Борис Акунин - Сокол и Ласточка
– Заплачу, заплачу, – нетерпеливо оборвал штурман. – Ты лучше скажи, обдумала мое предложение?
Мадам Роза пожевала губами.
– Ты хочешь купить у меня трех черных девушек. Так?
– Да. Желательно помясистей.
– Не взять напрокат, а именно купить? – уточнила она.
– Да, да, черт бы тебя побрал! Есть товар или нет?
– Гарри Логан, ты хочешь стать моим конкурентом, – горько сказала почтенная дама. – После всего, что я для тебя сделала! Признавайся!
– Нет. Я увезу их из Фояля. Ты никогда их больше не увидишь. Клянусь. Сколько ты хочешь за трех черных толстых баб?
Переговоры перешли в деловую стадию.
– Полные девушки пользуются хорошим спросом. Чем толще, тем желанней. Я продам их тебе по весу. Пять ливров за фунт живого мяса. И делай потом с ними, что хочешь.
– Это сколько же выйдет?
Штурман выглядел озадаченным.
– Считай сам. Во мне сто пятьдесят фунтов. Значит, я бы обошлась тебе в семьсот пятьдесят монет.
Она захихикала, а Гарри почесал затылок.
– Если на вес, беру тощих. Но тогда не по пять ливров, а по три.
Минут десять они торговались. Гарри требовал скидки за старую дружбу и оптовую покупку. В конечном итоге сошлись на полутора тысячах, поплевали на ладони и скрепили сделку рукопожатием.
Тут мадам Роза сказала:
– Добавь сотню и получишь в довесок одну белую. Всего за сотню!
– Чего это ты так расщедрилась? – прищурился штурман. – Говори правду, старая мошенница. Меня все равно не проведешь.
– Я и не думала тебя обманывать. Есть у меня одна стерва, об которую я три плетки измочалила, а все без толку. Злющая, как бешеная собака. Но если ты берешь девок на вывоз, чтобы перепродать, какая тебе разница?
Он согласился:
– Это верно. Однако я хочу видеть, что покупаю.
Кажется, Логан затеял целый весенний сев, подумал я. Неужели он собирается взять в плавание гарем, чтоб уж наверняка заработать кредит у Господа? Тут два вопроса. Во-первых, как на это посмотрит команда? Во-вторых, чего ради ирландцу авансировать Всевышнего сразу на столько душ?
Нечего и говорить, что второй вопрос занимал меня гораздо больше первого.
Охранники-мулаты привели четырех девушек. Три чернокожие были тощие, забитые и испуганно жались друг к другу. Четвертая, со спутанными волосами цвета пакли, в грязном дырявом платье, была с цепью на шее и связанными руками. На скуле у нее красовался синяк, светлые глаза непримиримо сверкали.
– Поганая старая крыса, – сказала она хозяйке вместо приветствия. – Чтоб у тебя нос провалился. Чтоб ты на собственных кишках повесилась! Чтоб тебя обрюхатила шайка прокаженных! Чтоб в твоей утробе завелись черви! Чтоб у тебя из…
Мадам Роза подала знак, и скандалистке заткнули рот, но из-под кляпа продолжало доноситься невнятное рычание.
– Это бешеная Марта. Остальных зовут Бубу, Муму и Куку. Они славные девочки. Ну что, берешь?
Логан почесал подбородок.
– Если ты хочешь, чтоб я избавил тебя от этой мегеры, надо не прибавлять сотню, а скинуть.
– Черта с два! За двадцать монет мне ее прикончат и кинут в море.
Неугомонная Марта попробовала лягнуть хозяйку ногой, но матрона проявила неожиданную проворность – соскочила со стула и увернулась.
– Ладно. Получай ее бесплатно, – сказала она, пересаживаясь подальше. – Не хочу брать лишний грех на душу. Когда я получу деньги?
– Пусть девок доставят к причалу через час. Там и рассчитаемся. Все, мне пора. Эй, где моя сабля?
Проданных рабынь стали привязывать к длинной веревке. Три робкие негритянки плакали, очевидно, плохо понимая, что за перемена приключилась в их судьбе, но не ожидая ничего хорошего. Бешеная Марта мычала и брыкалась.
Вот еще одна сфера, в которой пернатые выгодно отличаются от двуногих, думал я. Птица может напасть на другую птицу, чтобы отбить самку, защитить свою территорию или отобрать корм. Но никто из нас не станет мучить себе подобных из злобы или корысти. Рабовладение – одна из отвратительнейших причуд человечества, а между тем торговлю людьми запрещает закон и оправдывает церковь. Светоч разума, просвещенный и преосвященный Боссюэ пишет: «Отмена рабства означала бы противление Святому Духу, Который устами Святого Петра повелевает рабу не перечить доле своей и не понуждает владельца к освобождению раба своего». А ведь, казалось бы, всякому разумному существу должно быть ясно: всеобщее счастье и земной рай, которого так жаждут благонамеренные мыслители, наступят лишь тогда, когда вокруг не останется униженных и несчастных…
Иногда я впадаю в задумчивость совсем не ко времени. Вдруг я понял, что, пока я рассуждал о несправедливостях мира, Логан выскользнул за дверь. Не оказалось на месте и Летиции.
