Антон Чижъ - Аромат крови
Крошечный старичок попятился и пал на шаткий стул рядом с гримерным зеркалом. Родион невольно осмотрелся: нет ли чего тяжелого у него под рукой, чем можно нанести оглушительный удар.
– Но это абсурд! – выговорил Дмитрий Иванович, справившись с бурей эмоций, которая так выразительно отражалась на артистическом лице. – Сданко не мог…
Чтобы не затягивать препирательства, Ванзаров перечислил улики и спросил:
– Меня интересует два простых вопроса: чем он завлекал барышень?
Орсини мотнул головой, что добрый конь, усы заколыхались тростинками на ветру.
– Даже представить не могу… Это не умещается в сознании…
– Ответа у вас нет, – подытожил Родион. – Тогда второй простой вопрос: чем он убивал? У вас богатый арсенал.
– Но это все хранится под замком! Я лично слежу! – в полном отчаянии вскричал фокусник. – Ни один нож не остается без присмотра. А мечи и секиры – так ведь это чистая бутафория. Ими муху-то не убьешь!
– Больше у вас нет ничего?
– Да сами проверьте! Сданко и не прикасался к ним. Поручал ему готовить веревки, закладки делать и всякую мелочь. А чтоб настоящее оружие – никогда!
– Хотите убедить, что ваш ассистент так чисто резал женщин перед началом представления, что вы об этом ничего не знали?
– Да как же могу знать, когда прихожу к самому началу, когда уже все готово! Вы спросите в «Помпеях», когда меня видят. А Сданко весь день там пропадал, вроде еще какое-то жалованье получал как уборщик. Можно ли представить, что я буду убивать Лялю и Ладу? Они же выросли у меня на глазах.
– Значит, племянниц убивать не стали бы. А барышню Лихачеву – вашу любовницу – отчего бы не попробовать?
Дмитрий Иванович сжался, став еще меньше: просто мальчик-с-пальчик на краешке стульчика.
– Вы слишком жестокий, господин Ванзаров…
– Что искали, то и получили, – ответил Родион. – На прошлой неделе наводили справки обо мне в «Петербургском листке», свидетель это подтверждает. И при этом не знаете, что за фамилия была написана на руке жертв. Как такое возможно?
– Я спрашивал не вас, а толкового сыщика!
– Зачем?
– Стали пропадать деньги из выручки. Мне нельзя устраивать публичное следствие – урон репутации. Скажут: что это за фокусник, у которого пропадают средства, – и конец аншлагам. Вот и хотел частным образом… И потом, откуда же знал, что судьба нас сведет? Вы же еще каким-то Чижом назвались…
– И надпись не узнали?
– Как узнать на таких нервах! – закричал Орсини. – Показали мне полоску кожи, вижу – магические символы и какая-то латиница. Я и думать забыл о вашей фамилии! Поймите же!
– Что-то вы совсем ничего не видите, господин Толстиков. У вас под носом Дракоши крутил роман с Лизаветой Волгиной, а вы знать не знали.
– С Лизой? – изумился Орсини. – Но ведь он же с Вероникой…
– Это вы так считаете. А на самом деле госпожа Волгина еще два года назад в него влюбилась. Пошла к вашему брату, чтобы заработать приданое.
– Я старый, слепой, глупый крот! – И фокусник вцепился в клочки прически. Не хуже трагика.
– Думаю, что вы значительно умнее, господин Толстиков.
Орсини вдруг резко отпустил волосы:
– Позвольте… Но если Сданко арестован, кто же завтра будет мне ассистировать? У меня же не осталось ассистентов! О, ужас! Придется звать Лизу…
– Это невозможно, – сказал Ванзаров. – Госпожа Волгина убита ножом в горло. Догадайтесь кем.
Раздался стон:
– Нет, ну что же это такое!.. Какой-то нескончаемый кошмар! Дайте взглянуть этому негодяю в лицо! Дайте спросить, зачем ему эти гнусные преступления!
– Задать Сданко простые вопросы мы не в силах. Надеюсь, это сделают другие.
– Что за туманные намеки?
– Только факты. Госпожа Волгина успела напоить его вином с мышьяком.
– Он умер? – переспросил сам себя Орсини и тут же добавил: – Заслуженная кара!
– Считаете это справедливым?
– Да за то, что он натворил, его мало живьем сварить!
– Кстати, сколько Дракоши получал у вас жалованья?
– Почти сто рублей в месяц. А вам зачем?
Пришлось быстро подсчитать: за два года – чуть менее двух с половиной тысяч, это если питался на жалованье дворника. И во всем себе отказывал.
– Откуда же у него на банковском счете взялось десять тысяч?
