Счастье момента - Штерн Анне

Вчера директор Кортум вызвал меня к себе. Я ожидала этого. Коллеги давно от меня отвернулись, они сплетничают у меня за спиной, и я не могу их винить. Я – глубоко несчастная женщина, и от выпивки, к которой я давно пристрастилась, у меня дрожат руки. Но без бутылки мне не прожить и дня.

Директор Кортум сразу перешел к делу. До него дошли разговоры о том, что я не могу выполнять свою работу. Я опасна для себя и для окружающих. Поэтому ему не остается ничего другого, кроме как уволить меня. Потом он спросил, понимаю ли я его. Интересно, он правда ожидал от меня понимания и прощения? А ведь он прекрасно знает, что я отдала лечебнице годы жизни и что увольнение станет моим концом. Но мне стало его жаль, он тоже постарел и сгорбился. Поэтому я просто кивнула и ушла.

Мне страшно. Что будет дальше? Однако в глубине души я испытываю облегчение от того, что мне больше не придется садиться утром на поезд и ехать в лечебницу. Теперь и этому конец, а значит, из-за меня больше никто не пострадает.

Глава 32

Понедельник, 12 июня 1922 года

Карл стоял перед театром на Ноллендорфплац и курил, устремив взгляд на темные деревья. Запоздавшие капли дождя стучали по его шляпе. Внутри театра, за богато украшенным фасадом, находился отделанный красным деревом Моцарт-холл, который служил кинотеатром.

Сегодня на вечернем сеансе показывали «Заклейменных». С тех пор, как кинотеатр выкупил Ганнс Бродниц, кроме голливудских фильмов здесь начали крутить картины не для массового зрителя, поэтому последние два часа Карл провел в распадающейся царской России, раздираемой историческим прошлым и современным настоящим. Герои, брат и сестра, поддерживали революцию и боролись против бедности и антисемитизма. Кинотеатр предлагал зрителям путешествие в мир кино, поэтому билетерши в Моцарт-холле были одеты так, словно вышли из средневекового русского трактира.

Фильм произвел на Карла неизгладимое впечатление: музыка и глубокие образы преследовали его даже тогда, когда он, выбросив окурок, медленно направился в ночь, которая густела с каждой минутой.

Темноглазая актриса, сыгравшая сестру Аннушку, напомнила ему Хульду, хотя глаза у Хульды были куда светлее, а волосы – короче. Но от взгляда, которым Аннушка смотрела на своего возлюбленного, Карл покрылся мурашками. Поэтому он даже не удивился, когда ноги сами привели его на Винтерфельдтплац.

Беспокойство стучало, как обезумевший часовой механизм, и подгоняло Карла вперед. Он снова и снова перечитывал записи из дневника Риты Шенбрунн, снова и снова рассматривал их под разным углом, как шкатулку с двойным дном, словно искал какой-то скрытый смысл. Мертвый молодой солдат. Страдания от Великой войны тянулись из прошлого в настоящее. Отец, который никогда не вернется к детям, потому что честолюбивый врач поджарил беднягу, как кусок мяса. Рита. Рита Найтингейл, добрая душа, она держала пациента за руку до самой его смерти.

«Проклятье!» – подумал Карл, дрожащими пальцами закуривая очередную сигарету. Ему хотелось побыстрее покончить с этим расследованием. Почему он не может оставить прошлое в покое? Какое ему дело до женщины, которой не было дела до него?

Признаться, Карл немного завидовал детям из дневника – у них был отец, они могли его оплакать. А Карл даже не знал имени своего отца, который, скорее всего, и не подозревал о его существовании.

Карл вдохнул прохладный ночной воздух и, опустив голову, бесцельно зашагал вперед.

Страх невидимой рукой погладил по затылку. Что-то в дневнике Риты не давало Карлу покоя. Он чувствовал, что что-то упустил… Потом Карл снова подумал о Хульде, о ее ясных глазах, которые смотрели так обиженно, когда он запретил ей заниматься расследованием… Но гордости этой женщине не занимать, поэтому кто знает, последовала ли она его указаниям? И почему она несколько раз звонила в полицейское управление? Секретарь сообщила Карлу о том, что некая госпожа Гольд хотела с ним поговорить, но сообщения не оставила. У Хульды не было телефона, Карл даже не знал ее адреса… Знал только, что она живет где-то здесь.