Я понесся к выходу, не думая об осторожности. Двое или трое бездельников с криком: «Гляди-ка, попугай!» попробовали ухватить меня за крыло. Я лишился пары перьев, но все-таки вырвался наружу.
Летицию я увидел сразу. Она стояла под фонарем, озираясь по сторонам. Но Логана след простыл. Похоже, девочка его упустила.
До рассвета оставалось недолго. Луна давно зашла, звезды потускнели, но сквозь темноту уже просачивался сероватый свет.
– Черт с ним, – пробормотала Летиция. – Все равно через час он будет на причале. За это время я как раз…
Конца фразы я не услышал, потому что девочка повернула вправо, где из-за крыш проглядывал шпиль церкви. Пришлось догонять.
Аптека, вот куда мы спешим, сообразил я.
И точно. Под вывеской с изображением крокодила (это давняя эмблема аптекарского ремесла) Летиция позвонила в колокольчик.
Нам долго не открывали, но моя питомица не отступалась. Стучала в дверь каблуком, кулаками, рукояткой пистолета.
Наконец лязгнул засов.
На пороге стоял сердитый старик в ночном колпаке и шлафроке. В руках у него был короткий мушкетон с трубообразным дулом.
– Только перед рассветом мне удается заснуть! – сказал он. – Если ты купишь у меня товаров меньше, чем на пять ливров, я тебя пристрелю.
– Здравствуйте, мсье Люк. Я врач с фрегата «Ласточка». Вот список снадобий и трав, которые мне нужны. Кроме того я хочу, чтобы вы изготовили декокт для расслабления скованных мышц и оживления парализованных нервов. Вот рецепт. Зелье нужно сделать срочно.
Она дала старику бумажку, составленную отцом Астольфом. Теперь я понял, почему Летиция так рвалась в аптеку.
Мсье Люк сунул мушкетон под мышку, изучил список и рецепт.
– Заходите, мэтр.
И пустил нас в лавку. Пока Люк зажигал горелку и смешивал в колбе ингредиенты, мы разглядывали товары.
Я не раз бывал в колониальных аптеках. В них торгуют не только лекарствами, а чем угодно – всякой всячиной, которую привозят заходящие в порт корабли.
Летиция застряла возле прилавка с благовониями, мазями, помадами и пудрами. Затем перешла туда, где висели платья, и у одного надолго замерла. Оно было из темно-зеленого шелка, с широким бордовым поясом и кружевным воротником. Я мало что понимаю в дамских туалетах, но даже мне было ясно, что этот наряд будет моей девочке к лицу.
Летиция неохотно отошла, потом вернулась и сняла платье с вешалки. Схватила несколько флаконов и косметических баночек.
– Куплю-ка я подарок своей невесте, – обронила она, слегка покраснев.
У аптекаря никаких подозрений не возникло.
– Есть еще сафьяновые башмачки, очень большой выбор. Наши корсары захватили голландский корабль, шедший на Кюрасао. Не желаете взглянуть?
Летиция желала, но декокт был уже почти готов. С печальным вздохом она расплатилась и, забрав покупки, вышла.
На причал мы прибыли с опозданием – шлюпка на «Ласточку» уже ушла. Пришлось с полчаса ждать, пока она вернется.
– Логан там? – спросила Летиция у сидевшего на руле боцмана.
– Нет. Он велел отвезти четырех девок и снова ушел в город. Ребята не хотели везти на корабль баб, но штурман сказал, это только на пару дней.
«Как так? Как так?» – спросил я. Почему на пару дней? А куда Гарри их денет потом?
Девочка этих вопросов боцману задавать не стала – вряд ли он знал ответ.
– А где капитан? – спросила она, нахмурившись.
– У себя в каюте.
Брови моей питомицы сдвинулись еще решительней.
– Ладно, едем.
* * *На «Ласточке» было непривычно пусто. Первая смена, отгуляв всю ночь, уже вернулась или, верней сказать, была доставлена на борт: на палубе в ряд лежали бесчувственные тела, от которых исходил густой запах рома. Вторая смена отправилась за своей порцией праздника и должна была прибыть к вечеру – в таком же состоянии. Все это мне хорошо знакомо по прежним плаваниям и кораблям.
Неожиданность была только одна. В деревянном решетчатом загоне под фок-мачтой, где раньше держали скотину, теперь сидели купленные Логаном рабыни. Черные сбились в кучку и дрожали от страха. Белая, пользуясь тем, что ее развязали, трясла клетку и бранила ужасными словами немногочисленных слушателей: вахтенного начальника Гоша, дневального матроса и юнгу, которому по малолетству отпуск на берег не полагался. Словарь у Марты был неисчерпаемый, фантазия изощренная. Моряки внимали с восхищением, а подросток шевелил губами, стараясь побольше запомнить.