– Сколько?! – Дмитрий Иванович заметно оживился при разговоре о деньгах. – Откуда столько?
– Это я вас спросил, – напомнил Родион.
– О, каков подлец! И как притворялся беднячком. Все рассказывал, как копит каждую копейку для родителей.
– Для свадьбы… Как же завтра будете фокусы показывать? Заодно хотел бы узнать: чем удивите?
Орсини молитвенно сложил руки:
– Прошу вас, не убивайте меня окончательно! От всех держал в секрете, даже Сданко ничего не знал. Поймите: это самая ужасная примета – рассказать новый фокус перед тем, как показать его на сцене. Провал гарантирован. Пожалейте старика…
– В таком случае прошу показать декорации и реквизит, что привезли из «Помпей».
– Но ведь это на сцене, там темно…
– Ничего, посветите.
Керосиновая лампа еле-еле справлялась с темнотой. На сцене уже все было выстроено для конкурса. Декорации фокусника скрывал отдельный занавес. Родион обошел уже знакомые ему конструкции, посмотрел несложный реквизит. Орсини держался сзади и давал комментарии: выступление должно начаться сразу за объявлением победительниц. Сначала он покажет несколько несложных фокусов, а затем – гвоздь программы. Ничего убийственно подозрительного логика не обнаружила. И решительно приструнила негодную интуицию, которая опять позволила себе слишком много.
– Что Сданко привез сюда в самую последнюю очередь?
Дмитрий Иванович указал на развернутую ширму из довольно узких створок. В темноте еле видимую сплошным пятном.
– Это для чего?
– Одна из принадлежностей моего чуда. Убедились, что это всего лишь фокус?
Родион не стал вдаваться в дискуссию. Обман и есть обман. Узнав, где сейчас госпожа Маслова, вручил керосинку и пообещал, что завтра после конкурса разговор будет продолжен. Кажется, Орсини смирился со своей судьбой. А что вы хотите: попался в лапы гениального сыщика – сиди и не рыпайся. Кто посмел сказать слово «сыщик»? Хорошо хоть Родион не слышит. Ну да ладно…
Табличка уже привычно просила не стучать. И так же привычно Ванзаров дернул на себя ручку без лишних стараний.
Лидия Карловна восседала за конторкой среди изобилия букетов, заготовленных на завтра. Легкий запах бумаги, а не свежее благоухание намекал, что цветы искусственные.
Увидев вошедшего, хозяйка конкурса положила перо и заявила:
– Я могла бы простить, господин Ванзаров, наглую привычку являться без стука. Но то, что вы сделали с моими девочками, прощению не подлежит. Некоторые до сих пор не могут прийти в себя от нервного потрясения. Прошу вас выйти вон. Ни разговаривать, ни отвечать на ваши вопросы я не намерена.
Настроена крайне решительно. А когда дама настроена именно так, даже сердце в рыцарских латах может отступить. Родион попытался спросить о завещании и смерти Агапова, но ему отвечало глухое молчание. Со стенкой и то разговор сложился бы более содержательный.
– Приятно было пообщаться, – скорее себя отблагодарил Ванзаров. – И, кстати, завтра не забудьте вызвать на конкурс еще одну запасную. Несколько часов назад госпожа Вонлярская найдена мертвой.
Он вышел не простившись, но остановился в коридоре. За дверью было тихо: ни причитаний, ни всхлипов. И за ним никто не выбежал. Хоть он чиновник наглый и неприятный во всех смыслах, но какая женщина удержится, чтобы не расспросить о подробностях. Все-таки не чужую племянницу убили. Но, как видно, госпожа Маслова обладала знаменитой агаповской выдержкой. Непробиваемое спокойствие. Или что-то другое?
Своим привычкам Тухля не изменял, не то что жене. Дверь гостеприимно открыта, а сам милый друг разлегся на диване, где же еще. Сразу видно: так устал за день. Не успел Родион и вздохнуть, как на него насели с жалобами:
– Пухля, мне так плохо! Столько страданий. Я не могу найти себе места!
Судя по скрипу пружин, место для страданий было выбрано удачно.
– Это так ужасно! Я в тоске!
Кто бы догадался, что упитанная, розовая физиономия так страдает. Формальная логика на это не способна.
– Что, друг мой Тухля, жизнь дала трещину? – спросил Ванзаров, без сил падая на стул.
– Если бы ты мог понять! Если бы ты знал…
– Спорим, расскажу, что с тобой происходит, не сходя с этого места?
– А на что спорим? – Тухля проявил интерес, даже на локте приподнялся. Как же легко заманить его в ловушку. Ничего с институтской поры не изменилось. Куда только жена смотрит?
– Если проиграешь – бежишь за пролеткой и на всю улицу кричишь петухом.
