Елена Ярошенко - Две жены господина Н.
Через две недели хирурги разрешили Василию перевезти хозяина домой с условием, что там будет чистота, хороший уход и специально нанятая сестра милосердия для перевязок и уколов. Вася бережно привез Дмитрия Степановича в особнячок, который они с Дусей оттерли по такому случаю до блеска.
Василий очень серьезно отнесся к своей миссии и даже от излишней заботливости съездил по шее извозчику, который ухитрился заехать в глубокий ухаб и тряхнуть сани.
— Смотри, куда едешь, раззява! Не видишь, у меня барин весь врагами отечества израненный! Тебе, ироду, объяснили — правь сторожко, раненого везем, так нет, прет не глядя куда ни попадя! Все раны барину разбередишь, бусурман окаянный!
— Дмитрий Степанович, батюшка, красавец наш! — Дуся встретила их на крыльце с причитаниями. — С возвращеньицем! Господи, а мы-то уж тут наплакались за вас! Но слава богу, обошлось. Смилостивился господь! Я уж сегодня схожу в монастырь к вечерне, свечечку за вас поставлю…
Оказавшись в собственной спальне, Дмитрий с наслаждением вытянулся на удобной кровати, на чистой, хорошо накрахмаленной простыне, повернул голову — и вдруг его обожгла боль. Не в раненом боку, а где-то в глубине сердца…
На ночном столике лежало кольцо, которое он положил на Рождество под елку для Муры. Вероятно, собираясь в номера «Феодосия», Мура, до того не снимавшая кольца с пальца, швырнула его за дальнейшей ненадобностью на столик.
Сразу вспомнилось все самое плохое, а главное, Мура с револьвером в руке и с перекошенным от злости, чужим, жестоким лицом…
Нет, хватит! Эти воспоминания надо спрятать где-нибудь в дальнем углу памяти, как ненужную старую вещь на чердаке с рухлядью, и никогда к ним не возвращаться, а то жить просто невозможно. А кольцо — выбросить… Кольцо, которое так красиво смотрелось на тонкой Муриной руке… Ладно уж, пусть останется вместе с другими «горькими сувенирами» Митиной жизни.
— Вася, — позвал Колычев слугу, — подай мне, голубчик, мою резную шкатулку. Ту, из Демьянова…
Украшенную затейливой резьбой самодельную шкатулку с вензелем «ДК» преподнес Колычеву человек, пробывший много лет на каторге без всякой вины и возвращенный оттуда лишь благодаря молодому судебному следователю, заинтересовавшемуся давним делом.
В шкатулке лежали довольно дорогие вещи: массивный золотой портсигар, изящный перстень с солитером, изумрудная брошь и женский браслет в виде змейки, но для Дмитрия ценность золотых безделушек была иной. Каждая из них связана с какой-то грустной историей. И больно помнить, и трудно забыть…
Дмитрий положил Мурино кольцо в шкатулку и невесело подумал: «Если так пойдет и дальше, то у меня вместо семьи будет неплохая коллекция драгоценностей!»
Глава 27
Работы Бухало по изготовлению летательного аппарата затягивались. Савин съездил в Германию и разыскал в пригороде Мюнхена мастерскую, в которой строился аппарат. Бухало, энергичный человек лет сорока, в очках, с одухотворенным лицом, точил что-то на токарном станке. Савина он встретил очень радушно и доброжелательно и тут же с готовностью стал объяснять:
— Вот, изволите видеть, мотор фирмы «Антуанетт» привезли. — Бухало похлопал мотор по цилиндрам. — Я так ему обрадовался, думал — умная машина, а повозился с ним, смотрю — болван-болваном, придется его переточить…
Вслед за неоправдавшим надежд мотором были продемонстрированы листы стали, собранные части машины, чертежи и записи сложных математических вычислений.
Говорил Бухало много, увлеченно, с верой в свое открытие, но чем дальше они беседовали, тем яснее становилось Борису, что в конструкции аппарата оказалось много неожиданных затруднений, и если даже Бухало и сумеет решить задачу воздухоплавания, то отнюдь не в ближайшем будущем…
Азес, проживавший со своей семьей в Швейцарии, вызвал туда Савина и Гершуни, бежавшего незадолго перед тем с Акатуйской каторги.
Встретились они в Монтре, в небольшом уютном ресторанчике. Азес с самого начала заявил:
— Из дела Бухало не скоро что-либо путное выйдет. Нужно ехать в Россию и возрождать террор старыми методами.
Савин хотел было напомнить, что именно Азес втянул их в авантюру Бухало, но решил воздержаться — ни к чему сводить все к вульгарной склоке. Он лишь многозначительно заметил:
— Чтобы ехать в Россию, нужно знать, что и как мы намерены делать.
