризненно качал головой и указывал на богов, которых в своей поэме обратил в бегство вместе с их пресловутыми чудесами. Всему должно найтись логическое объяснение. Скорее всего, мальчик остался на помосте и исчез из виду не с помощью магии, а в результате простого трюка. Он вполне мог спуститься в замаскированный тканью люк и спрятаться внутри повозки. А покрывало держалось с помощью какого-нибудь приспособления, чтобы создать иллюзию накрытого им тела.
Но что могло его держать? Вождь поспешил свернуть покрывало и бросить его в повозку, якобы желая как можно скорее очистить поле зрения публики. Может быть, секрет крылся именно в этом быстром движении?
Юноше вдруг захотелось вскарабкаться на помост и встретиться с вождем, но он вдруг застыдился и не полез. Это означало бы принять вызов, а ведь египтянин только того и хотел. Пико решил не ввязываться и отправился по своим делам.
Миновав многочисленные телеги, тачки и груды строительных материалов, он добрался до церкви Сант-Агостино. Внутри вместо ожидаемого полумрака его ослепил яркий свет: у одной из абсид была полностью снята крыша и разобраны стены. В открывшемся просвете виднелся соседний монастырь, утопавший в зелени фруктового сада. Работа по реставрации и реконструкции кипела вовсю. До самого потолка, вернее до того, что от него осталось, громоздились леса, сколоченные из бревен. Повсюду виднелись кучи камней и кирпича. Боковые нефы тоже явно не годились для молитвы. Нетронутой всеобщей строительной суматохой оказалась только одна небольшая капелла, где стоял освещенный двумя свечами саркофаг.
Пико принялся растерянно озираться и вдруг увидел какого-то человека в сутане, который входил в пробоину в стене со стороны монастыря.
— Это церковь Сант-Агостино? — спросил Джованни.
Человек в сутане остановился и кивнул:
— Еще немного, и здесь будет самая грандиозная базилика в Риме. К следующему юбилею работы уже закончатся. Вы собираетесь поклониться матери великого святого?
Он указал на одиноко стоящий саркофаг.
— Да, конечно. Но также и могиле одного человека, который здесь покоится. Мне сказали, что в вашей церкви захоронены останки Леона Баттисты Альберти, архитектора.
— Леон Баттиста Альберти… Вы разыскиваете его могилу? Да вы на ней стоите, — немного подумав, ответил монах.
Пико опустил глаза и увидел у себя под ногами прямоугольник, с трудом различимый на полуразрушенном полу из ромбовидных каменных плиток. Под пылью и мусором он превратился в обшарпанный безымянный камень с едва различимой надписью. Юноша инстинктивно отскочил в сторону, словно камень его обжег. При виде этой забытой, жалкой могилы его охватило чувство вины. Человек, который при жизни наслаждался признанием и уважением самых блестящих умов Италии, покоился здесь, всеми забытый, и ни цветок, ни свеча не напоминали о том, что он жил на земле. Пройдет время, и подошвы пилигримов совсем затрут надпись на камне. Само имя канет в вечность, как будто человека и не было. Конечно, память о нем будет жить в его произведениях, им будут восхищаться в течение долгих веков, но ничто не напомнит о скорби и одиночестве его последних дней.
— Не бойтесь поступить неуважительно, — сказал монах, заметив движение юноши. — Там, под плитой, ничего нет.
— Как ничего нет? Но здесь же написано!.. — решительно возразил Пико.
Он принялся руками сгребать мусор, чтобы расчистить надпись. Имя архитектора проступило яснее. Кроме имени на плите были выбиты только даты рождения и смерти. Джованни провел по строчкам пальцем, чтобы монах убедился.
— Уверяю вас, там ничего нет, — покачал головой монах. — Когда начались работы, пришлось вскрыть все гробницы в нефе: без этого их было не переместить. И как раз эта оказалась пустой. Брат Мирто, бывший смотритель, мой предшественник, рассказал, что тело, скорее всего, куда-то перенесли, выполняя волю самого покойного. Он вспомнил, что при захоронении ему говорили, будто Альберти высказал пожелание покоиться в Падуе, в базилике дель Санто. Наверное, так и сделали. А вы его родственник? Хотите затребовать камень?
Пико поднялся.
— Нет, я не был с ним знаком. А кто тогда занимался его останками?
— Десять лет назад? — пробормотал старик, вглядываясь в надпись. — Я же вам сказал, тогда был другой смотритель.
— А этот брат Мирто еще жив? — осторожно спросил Пико, не надеясь услышать положительный ответ.
Однако старик, против ожидания, кивнул:
— Да, хотя он разменял уже девятый десяток и близок к тому, чтобы отдать Богу душу.
— А с ним можно поговорить?
Монах нерешительно на него взглянул.
— Он очень слаб и не совсем в уме. Что он сможет вам поведать?
— Прошу вас, брат! Это очень важно! Я специально приехал из Флоренции, чтобы поклониться праху этого человека.
— Ну ладно, раз уж вам так нужно… Чтобы потом не говорили, что монахи Сант-Агостино прогнали паломника. Брат Мирто теперь все время проводит в келье. Он не встает с постели.
Старик повел его к разрушенной абсиде, а от нее через дворик — к двери прилегающего монастыря. По узкой лестнице они поднялись на второй этаж и дошли до маленькой кельи в конце коридора. Монах легонько постучал и вошел.
Пико услышал, как они перекинулись несколькими словами, и монах пригласил его войти. Келью, больше похожую на закуток, почти целиком занимала кровать. Над ней висело скромное деревянное распятие. Маленькое окошко пропускало ровно столько света, чтобы осветить прозрачное, словно стеклянное, лицо древнего старика, лежащего на кровати. Длинная белая борода спускалась до самой простыни, сливаясь с ней.
— Брат, вот этот юноша хочет с вами поговорить.
Старик повернул голову к двери, обратив к Пико водянистые глаза, белесые от катаракты. На его морщинистом лице появилось вопросительное выражение.
— Десять лет назад, когда вы были смотрителем монастыря, в церкви хоронили одного человека, которого звали Леон Баттиста Альберти. Вы его помните?
Старик отвел глаза. Его лицо снова стало бесстрастным, но тут же вдруг озарилось.
— Леон Баттиста… флорентинец…
— Вы помните? — взволнованно воскликнул юноша.
— Да… Я помню… Он часто заходил… но не для молитвы, — тихо сказал старик, и голос его прозвучал грустно. — Он изучал остатки античных стен… и термы, которые построил Нерон.
— А кто после его смерти занимался погребением?