Он в нерешительности остановился и огляделся по сторонам. Вечер понедельника, улицы медленно пустели. На площади почти никого не было. В уголке, где в базарный день, наверное, стоит булочник, ругались из-за последних крошек несколько голубей. Но вот круглый киоск, где продавались газеты, он один был еще открыт. Теплый свет маленькой газовой лампы освещал витрину.

– Добрый вечер, – сказал Карл, подходя ближе.

Импозантный старик за прилавком повел роскошными усами и расплылся в подобострастной улыбке опытного продавца.

– Добрый вечер. Чем могу служить?

Чтобы выиграть время, Карл принялся изучать заголовки и фотографии на первых страницах газет. Наконец он остановился на выпуске «Фоззише цайтунг» и вытащил из кармана горсть монет. Передал продавцу и с деланым равнодушием поинтересовался:

– Вы случайно не знаете госпожу Хульду?

– Возможно, – ответил старик и застегнул жилет так, словно захлопывал перед Карлом дверь.

– Так знаете или нет?

– Это зависит от того, кто спрашивает.

Карл изумленно вытаращился на старика, чья улыбка под усами сменилась серьезным, настороженным выражением.

– Меня зовут Карл Норт, – представился он и по привычке чуть было не добавил «комиссар уголовной полиции», но вовремя придержал язык. Ему казалось неразумным упоминать свою должность, когда речь шла о делах частного характера. «Очень частного», – подумал Карл и коротко зажмурился, на секунду вспомнив прикосновение губ Хульды.

Как ни странно, его собеседник снова улыбнулся – скупо, сухо, но улыбнулся.

– Вот вы, значит, какой. – Он посмотрел на Карла, словно говоря: «Выкладывай, что у тебя на уме».

Карл глубоко вздохнул. Значит, Хульда о нем рассказывала? Это хорошо или плохо?

– Вам известно, где она живет? – спросил он, чувствуя себя юнцом, который пришел к отцу понравившейся девушки и просит разрешения с ней погулять. Карл мысленно вздохнул. В прошлом такие вещи всегда давались ему с трудом, и даже сегодня он чувствовал себя неловко и глупо. Поначалу представительницы прекрасного пола «клевали» на его внешность, но после первого же разговора предпочитали держаться подальше, словно от него разило дурным запахом.

Карл не удивился, когда собеседник сказал:

– Будь вы на моем месте, дали бы незнакомому мужчине адрес одинокой девушки?

Карл сокрушенно покачал головой.

– Вы правы. Просто… – Он замешкался, опустил взгляд на носки ботинок. – Мне нужно срочно с ней увидеться. Можно сказать, речь идет о жизни и смерти.

Продавец газет рассмеялся – тихо, коротко, но этого хватило, чтобы Карл смутился.

– Вы, современная молодежь, так любите преувеличивать! Все у вас срочно, вечно вы спешите сломя голову. Куда же делись старые добрые времена, когда мужчины терпеливо и с достоинством ухаживали за женщинами?

Карл чувствовал, что щеки заливает жар, но надеялся, что в тусклом свете этого не видно. На всякий случай он немного отодвинулся от газового фонаря.

– Вы неправильно меня поняли, – холодно сказал он, стараясь, чтобы прозвучало не как отговорка, и придал голосу возмущенные нотки: – Мы с госпожой Хульда работаем вместе над одним делом.

– Могу себе представить, – пробормотал старик, с улыбкой поглаживая усы. – Дайте угадаю – госпожа Хульда всегда на шаг впереди вас?

– С чего вы взяли?

– Мой дорогой, я знаю госпожу Хульду намного дольше, чем вы. Уверяю вас, никому не под силу за ней угнаться!

– Но она понятия не имеет, что делает! – воскликнул Карл, сам удивляясь волнению, прозвучавшему в его голосе. Он словно только сейчас осознал, в какой опасности находится Хульда. Что она недавно говорила об этой уличной девице, Лене? «У меня такое чувство, что она ищет моего общества…»

Карл ударил себя по лбу, потом рывком наклонился вперед и схватил ошеломленного продавца газет за грудки.