После долгих разговоров и споров, в которых принял участие и Гершуни, было решено следующее:
Партия эсеров должна напрячь все силы и, не жалея ни людей, ни средств (особенно средств!) восстановить боевую организацию ввиду крайней необходимости немедленных террористических выступлений.
Если технические новинки вроде летательных аппаратов для прицельного бомбометания использовать пока невозможно, а по старинке действовать трудно, значит, нужно шире изучать минное и саперное дело, устройство взрывов на расстоянии и прочее. Двадцатый век на дворе, и техника на месте не стоит. Есть полезные для дела террора технические новинки и помимо летательных аппаратов.
Устройство конспиративной квартиры для возобновления террористической деятельности в Москве взяли на себя Миллеров и Долли. Было решено, что они под видом супружеской пары арендуют квартиру в Замоскворечье (в той части города боевики вообще редко появлялись, и местные полицейские еще не знали их в лицо).
В этой квартире под видом «жильцов», снимающих комнату, будут появляться свои. Здесь же можно будет хранить запасы динамита, готовые бомбы и прочее…
Для мнимых супругов были изготовлены документы, и вскоре мещанин Евграф Лубковский с женой Евдокией поселился в арендованной им трехкомнатной квартире в доме церкви Николы на Пыжах в Пятницкой части.
Долли совершенно преобразилась. Никаких изысканных шляп, дорогих нарядов, французских духов больше не было и в помине. Косы, закрученные венчиком вокруг головы, полушалок с малиновыми розами на плечах, кофточка с баской превратили ее в хорошенькую улыбчивую мещанку, которой в отсутствие мужа любил строить куры околоточный надзиратель.
Дуня Лубковская быстро перезнакомилась и подружилась с соседками, с дворничихой, с владельцами окрестных лавочек, в ее доме постоянно толклись какие-то товарки, зашедшие на чашку чаю… (Знал бы кто из них, что в сундуке, на который они садились за недостатком стульев, полно динамита, а в бочке на кухне припрятаны бомбочки!)
Долли, прошедшая год назад стажировку в группе Рутенберга, считала, что прекрасно сумеет сама справиться с любым взрывным устройством. Ничего хитрого в этом нет, а пальцы у нее ловкие. Но при подготовке очередной бомбы ей не повезло — она сломала запальную трубку. Запал взорвался у нее в руках…
Боли она поначалу совсем не почувствовала и только с удивлением отметила, что кисти на левой руке нет, вместо нее торчат обломки раздробленных костей и лишь большой палец безжизненно висит на тонком лоскуте кожи.
Она метнулась на кухню к полотенцам, чтобы хоть как-то замотать рану и унять кровь, но снять полотенце с крючка никак не удавалось — оказалось, что на правой руке тоже не хватает пальцев… Долли, обессилев, опустилась на пол, прижав изуродованные руки к свисавшему краю полотенца, и тут на нее навалилась дикая, лишающая разума боль.
Миллеров во время взрыва был во дворе, куда он спустился за дровами. Услышав, как в его квартире что-то тяжело хлопнуло, он кинул вязанку дров и помчался вверх по лестнице, уже догадываясь, в чем дело.
Квартира была залита кровью, а Долли с совершенно белым лицом и безумными глазами сидела, сжавшись в комок, на кухне у посудной полки под вешалкой с полотенцами, прижимая к себе край окровавленной тряпки.
Миллеров понял, что нужно срочно бежать, но бросить изувеченную Долли без всякой помощи он не смог.
Кое-как замотав обрубки ее рук и схватив запасные документы, он вывел Долли из дома и повез в больницу. По дороге Миллеров пытался внушить ей, что докторам нужно сказать одно — дескать, неисправная керосинка взорвалась в руках, и в этом все дело. Но у него не было уверенности, что Долли понимает… Смотрела она такими глазами, каких он в жизни не видел. Казалось, из ее глаз так и выплескивается наружу мука.
Однако, несмотря ни на что, Долли еще раз подтвердила, что боевики недаром считали ее железной женщиной, — она не кричала, не плакала, сама дошла до экипажа и даже ухитрилась не потерять сознания до самой больницы, где бормотала что-то насчет керосинки. Врачи объяснили, что у нее пока сильный шок, а скоро она может обезуметь от боли…
Назвавшись случайным прохожим, который не мог не помочь раненой женщине, Миллеров предъявил больничному персоналу паспорт на имя полтавской мещанки Шестаковой, вынутый якобы из кармана пострадавшей, и благополучно покинул больницу.
